Роковой зов (СИ) - Арон Нора. Страница 62

Дико рассмеялась королева Антония, темный жрец, сидя с перевязанными руками и ногами и с кляпом во рту, рычал сквозь него и бился пятками об пол. Оба они стали похожи на безумцев, когда темная магия забурлила с новой силой и стала разрывать канву пространства, яростно прогрызая себе путь к свободе. Так, словно Темный не мог просто так взять и пройти в их мир, потребовалась жертва. Слишком жестокая жертва на взгляд Карающего.

Люди замерли перед вороной, как перед удавом, ожидая скорого нападения и такой же быстротечной кончины. Вряд ли кто-то сомневался, что его ждет с приходом Черного Бога.

С остальными Карающеми Олсон перепробовал множество формул, применил десятки артефактов, открытие портала невозможно было остановить. Они были бессильны. И выход из зала внезапно оказался заблокирован.

Марк лишь оттеснил лекарей и совсем юных учеников дальше от портала, остальные молча встали стеной между гражданскими и ранеными и приближающимся злом. Но что они могли сделать? Разве что только бороться до последнего, несмотря ни на что.

Тем неожиданнее для Старшего Карающего оказалась мягкая теплая светлая сила, что внезапно коснулась его затылка, прошлась по напряженной спине, погладила по голове и аккуратно отодвинула в сторону.

Когда он обернулся, его ослепил яркий свет. Он шел от двух фигур, сияющих во мраке зала, словно звезды на чернильных небесах, то только ярче. В них изумленный Олсон узнал своего якобы почившего Учителя и студентку-артефактора.

Оба, и Ревенфорд, и Строгова, были одеты в магические доспехи. Марк неожиданно осознал, что стал свидетелем возрождения еще одной древней легенды этой дикой ночью — перед ним стояли во плоти возрожденные Хранители Света, живые и реальные.

Мужчина обладал магией воды и доспехи переливались всеми оттенками синего, а женщина была воплощением металла и ее доспехи отливали серебром и переливались как стальной клинок на свету.

Собрав силу Света для одного мощного удара, Хранители не замедлили обрушить ее на начавшего проявляться в этом мире Темного Бога.

Враг заревел и стал рваться сильнее, но уже не мог двинуться вперед, Свет стоял щитом и не позволял сделать шаг. Люди с напряжением следили за битвой, порой не до конца веря своим глазам. Но вот, Свет стал постепенно вытеснять Тьму, брать верх на темным врагом. Пока воронка окончательно не схлопнулась. Кажется, Марку потребовалось несколько минут, чтобы понять: еще недавно казавшийся неумолимым и непобедимым, враг был повержен. Мужчина тихо выдохнул. Вновь взглянул на Хранителей.

Ожившая легенда, несуществующий миф, древняя история их мира. И вот, пожалуйста, прошлое резко и метко напомнило о себе. И как хорошо, что не только Тьма, но и Свет восстали из пепла далеких веков.

Рядом с Хранителями стояли мирасы, Марку нравилось это название, когда он учился в академии. Помощниками нынешних Служителей Света стали гигантский серебристый волк и грозная белая змея.

Ревенфорд и Строгова странно улыбнулись друг другу, а затем снова соединили руки, образовав своеобразный круг, и направили дивные потоки Света далеко за пределы зала и, скорее всего, данной местности. И Карающий был прав.

Свет мягкими волнами растекся по окрестностям, далее достиг Римстока и плавно окутал город целиком, уничтожая в людям темные магические остатки, возвращая в их сердца тепло и покой. Но поток на этом не остановился и, пройдя столицу насквозь, отправился дальше, на север, быстро достиг глубокого ущелья Вильярд и ринулся на помощь несчастному путнику, мобиль которого потерпел страшное крушение несколькими часами ранее. Это был Александр Риверс, герцог Оршанский и его сердце почти не билось.

Остатки мобиля покореженной обгоревшей металлической грудой лежали в метре от пострадавшего, а тело профессора археологии было так же изломано, руки и ноги лежали под неестественным углом, голова — разбита, мужчина был весь в крови, у него был сломан позвоночник.

Свет осторожно коснулся несчастного, прошелся по контурам тела, едва касаясь, а потом мягко, но настойчиво проник внутрь, окутал снаружи и ритмично запульсировал, словно делая искусственное дыхание и запуская одновременно сердце. Раны заживали на глазах, кости и сухожилия сращивались, только вот позвоночный столб был слишком поврежден и светлая магия не успела завершить исцеление, развеялась.

К пострадавшему уже спешили стражи правопорядка с Эриком Макормаком во главе.

Над материком Орос занимался рассвет нового дня. Темная ночь отступила и передала права дневному свету.

Глава 11. Скандал в семействе Ревенфорд

Реджинальд Ревенфорд

Как я себя чувствовал? Как последний дурак!

Я сделал большой глоток виски, стакан снова опустел, уже в который раз. Чего уж там, добью всю бутылку. И я начал пить из горла, благо, Горинс крепко спал и видел десятый сон, некому пристыдить молодого непутевого графа. И Нина уже ушла к себе.

Приставленная к ней горничная оказалась смекалистой девушкой, быстро просекла брачные татуировки на наших запястьях и со словами, вам сюда, миледи, оперативно утащила новобрачную в хозяйскую спальню. Не удивлюсь, если она еще и встала на страже покоя новой хозяйки и прямо сейчас бдит у закрытой двери. Не дай Боги, супруг не вовремя нагрянет. Без предварительной-то записи.

Темный тебя подери, кажется, бутылка кончилась. А вторую я не подумал припрятать. Бар, наверняка, закрыт. Что б тебе, Горинс, во сне икалось.

Тошно и что-то жжет в груди. Я со всего маху кинул пустую бутылку, она попала точно в цель — в портрет короля на противоположной стене, и разлетелась на мелкие осколки. Немного полегчало.

Но потом я снова вспомнил лицо Эдриана: черные жуткие глаза, презрительную усмешку, холод и отстраненность. Но если раньше я все списывал на его чрезмерный внутренний самоконтроль, то теперь ясно увидел всю картину.

Я никогда не знал настоящего Эдриана Данмарского. Все годы службы подлое лицемерие я принимал за доброжелательность и доверие, высокомерие — за излишнюю сдержанность, равнодушие и безразличие — за тактичность и признаки исключительного самообладания. Его вежливое «Друг мой», звучащее в голове, теперь осознавалось как самая настоящая издевка. Ты непроходимый идиот, Реджинальд Ревенфорд, Карающая длань короля Ингрии!

Я подошел к окну и распахнул створки настежь, вдохнул свежесть весеннего утра, растер ладонями лицо и, присел на подоконник, свесил ноги наружу и облокотившись на раму, стал наблюдать за разгорающимся рассветом. Хоть что-то в этом сумасшедшем мире не меняется.

За спиной тихо открылась и закрылась дверь, послышался шелест шелковой ткани и мягкие крадущиеся шаги, а потом шею обвили тонкие руки. Нина. Она доверчиво прильнула сзади, окутала меня тонким ароматом роз и своими робкими и нежными прикосновениями смогла незаметно и быстро прогнать печаль. На сердце сразу полегчало. Как же ты догадалась прийти сюда?

Я осторожно развернулся, влез обратно и обнял Нину. Она доверчиво прильнула, положила голову на плечо, взяла меня за руку и переплела наши пальцы. На запястьях темнели брачные узоры. Боги, мы ведь женаты! Мысль прострелила насквозь и вызвала какой-то благоговейный трепет. Эта женщина в моих руках — моя жена, мой друг, моя вечная спутница жизни, предназначенная мне судьбой.

Нина подняла голову и посмотрела прямо в глаза, тихо вздохнула, встала на цыпочки и решительно поцеловала. Тело откликнулось мгновенно, по спине побежали предательские мурашки. Мы замерли на несколько секунд, всматриваясь друг в друга: она — несмело давая желанную надежду, я — ища малейшие признаки сомнения.

Дыхание участилось, когда я увидел в ее глазах абсолютное доверие и любовь. Моя ты, родная! Я взял ее маленькую ладошку и приложил к груди в районе сердца, пусть послушает, что она делает со мной. Кожу обожгло, кровь забурлила сильнее. Ладошка стала беззастенчиво путешествовать дальше, открывая новые горизонты.

Я расстегнул и сбросил с ее плеч легкий шелковый халат, присел на подоконник и одним движением усадил жену себе на колени. Стыдливый румянец разлился по щекам девушки. Какая же ты сладкая, если б ты знала. Поцелуй был глубоким и жарким, правда, я еще пытался сдерживать себя. Проложил дорожку из коротких поцелуев вдоль шеи, потом от ее ключиц к раскрытым манящим губам, вкус ее бархатистой кожи пьянил и сводил с ума.