Подобно тысяче громов - Кузнецов Сергей Юрьевич. Страница 22

Первую бутылку пускаем по кругу. Хороший вайн, говорит Крис. Боже мой, какую же дрянь я пил в армии, вздыхает Сидор, а Крис рассказывает, как он косил в крейзе.

Если бы я не поступил в институт, думаю я, тоже пошел бы в крейзу, не позволил бы себя забрить, как Сидора. В крейзе я бы познакомился с олдовым пиплом, который косит не первый год, вышел бы оттуда системным, уважаемым, ездил бы стопом, ел бы ништяки, ночевал на случайных флэтах. Кайфовая была бы жизнь! Жалко, что я поступил.

– А тебя кололи аминазином, как генерала Григоренко? – спрашивает Альперович.

– А что, генералы тоже косят? – усмехается Марина, а Женя смотрит на нее с презрением и надувает губки. Женя очень красивая сегодня, но я люблю Марину. Вот выпью еще немного, думаю я, подойду к ней и скажу Марина, пойдем пофачимся. А она ответит Ништяк, а Крис только кивнет, потому что он олдовый и врубается во фрилав. Вот только выпью еще немного – и скажу.

Сидор говорит, что надо выпить за Брежнева или лучше – рассказать по анекдоту в его память. Альперович рассказывает про вампиров: За стаканами пойдем или по-простому горло прокусим? – Ты что, пять звездочек – из горла? Сидор говорит, что Героем Союза он, вроде, был шесть раз, а Женька прерывает: мол, кончайте стебаться, все-таки человек умер.

Альперович расчехляет «кремону». Может, мне спеть мой перевод из «Битлз». По-моему я клево перевел начало «Lucy in the Sky with Diamonds»:

Конечно, «ред» – это не совсем tangerine, но иначе в размер не влезает. Зато слово «калейдоскопический» удалось оставить – по-моему, классно. Жалко, припев никак не переводится. Я пытался сделать что-то вроде «Люсю искать и аскать» – вроде, и в размер попадает, и красиво, но что-то не то. А вот еще начало «She's Leaving Home»:

А дальше – опять кранты. Удружили мне пэрента, ох, удружили. Лучше бы я ходил во дворец пионеров в литературный кружок: у меня же явный талант к стихам, надо было его развивать.

А еще я хочу перевести «All You Need Is Love», это главная битловская песня, гимн всех волосатых. Никак не получается: «любовь» по-русски слишком длинное слово. Можно попробовать заменить на «секс», тем более – это одно и то же.

Тем временем Альперович уже поет «Дай мне напиться железнодорожной воды», стараясь не орать слишком громко, чтобы жильцы не сбежались. Летом он был в Питере, переписал кассету «Аквариума» и теперь поет только Гребенщикова. Мы открываем третью бутылку. Я вижу как Женя пересаживается на ступеньку выше и как бы ненароком прижимается к Крису. Вот было бы хорошо, если бы она увела его у Маринки – хоть он и олдовый и вполне врубается во фрилав.

А системный пипл любит «Аквариум»? спрашивает Сидор. Только пиплы и понимают «Аквариум», отвечает Крис. А я больше люблю Цоя, говорит Сидор, он тоже из Питера, китаец, как Брюс Ли. У нас одному земляки кассету прислали, там всего пара песен была… Забирает у Альперовича гитару, ударяет по струнам и орет во все горло, безжалостно фальшивя:

На третьем куплете в окно парадного просовывается недовольное женское лицо, исчезает. Сидор откладывает гитару.

Женька совсем уже притиснулась к Крису, я думаю, как бы подобраться к Маринке, но она с другой стороны обнимает Криса, злобно смотрит на Женьку, опять заводит разговор про гороскопы, телепатию и магию. Рассказывает, как однажды во сне увидела билет, который ей достался на экзамене. Смотрит на Криса со значением, а Крис мускулистой рукой уже обнимает Женьку, но все равно отвечает Кайфово, и тогда Женька гонит свою телегу о том, как в пятом классе они придумали с Леркой цветик-семицветик, который исполняет желания.

Я думаю: если бы у меня был такой цветок, я бы хотел быть стройным и сильным, как Сидор, умным, как Альперович, и свободным, как Крис. Я ездил бы стопом, ел бы ништячки, ночевал на случайных флэтах, фачился бы с клевыми герлами. Но у меня нет такого цветка, и поэтому я могу только смотреть на Марину, которая по-хозяйски обнимает Криса и говорит: цветик-семицветик – это же травка. Нет, отвечает Крис, это символ детей цветов, волосатых. Flower Power, говорю я.

Я отлично знаю английский, перевожу песни «Битлз», умею играть на гитаре. Я очень клевый, только никто этого не замечает, даже Маринка. Крис и Женя начинают целоваться, Маринка делает вид, что ей все равно, обхватывает колени руками, смотрит в сторону. Лестница слишком узкая, я не знаю, как подойти к Маринке, и в этот момент Альперович начинает петь: Рутман, где твоя голова? Твоя голова там где чай, а я говорю, чтобы привлечь Маринкино внимание:

– За что мне нравится Гребенщиков, так это за дзэнскую загадочность: при чем тут чай?

Я жду, что Маринка, которая наверняка не знает про дзэн, спросит «какую загадочность?» и тогда я ей все объясню, но вместо этого она спрашивает: вайн еще есть? И тогда Сидор кричит настал черед моего подарка и вынимает из кармана ноль-пять водки. Все делают по глотку, Альперович швыряет пустую бутылку из-под вермута в окно черного хода, стекло со звоном разбивается, а он, ударив по струнам, орет «Электрического пса», перекрывая голоса жильцов, доносящиеся с парадного.

– поет Альперович и с осуждением смотрит на Маринку и Женю, которые действительно не собираются быть как сестры и смотрят друг на дружку враждебно, особенно когда Женя снова целуется с Крисом, расстегивая батона у него на рубашке.

Когда я напиваюсь, я чувствую себя в дауне. Вот и сейчас я думаю: удружили мне пэрента, ох, удружили. Что это за день рождения, когда все заняты друг другом и не обращают на меня внимания? Я спускаюсь на ступеньку ниже, разворачиваю газету, там «Москва-Петушки», подарок Альперовича. Я думаю, что выгляжу очень одиноко – living alone for so many years – вот так сидя на ступеньке, и что Маринка должна обратить на меня внимание. Я как раз дохожу до места, где Веничка говорит с ангелами, когда внизу раздаются шаги и громкий женский голос:

– Как раз на третьем этаже, товарищ лейтенант, эта шпана и собралась. Такой день, а они буянят, песни поют, радуются!

– Полиса! – кричит Крис. – Скипаем, пипл.

Он выскальзывает из Женькиных объятий и протискивается в разбитое окно парадного. Марина следует за ним – юбка оголяет ее стройные бедра. Женя подхватывает свою сумку – и в этот момент на площадке появляются два мента и разгневанная тетка.

– Пиздец, – шепчет Альперович.

Я едва успеваю сунуть под задницу Самиздат и слышу, как Сидор говорит Жене: самое время обрывать третий лепесток, да? Менты приближаются, Женя бормочет про себя детский стишок и на словах вели, чтобы все обошлось Сидор встает и рявкает:

– Здравия желаю, товарищ лейтенант, сержант срочной службы Владимир Сидоров.

– Буяните здесь? – спрашивает мент

– Никак нет, – отвечает Сидор не сбавляя тона. – Поминаем Генерального Секретаря ЦК КПСС Председателя Верховного Совета СССР Леонида Ильича Брежнева.