Разрешите влюбиться. Теория поцелуя - Сокол Лена. Страница 7
– Я давно тебе говорила, что они старомодные. Прям костыли какие-то, а не очки. Бабкино наследство!
Вот тут я расстроилась. Блин. А если профессор будет нам что-то показывать или писать на доске, а мне не будет видно?
– Идем скорей, – потянула ее за руку, – нужно занять места поближе.
Мы влетели в аудиторию, что называется, на всех парах. Помещение с высокими, чуть ли не как в концертном зале, потолками, было залито светом. Двадцать длинных рядов скамеек и столов освещали тянущиеся по всему периметру потолка лампы. Стены были выкрашены в белый, так что, если бы не стол преподавателя и черная доска, то мы могли бы ощущать себя совсем, как в операционной.
Профессора еще не было, а вот большинство мест уже было занято: студенты продолжали подниматься по ступеням, занимая все задние ряды. Мне удалось даже заметить Лиду и ее подружек, которые устроились ближе к парням из своей группы. Тех, кто уже сидел «на камчатке» я даже не пыталась рассмотреть, поэтому быстро скользнула взглядом по первым рядам и заметила машущую нам рукой Маринку Савину.
– Идем! – Оля тоже ее заметила, поэтому потащила меня за собой.
От меня не укрылось и то, что, как только я вошла в помещение, многие голоса затихли. Послышались шепотки и сдавленные смешки.
Мы сели на первом ряду. Я устроилась между подруг.
– Чего это наши коровы замычали вдруг? – Возмутилась Олька, оглядываясь на них.
И мне пришлось рассказать. И про то, как я ночь не спала, и как спросонья распечатывала курсовую, и как бежала с нею в дождь, и как позорно пала к ногам местного сердцееда под лихие возгласы толпы.
Наверное, не всякий человек захотел бы делиться историями своих неудач, но эти девчонки стали мне по-настоящему близки за прошедший год. С Олей мы с первого дня жили вместе в одной комнате общежития, а Марина была местной, поэтому все это время с удовольствием знакомила нас со своим городом, устраивая различные веселые экскурсии и показывая самые красивые места.
Нам никогда не приходилось скучать втроем. Больше всего мне нравилось, когда мы собирались вместе в общаге по вечерам и готовились к экзаменам. Мы сами придумали для себя удобную систему: экзаменационные вопросы писали на бумажках, каждая из нас тянула любой билет, минут десять готовились, а потом отвечали по очереди. Одна рассказывала тему, а остальные двое ее слушали, записывали и, конечно же, запоминали. Это позволяло нам не только отвлекаться от учебников, но и увлекательно, и с интересом общаться друг с другом. Особенно, если такие занятия сопровождались чайными посиделками – ммм, двойное удовольствие!
Возможно, своим сокурсникам мы и казались скучными и занудными – это две самые главные вещи, в которых обычно обвиняют ботаников. Но у нас был свой мирок, в котором нам не нужно было доказывать свое право на то, чтобы жить, как хочется, и как нам видится правильным. Каждая из нас давно решила, что тратить время на ерунду, вроде мальчишек, наряды и отдых в клубах, нецелесообразно, и мы хотели выжать из нашего обучения в университете по максимуму, чтобы иметь возможность потом найти достойную работу и осуществить свои мечты.
Таков был наш осознанный выбор.
Да, обычно мы слышали, как нас называют за глаза. Ботанички, заучки, зубрилки, очкариусы. Но замечать это было бы выше нашего достоинства. Зато как приятно было отшивать тех, кто минуту назад смеялся над тобой, а теперь приходил, подлизываясь, чтобы просить помощи по учебе.
Да, мы представляли собой три разновидности ботаноида обыкновенного, но ничуть этого не стеснялись.
Я всегда стремилась к знаниям. Девочка из маленькой деревеньки, не имеющая никаких связей. Я действительно с малых лет осознавала важность и необходимость обучения. Мне нужен был этот диплом, чтобы устроиться с помощью него в жизни. Поэтому я зубрила, зубрила и еще раз зубрила. Иногда ночами, иногда даже во время приема пищи. Могла вчитываться в некоторые параграфы по несколько раз, чтобы осмыслить. Чтобы отложить их в памяти навсегда.
А вот Ольке все давалось по жизни легко. Она с ходу запоминала целые абзацы теории и, едва глянув в учебник, могла воспроизвести по памяти любую формулу. Однажды услышав что-то на лекции, подруга будто записывала информацию на свой внутренний магнитофон, а сдав по ней зачет, удаляла за ненадобностью – попросту забывала. А что? Если нужно будет, быстро прочтет и снова запомнит.
А вот Мариночка у нас была настоящим гением. Из тех, что корпят над книгами не потому, что стремятся пополнить багаж знаний университетской программой, а потому что ни секунды не могут прожить без новой информации, которая может стать для них в будущем базой для новых, возможно даже великих открытий. Она сама готова была научить любого преподавателя тому предмету, по которому он читал лекции, поэтому с трудом всегда сдерживалась на парах, чтобы не поправлять оратора, давая дельные научные замечания.
Такие разные, не принимаемые обществом, мы все-таки были вместе. Дружили. Не то, чтобы нас, как других девочек нашего возраста, не интересовали мода и красота, просто мы уделяли подобным вещам гораздо меньше времени и внимания.
Ладно, я – вечно рассеянная и непутевая, могла выйти из общаги в тапках и даже не заметить этого, а вот Маринка всерьез однажды даже проанализировала такое понятие, как мода, и привела нам целый воз доказательств о том, почему классика бессмертна. А Ольга в противовес нам была почти нормальным человеком, успевавшим всё: и учебой заниматься, и выглядеть отлично, и умело сочетать в гардеробе неброские, но практичные вещи.
– И эти одноклеточные тебя обзывали Страшилой? – Возмутилась она, оглядываясь с суровым видом назад.
– Представь себе.
У Еремеевой чуть пар из ноздрей не повалил.
– Не слушай их. Даже не думай. Ты у нас красавица, а они просто тебе завидуют!
– Ага. – Вздохнула я.
– Да. – Вступила Марина, поправляя очки. – Особенно тому, что тебе не приходится вертеть задом перед преподавателями, пытаясь сдать зачеты.
– Это всё из-за того, как я выгляжу. – Вяло протянула я, укутываясь в вязаную кофту. – Этот Гай тоже на меня так смотрел, так смотрел. Брезгливо!
– Чем больше претензий к внешности других, тем больше недовольств собственной жизнью. – Маринка разложила ручки и карандаши на столе в особом, ведомом ей одной порядке. – Уж поверь мне!
– А я слышала, что раньше Гай учился хорошо. С учебой у него всегда все было в порядке. – Сказала Ольга шепотом, ложась на парту. – Не знаю, что потом стряслось.
– Да? – Не смогла скрыть своего интереса. – Откуда ты это знаешь?
– Да. – Она потянулась и ткнула Марину в руку. – Скажи, Марин, ты же с ними учишься.
– С кем? – Сквозь стекла очков промелькнуло пренебрежение. – С этими павианами? Да. – Она кивнула. – И я радуюсь каждый раз, когда они прогуливают пары. Без них очень тихо и спокойно.
– Если бы Настька встречалась с таким, как этот Рома, – мечтательно вздохнула Оля, – она бы быстро стала очень популярной девочкой в универе.
– Только не это, фу. – Я спрятала взгляд, роясь в сумке.
– Ну… – Оля усмехнулась. – Он же такой горячий. Неужели, не нравится?
– Нет!
– Кто? – Не выдержала Марина. И, поняв, что сказано это было чересчур громко, тут же понизила голос до шепота: – Он просто туповатый мажор. Вот и всё!
– Ммм… – Словно издевалась над ней Олька. – Мачо с железным прессом…
Маринка выдохнула так, что очки чуть не запотели:
– Бесцеремонный павлин.
Я отклонилась назад, чтобы им удобнее было спорить.
– Нет, он сексуальный. – Оля сдунула прядь темных волос, упавших ей на лоб. – Честно. Повезло Насте прямо перед ним в лужу плюхнуться.
– Чего? – Взмолилась я. – Всю жизнь мечтала рухнуть в лужу у всех на глазах!
– Да, так и представляю, как этот лапочка протянул тебе руку. – Олькины глаза зажглись озорными огоньками.
– Лапочка? – Хмыкнула Марина.
Я разложила перед собой тетрадь и ручки. Студенты продолжали прибывать, громко шумя, смеясь и топая. А вот преподаватель являться не спешил.