Дурман (СИ) - Данина Дарья. Страница 4

Я ничего не ответил. Как идиот пялился на деревья в парке и на малышню, выстроившуюся в очередь на новые качели.

Интересно, она вообще ничего не помнит из того дня? Или частично? Помнит наш разговор? Она тогда сказала, что никогда и ни за что не сядет со мной за один стол. Не сядет на один диван…

А сейчас мы почти на диване. Два стула, трущиеся друг о друга подлокотниками, можно считать диваном с перегородкой.

Мой взгляд застывает на её профиле, и я мысленно возвращаюсь в тот день…

— Какого хрена ты творишь, Князев? У тебя совсем крыша поехала? — Осина попятилась от меня, цепляя ногой корягу и едва удерживая равновесие. Замечает мой порыв протянуть к ней руки, и тут же выставляет перед собой свои, — Спятил?!

Даже не знаю, что это было. Я ведь даже не пил в тот день. Чего не скажешь о ней: Осина успела опрокинуть в себя пластиковый бокал вина. Разум, конечно, от этого не помутился, но щёки порозовели.

— Ты только со мной такая недотрога? — сжав зубы, я опустил руку.

— У меня есть на то причина. Разве нет? — её глаза сверкнули медью, отражая солнце. В голосе — сталь.

— То есть, я прав? — я снова вспомнил, как она сидела на коленях у Субботина. Как я тогда счесал кулаки о его морду, прикрываясь совершенно другой причиной.

— В чём? — Осина вновь задрала свой нос и надменно посмотрела на меня.

— В том, что ты та ещё…

— Ну ты и урод, Князев, — покачала головой и брезгливо скривила губы, — как же ты мне отвратителен…

— Серьёзно? — хмыкнув, я опустил голову. Обидно ли мне было? Возможно. Так же обидно, как, должно быть, и ей. — Наверно именно поэтому ты так стонала, когда я тебя…

— Заткнись! — Осина сделала шаг ко мне и снова подняла перед моим лицом свой тоненький пальчик. Она так любила это делать…

— Почему же?

— Заткнись, Князев! И не смей говорить об этом! Не смей даже думать об этом! Потому что ты знаешь правду! Знаешь, и пытаешься всё перевернуть вверх дном!

Она приблизилась, и теперь шипела мне в лицо, высоко задрав свою голову. В её глазах полыхало самое настоящее пламя. Мне даже показалось, что мои ресницы вот-вот вспыхнут от той палящей ненависти, которой она меня одаривала. Ветер поднимал её кудрявые тёмные волосы и я про себя сравнил её с медузой Горгоной. Только от взгляда той люди каменели. А я — горю.

— Правда? — я облизал пересохшие губы и усмехнулся Осине в лицо, — у каждого своя правда. Лида.

— Непробиваемый, — ответила мне таким же смешком. Закрыла глаза, раздосадовано качая головой, — знала бы, что ты припрёшься сюда — ни за что не приехала бы. Лучше бы дома осталась…

— Да ладно тебе, — против воли моя рука снова потянулась к ней. Воспользовавшись тем, что её глаза закрыты, мои пальцы зарылись в её волосах. Она резко и громко втянула свежий и немного прохладный воздух, и попыталась оттолкнуть меня. Но я был быстрее. Запутал свои пальцы в шоколадных прядях и слегка потянул, вынуждая Осину замереть.

— Отпусти, — рвано выдохнула, окольцовывая тонкими и холодными пальцами моё запястье.

Её взгляд лихорадочно метался по моему лицу. Соскальзывал, огибая округу и выискивая подмогу.

— Тебе не больно, — я склонился над ней, и второй рукой мягко обхватил её скулы. Большой палец бессознательно опустился к её губам. Влажным, и пиздец каким мягким. — Я не делаю тебе больно, Осина.

— Ты уже сделал, — прошипела и дёрнула головой.

И я отпустил. Почувствовал, как волосы на её затылке натянулись сильнее, и разжал свои пальцы. Неудовлетворённо качнул головой и отступил от неё на пару шагов. Пяткой задел баскетбольный мяч, брошенный мной несколькими минутами ранее.

Почему-то стало больно самому. Уверен, мой взгляд капитально отличался от её. Я это чувствовал. Я чувствовал так много! Блять! Так много, что моя башка раскалывалась на части. Грудная клетка ходила ходуном, а кости ломало, стоило ей оказаться так близко.

Я наблюдал за тем, как она сердито приглаживает свои непослушные волосы. Заправляет пряди за ушки и одергивает свою вязаную кофту. Отдаляется всё дальше и, наконец, застывает в метре от обрыва. Отвернулась и сложила руки на груди, демонстрируя мне свою отстранённость и ложное безразличие. Ну, конечно…

И… я не знаю, какая муха меня укусила. Моча в голову.

Я наклонился, подхватывая мяч с земли. Прокрутил тот в своих ладонях.

— Осина! — позвал её, чувствуя необъяснимую пульсацию в груди. Она едва успела обернуться на мой голос… — Лови!

Глава 4

Я еще раз проверил подкапотное пространство на наличие свежих масляных пятен и, наконец, убедившись, что всё чисто, отошёл от тачки. Вытер руки тряпкой, радуясь тому, что рабочий день подошёл к концу. Мне бы по-хорошему, отлежаться денёк после вчерашней тусовки.

— Ты всё? — поинтересовался у Пашки, глядя на то, как он с кружкой в руках неторопливо обходит машину, и садится в затёртое нашими задницами кресло.

— Ага. А ты?

— Почти.

Я подошёл к другу и, отхлебнув у того из кружки, сморщился:

— Снова твой чай из травы?

— Не нравится — не пей.

Не нравится.

— Чем заняться думаешь? — Спросил Пашка. Вообще, мы планировали вечером поиграть с ребятами в баскетбол. Но, кажется, единственное, на что я сегодня способен — это лежать.

— Спать буду, — чувствуя усталость в каждой мышце, я опустился в соседнее кресло.

— Нормально так вчера погуляли…

Нормально. Настолько нормально, что с трудом разлепил глаза утром. Я думал, что сдох. Мне было так плохо, что я готов был удавиться, лишь бы не подниматься с постели.

— Не хочешь обсудить вчерашнее? — огорошил меня Паха.

Я замер, рассматривая собственные пальцы вымазанные машинным маслом. Я не собирался это обсуждать. Я, откровенно говоря, даже вспоминать об этом не хотел. Хотя, нет… хотел, конечно. Думал об этом целый день и упивался мыслью о том, что вчера произошло.

— Нет, — сухо ответил, и, чтобы хоть как-то отвлечься, достал из кармана помятую пачку сигарет.

— Дров хоть не наломал? — настороженно поинтересовался друг.

— Не наломал.

И где-то в глубине души ощутил гордость за самого себя. Гордость, чёрт возьми!

— Красавчик, — пропел Пашка, и я улыбнулся, сжимая зубами сигаретный фильтр.

Оказавшись дома, первым делом я принял душ. Смыл с себя черноту и почистил зубы. Сбрил пятидневную щетину и, наконец-то, завалился на кровать. Мою кровать…

Раньше в этой комнате был обычный диван. Но через месяц после заезда, я купил себе нормальную кровать, а диван перетащил на балкон. Пашкина трёхкомнатная квартира была хоть и старенькой, но большой. Три комнаты, просторная кухня, большой совместный санузел, и балкон, по площади смахивающий на четвёртую комнату.

Смахнув покрывало на пол, я перевернулся на живот и обхватил подушку руками. Лицом зарылся в мягкость, и очень тихо простонал что-то нечленораздельное. Вчера была "знатная" вечеринка. Спонтанная, без какого-либо повода. Но отдохнули мы на славу. Я и не помню, когда последний раз так напивался. Я плохо помню конец вечеринки, но отлично запомнил начало. Хотя бы потому, что там была Осина. Она ушла рано, и мне, само собой, не хватило её присутствия. Как она там оказалась, для меня до сих пор остаётся загадкой. Насколько мне было известно, они никогда не была любительницей подобных сабантуев. Что пошло не так?

Это было у Самвела дома. Одногруппник и товарищ по баскетбольной команде. Мы хорошо ладили. Он не был моим закадычным другом, но это не мешало нам время от времени зависать вместе. Он жил отдельно от родителей и снимал квартиру неподалёку от универа.

Я застал Осину на кухне. Даже не сразу понял, что это она. Она стояла ко мне спиной. Что-то причитала, склонившись над столом. Мой взгляд ненадолго задержался на аппетитной попке, обтянутой белыми джинсами. Затем я обратил внимание на оголённые лопатки. Чёрный топ держался на ней за счёт тонких чёрных нитей, пересекающих по диагонали спину. И всё.