Дом лжи - Эллис Дэвид. Страница 2

Я вдыхаю полной грудью и киваю. Я сделаю это. Я готов.

До Хэллоуина

2. Саймон

13 МАЯ 2022 ГОДА

– Знаешь, в чем твоя проблема? – говорит Аншу, хотя я ни о чем его не спрашивал. И вообще, если начать перебирать мои проблемы, то мы просидим здесь до утра. – Твой вид не соответствует твоей роли, – заявляет он, не дожидаясь, когда я произнесу положенную в таких случаях реплику.

– Мой вид… – Я окидываю внимательным взглядом застегнутую на все пуговицы оксфордскую рубашку и синие джинсы. – А что с ним не так?

– Ты одеваешься как студент. Но ведь ты – преподаватель.

– И что мне теперь, носить твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях? Может, еще трубку курить начать?

Я сижу в своем кабинете на четвертом этаже юридической школы с профессором Аншуманом Биндрой, и уж его-то никто не примет за студента. Профессорскую внешность ему подарила сама природа: лицо круглое, как у совы, аккуратно постриженная бородка и густой, вечно взъерошенный, что с ним ни делай, куст жестких волос на голове. Аншу откидывается на спинку кресла.

– Саймон, друг мой, Верховный суд Соединенных Штатов только что вынес мотивированное решение, в котором судьи ссылаются на твою работу. Это как если бы все судьи Верховного суда разом повернулись из Вашингтона в сторону Чикаго и громко шепнули нашему ректору: «Пора назначить этого парня профессором». Ты должен собой гордиться. Чувствовать себя новым королем Четвертой поправки [3]. А ты вместо этого заявляешься в таком виде, как будто на вечеринку студенческого землячества собрался.

– Какое отношение имеет к профессорству моя одежда? Разве не важнее, что я говорю, чему учу, о чем пишу и…

Но Аншу насмешливо складывает пальцы одной руки в подобие клюва и делает ими такое движение, как будто быстро болтает: йада, йада, йада…

– Посмотри на Рейда: вот он выглядит именно так, как положено выглядеть профессору. Спортивный пиджак и брюки, каждый день. Именно брюки, не джинсы.

Рейд Саутерн? Да этот парень для науки – как Поли Шор для драматического театра: родители у него со связями, и все об этом знают.

– Спортивный пиджак он носит, чтобы спрятать брюхо, – говорю я. – А в джинсы, наверное, просто не влезает.

Аншу опускает голову и щиплет себя за переносицу.

– Ну да, ты бегаешь марафоны, и половина твоих студентов наверняка не прочь с тобой подружиться… Зато Рейд выглядит как профессор. Не только выглядит, он ведет себя как профессор. Он слушает у себя в кабинете Моцарта! А ты слушаешь R.E.M., и N.W.A., и еще «Panic! at the Disco».

– Ну, во-первых, – я наклоняюсь к нему, – я никогда не слушал и ни за что не буду слушать «Panic!», тем более «at the Disco». А во-вторых, какое отношение к профессорству имеет музыка, которая мне нравится?

– Да тут не только музыка, тут целый пакет проблем. Вид у тебя… потертый, музыка неправильная и общее отношение тоже… так себе. Вот ты, например, считаешь, что дело не во внешности, так? А я тебе скажу, что внешность имеет значение, да еще какое.

– Нет, я знаю, что имеет. Но меняться ради них? И не подумаю. Да и почему я должен меняться? Дресс-кода в нашей школе нет. Как преподаватель, я куда лучше Рейда Саутерна. Студенты его ненавидят. Я читал их отзывы. Как ученый, он в лучшем случае педант, пишет о вариантах истолкования обоюдного согласия в контрактном праве. Я же пишу о том, что государство систематически нарушает конституционные права собственных граждан.

– Ты чересчур самокритичен, раз уж мы об этом заговорили, – замечает Аншу.

Так, еще и это… Впрочем, почему бы и нет?

– А ты хочешь видеть меня самовлюбленным напыщенным ослом? Господи, Аншу, да ты противоречишь всему, чему учила меня мать.

Аншу выбрасывает вперед руку и тычет в меня указующим перстом.

– Вот что ты сейчас ляпнул Лумису в коридоре? Второй человек в чертовой комиссии по распределению должностей подошел поздравить тебя с тем, что Верховный суд процитировал твою статью, – и что ты ему ответил?

– А что? Не помню.

– Ты сказал: «Наверное, у Верховного суда был сегодня не лучший день».

О, точно, именно так я и сказал.

– А где же твоя благодарность? – продолжает Аншу. – Высшая судебная инстанция страны цитирует твою статью. Это что, каждый день случается? Ты не можешь хотя бы один день немного собой погордиться, походить с видом именинника? Но нет, такое не для тебя, ты даже комплимент не можешь нормально принять, без самоуничижения. И кстати, Рейд не ведет блогов, – ни с того, ни с сего добавляет он.

Я развожу руками.

– А блог-то тут при чем?

– Ты там шутишь. Смешишь читателей.

– А еще я обсуждаю разные судебные решения и анализирую, насколько они верны с точки зрения закона.

– Ты сочинил лимерик [4] о верховном правосудии Соединенных Штатов.

– Да, и он вышел забавным.

– Ну да, но нельзя же быть таким… нахальным и непочтительным.

– В смысле, нельзя не быть напыщенным? Нельзя не использовать сноски и латинские термины? Ты же знаешь, как я ненавижу сноски и…

– Да, мне известно твое отношение к сноскам. – Теперь он протягивает ко мне обе руки, а его лицо делается умоляющим. – Но профессора-правоведы пользуются сносками! Они сыплют латинскими терминами направо и налево!

А я – нет. Я одеваюсь так, как мне нравится, не подлизываюсь к факультетскому начальству за покерным столом и на коктейльных вечеринках, не пользуюсь латинскими терминами и ни за что, никогда не буду писать эти чертовы сноски.

Ну ладно, положим, это не битва за высоту Сан-Хуан [5], но для меня это дело принципа.

– Ты сначала получи должность, – продолжает Аншу, – а как станешь профессором, тогда и бросай вызов академическим устоям. А то ты с твоей отрешенностью…

Нет уж, отрешенность – это точно не про меня. Я какой угодно, но только не отрешенный. Я упрямый. А это большая разница.

– Хочешь латыни – вот, пожалуйста, – говорю я. – Ego facturus est via mea.

Аншу вздыхает.

– А теперь, будь добр, объясни, что это значит.

– Это значит, что я все делаю по-своему.

– Ну конечно, – он разводит руками. – Конечно по-своему.

– А теперь, коллега, извините, но я собираюсь пойти постричься.

– Кстати, и об этом я тоже хотел с тобой поговорить. У тебя слишком длинные волосы и вид…

– Как у студента.

И тут у меня звонит телефон.

Не прошло и пяти минут, а я уже вхожу в кабинет заместителя декана Мартина Комстока, который по совместительству является еще и председателем комиссии по распределению должностей. Сребровласый, улыбчивый, он вовсю эксплуатирует расхожее представление о том, как должен выглядеть и вести себя университетский профессор, – даже бабочку носит ярко-красную.

Вообще-то он носит бабочки специально для того, чтобы его об этом спрашивали, и тогда он, как бы нехотя, отвечает, что служил когда-то в аппарате судьи Верховного суда Соединенных Штатов Джона Пола Стивенса, который всегда носил бабочки, а потом был помощником сенатора Соединенных Штатов Пола Саймона, который тоже их носил. «А, это? Это я в память о них ношу, можно сказать, в честь их обоих…»

В следующем году наш декан уходит в отставку, и поговаривают, что именно Комсток возьмет бразды правления. Не все этому рады. Например, я. Комсток пришел в научный мир из политики, и в университете для него главное не наука, а приобщение к элите. Он воплощает все то, что я особенно ненавижу в академическом мире. Во всем остальном Комсток отличный парень.

– А, вот и ты, Саймон, хорошо, – говорит он, когда я стучу в его открытую дверь.

– Приветствую, декан. – Он любит, когда его так называют. Делает вид, будто ему все равно. А на самом деле любит.