Последняя из Лунных Дев - Дэвис Барбара. Страница 15

Добыча оказалась невелика – ее не хватило бы на букет или цветочную композицию, но вполне можно было расставить по баночкам на кухонном подоконнике. Продираясь сквозь сплетение сорняков, Лиззи стала собирать веронику и дикую герань, шалфей и мускусную мальву, складывая цветы себе в корзину. Она была бы не прочь добавить к ним еще несколько васильков – их густая синева прекрасно бы контрастировала с насыщенно-розовым цветом фуксии, – однако васильков не встретилось ни одного.

Ей очень грустно было видеть именно этот сад таким запущенным. Альтея всегда питала к полевым цветам особую любовь, похожую на некое глубинное родство. Возможно, потому, что они так много давали и требовали взамен так мало. Для тех, кто шел их родовой стезей – которых непосвященные зачастую называли язычниками, – все в мире было наполнено разумом и полностью сознавало свою роль в священном Круге рождения, роста, жизни и смерти. Альтея находила в этом утешение: в приливах и отливах, в смене сезонов, что составляли их год. Ее поддерживала вера в то, что ничто не растрачивается впустую и не бывает бесцельным, что всему отпущен свой срок и есть свое предназначение, – и когда это время истекает и предназначение исполнено, их внутренняя сущность все равно продолжает жить, принимая некий новый смысл и новую цель.

Вот почему в роде Лун предпочитали, чтобы после кончины их пепел был развеян по собственной земле – чтобы частица их навсегда осталась жить в родной почве. Лиззи никогда особо не задумывалась над этим обычаем, однако ее утешало осознание того, что прах Альтеи навеки стал неотъемлемой частью той земли, что у нее под ногами. И все же эта женщина заслуживала намного большего, нежели этот наводящий тоску клочок земли, густо заросший сорняками.

Лиззи окинула взглядом клумбы. Не так уж много это и потребует – всего лишь пару-тройку часов да кое-какие инструменты. Может, это было и бессмысленно – так же, как починка теплицы, которой занимался сейчас Эндрю, – но почему-то ей казалось это чем-то очень правильным. В эту работу Лиззи собиралась сейчас вложить всю любовь и всю признательность к той женщине, которая ее вырастила и выпестовала, в то время как собственной матери не было до нее дела.

И прежде чем она успела себя отговорить, Лиззи решительно направилась через заросшее лавандовое поле к сушильному амбару, где Альтея всегда хранила тяпки, грабли и лопаты. Вытянув из скоб увесистый засов, она подергала на себя дверь. Наконец с тяжелым ржавым стоном створка подалась. Лиззи шагнула внутрь, вдохнув отголоски ароматов тысяч некогда срезанных растений. Никаких цветов здесь уже не было и в помине – сушильные стеллажи и решетки давно пустовали, – однако отголоски их запахов все же остались, бесплотными сущностями витая в прохладном сухом воздухе.

Несколько секунд понадобилось, чтобы глаза адаптировались к темноте, но наконец Лиззи смогла различить кое-какие очертания во мраке. Садовый инвентарь, за которым она сюда явилась, висел сразу за дверью, однако Лиззи прошла мимо него, направившись к длинному деревянному верстаку у задней стены амбара, превращенному ею в рабочий стол, где она делала когда-то свои первые духи.

Это была самая настоящая любительская лаборатория – с запылившейся коллекцией позаимствованных где-то емкостей и самодельного оборудования, – однако, увидев все это вновь, Лиззи испытала внезапно острый приступ ностальгии. Сказать по правде, она скучала по тем далеким дням, полным проб и ошибок, по тому восхитительному предвосхищению открытия чего-то нового и совершенно неожиданного. В фирме у Шенье никаких приятных сюрпризов она не встречала. В последнее время она вообще редко когда заглядывала в лабораторию, большую часть дня проводя на летучках и деловых встречах, общаясь чаще с людьми, которые не в состоянии были отличить цветочный аромат от восточного.

Взяв себя в руки, Лиззи откинула эти ностальгические переживания прочь. Ей невероятно повезло на самом деле, что сразу после обучения она обратила на себя внимание Жаклин Шенье и получила работу, для которой многие считали Лиззи слишком молодой и неопытной. Она должна была бы благодарить судьбу – и действительно была ей благодарна. Целиком и полностью. И все же… она солгала бы, если б сказала, что, оказавшись в этом старом сушильном амбаре, не испытывает саднящей ностальгической тоски.

«Инструменты», – твердо напомнила себе Лиззи, отступив от стола. Она пришла сюда за огородным инвентарем, а вовсе не затем, чтобы бродить аллеями воспоминаний.

Она подхватила небольшие вилы и потянулась было за мотыгой, когда в дверях возникла чья-то тень. Лиззи резко развернулась, с удивлением обнаружив в проеме силуэт Эндрю.

– Тебе бы не стоило здесь находиться, – произнес он.

Лиззи уставилась на него, чувствуя, как участился пульс.

– Ты сегодня уже второй раз ко мне подкрадываешься!

– Я вообще к тебе не подкрадывался – ни сейчас, ни тогда. И я был бы весьма признателен, если бы ты эту штуку опустила. А то ты заставляешь меня нервничать.

Лиззи взглянула на вилы в своих руках, со смущением обнаружив, что непроизвольно целится ими прямо в Эндрю, словно собирается проткнуть его насквозь. Она медленно опустила инструмент, досадуя на себя, что оказалась такой пугливой.

– Тебе тут что-то нужно?

– Да. Мне нужно, чтобы ты отсюда вышла. Пожалуйста. Здесь небезопасно.

Лиззи демонстративно окинула взглядом амбар, не найдя там ничего, даже отдаленно пугающего.

– В каком смысле – небезопасно? С виду здесь все в порядке.

– Ну, для начала – дверь вот-вот сорвется с петель. Тебе вообще повезло, что она не пришлепнула тебя, когда ты ее открывала. А вон там… – Он сделал паузу, указывая рукой в конек крыши, где сквозь щель в досках явственно пробивался солнечный свет. – В апреле здесь был сильный ураган, который сорвал часть крыши и повредил несколько стропил. К тому же и чердак, и лестница вот-вот развалятся. Но это уже не по причине урагана – а из-за старой доброй сухой гнили. Амбары Новой Англии, конечно, строились надолго – но отнюдь не навсегда. А еще у нас тут прошлым летом обитала стая летучих мышей, а они, как правило, возвращаются на прежнее место.

Лиззи искоса взглянула на него, подвинувшись все же поближе к двери. От Эндрю пахло амброй и сандаловым деревом, студеными осенними днями с легким оттенком дымка. Это сочетание застало ее врасплох: от него исходил не резкий, вызывающий запах, а тонкий мужской аромат, подталкивающий к воспоминаниям, о которых она предпочла бы забыть. От него всегда так пахло. Всегда и неизменно.

Пробираясь мимо Эндрю к выходу, Лиззи чуть откинула голову назад и заметила на его волосах пятно шпаклевки.

– Летучие мыши меня не пугают. Напротив – я нахожу их довольно милыми созданиями. А вот ветхая крыша – для меня аргумент.

Эндрю следом за ней вышел наружу, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Это тоже у меня в списке.

– В каком списке?

– В перечне дел, которые я обещал исполнить твоей бабушке. Я хотел все это сделать, пока… – Он отвернулся, внезапно ссутулившись. – Но не успел…

Лиззи проглотила неожиданно набухший в горле комок.

– Я тоже.

– Она была настоящим человеком – твоя бабушка… Когда отцу диагностировали рак, я только-только начал как следует работать. Я был еще новичком в фирме и как раз получил в работу один очень крупный проект. А потому отец держал этот диагноз при себе. Ни словом не обмолвился, что он серьезно болен, до самого конца. Но твоя бабушка об этом узнала – или просто догадалась. Она стала готовить для него еду, прибираться в доме, возить его в клинику на процедуры, заваривать ему специальный чай, успокаивающий приступы рвоты. Ведь вот же упертый старикан! Я ничегошеньки не знал, пока уже врачи не отменили химиотерапию. Но Альтея всегда была рядом с ним. И я перед ней в большом долгу.

Лиззи выдавила зыбкую улыбку, испытывая одновременно гордость и печаль.

– Мне Альтея тоже ничего не сообщала о своей болезни. И я так ничего и не знала, пока она не ушла.