Подобно тысяче громов - Кузнецов Сергей Юрьевич. Страница 47

Когда он успел? подумал Антон. Я ведь рассказал ему про Зубова только два дня назад, Зубов уже был мертв. Или он узнал от кого-то еще? Или сам знал Зубова? И в этот момент Поручик вскочил и заорал:

– Перестань нас разводить! Что значит «Антон нашел торговца, и торговец сказал»? А если это с самого начала подстроено? Антон привел своего приятеля, тот назвал какое-то имя. Сколько надо заплатить наркоману, чтобы он назвал мое имя? Или Ромкино? Да чье угодно!

– Мне никто не платил, – крикнул Антон. – Меня попросили найти дилера, я нашел, все!

В этот момент он верил: он действительно нашел Зубова и доказал, что тот продал марку убийце.

– И кто же был тот дилер? – крикнул Альперович, в то время как Поручик орал Сидору: не держи нас за лохов!

– Его звали Дима Зубов, – сказал Антон, вставая.

– А откуда мы знаем, что этот Зубов говорит правду? – подал голос Роман.

– Мне он ничего не говорил, – сказал Антон. – Он с Владимиром разговаривал. Но я знаю, кто покупал у него кислоту.

Взглянув на Сидора, Антон увидел: что-то дернулось в его лице. И понял, что Сидор блефовал. Никогда не встречался с Зубовым, никогда с ним не беседовал, просто поверил в связь убийства дилера и смерти Жени и разыграл спектакль, надеясь спровоцировать убийцу.

– Его знание, – сказал Роман, – никому не нужно. Я и так вам скажу, как было дело.

Слава богу, подумал Антон, не придется никого закладывать.

Роман встал.

– Лерка приехала сюда из Англии, сразу положила на меня глаз. Провернула это дельце с маркой, освободила себе место, а потом снюхалась с Антоном, и он, как дурак, помог ей замести следы.

– Что значит «снюхалась»? – спросил Поручик.

– «Снюхалась» в наше время означает «еблась», – ответил Роман. – Хотя вообще-то я им свечку не держал. Но я тоже не мальчик – видел, как они друг на друга смотрели, когда я их встретил у Петлюры.

– Стрелки переводишь? – спросил Альперович Рому, но Антона уже охватила паника. Случилось то, чего он с самого начала боялся. Версия Ромы была настолько убедительна, что Антон сам готов был в нее поверить. Круг замкнулся, Лерка, первая подозреваемая, все-таки оказалась убийцей. А он невольно стал орудием в ее руках, а сейчас его принесут в жертву на алтарь дружбы: Лерку-то они смогут простить, его – никогда. Он не выйдет из этого дома.

– Во-первых, у Петлюры мы встретились случайно. Это Роман был с Лерой, а не я, – попытался оправдаться Антон.

– А во-вторых? – спросил Сидор.

– А во-вторых, – раздался голос Лени Онтипенко, – марку принес я.

Он тоже встал, свесив живот над столом. Теперь только Лера и Альперович продолжали сидеть.

– Я привез сюда марку – продолжил Леня, – и передал Жене. Я спрятал марку тут, в доме, и написал ей записку, объяснил, как найти.

– Это была та самая записка… – сказал Антон.

– … да, со стихами про цветик-семицветик и алхимическим знаком. Антон видел ее в день Женькиной смерти, но я забрал у него и выкинул. Думаю, она и сейчас где-нибудь в комнате валяется.

– Но разве… – начал Антон.

– Но я не хотел убивать Женю! – внезапно закричал Леня, – я не хотел этого. Я ее любил! Мы любили друг друга! Я думал, это поможет ей уйти от Ромки. Даст ей силы! Энергию!

– Ну вот, – сказал Роман, садясь, – двумя тайнами меньше. Теперь мы знаем, кто был ее любовником и кто ее убил.

– Что я был ее любовником, знала каждая собака! – закричал Леня. – Только ты мог думать, что она тебе верна!

Роман снова вскочил.

– Я думал, она мне верна? Я думал, она спит со всеми по очереди! Потому что она была последней блядью всю свою жизнь…

– Не смей о ней так!… – крикнул Леня и, развернувшись, бросился прочь. Антону показалось: он слышит рыдания.

– Действительно, – сказал Альперович, взяв Рому за руку, – не надо о ней так. Она умерла, а мы все ее любили.

– Это я уже заметил, – буркнул Рома и сел.

– И что мы теперь будем делать? – спросил Альперович, обращаясь ко всем, но прежде всего – к Сидору.

– Сидор позвонит в колокольчик, поднимутся братки со стволами и свершится правый суд, – сказал Поручик, и Антон почему-то подумал о чекистских подвалах и призраках мертвых особистов, по звонку встающих из-под земли, держа наготове свои маузеры.

– Я помню, мы говорили, виновный должен уйти… – сказала Лера.

– Когда я говорил «должен уйти», я думал, это несчастный случай, – сказал Сидор.

– Но он же сам сознался, – сказала Лера.

– Когда его к стенке приперли.

– Если уж на то пошло, к стенке приперли не его, а Лерку, – сказал Поручик.

– Меня? – крикнула та. – Fuck you! Я тут вообще ни при чем. Это все ваши мужские игры во власть. Дать женщине наркотик, чтобы подчинить ее своей воле! Можно ли придумать лучшую метафору…

Грохот выстрела прервал ее.

Лепесток седьмой

Семь комнат выходят в холл, семь дверей, над каждой – выбитая в камне пиктограмма. Понятия не имею, чего значит, говорит Сидор, ну, вот это спермотазоид, это яйцеклетка, а остальное – понятия не имею. Круглый стол посредине холла, семь стульев. Семь человек. Они знают друг друга всю жизнь.

– Это Марс и Венера, – говорит Лера, – и другие планеты. Плюс Солнце и Луна.

– Алхимическая символика, – поясняет Альперович. – Я же сказал: первый хозяин был масоном.

– Масоны – это круто, – говорит Поручик, – мы, жиды, их всегда высоко ценили. Вот и ты, Сидор, наконец-то причастился.

– Расселяемся, ребята, – предлагает Сидор.

– Сначала – дамы, – говорит вежливый Альперович.

– И не подумаю, – отвечает Лера. – Твое ladies first – это сексизм.

Женя выбирает комнату со знаком Сатурна, напоминающем перечеркнутую букву h. Сатурн, он же Хронос, если я ничего не путаю, говорит Лера.

Они расходятся по комнатам. Семь комнат, семь человек, будто специально. Поручик хочет себе Венеру – на удачу в сердечных делах, но его опередил Онтипенко; Поручику достается Луна, Лере – Солнце, Альперовичу – Юпитер, Роме – Меркурий, а Сидор выбирает себе Марс, говорит: военная планета.

Женя не верит в алхимию и астрологию, ей наплевать на Сатурн и на Хронос. Она помнит: точно такая же перечеркнутая h нарисована на листочке, спрятанном в сумочке. Листочке, который Леня сунул ей в руку при встрече. Последний лепесток, прошептал он.

Они всегда помнили: именно шестой лепесток, пригласительный билет клуба «Пилот», стал началом их романа. Леня не мог подарить Жене еще одно кольцо – но в каждом букете цветов среди роскошных роз пряталась одинокая маргаритка с единственным лепестком.

Круглый холл – как сердцевина цветка, семь комнат – как семь лепестков. В своей комнате Женя разворачивает записку: знакомый стишок из старой сказки, перечеркнутое h, схематичный рисунок, несколько стрелочек. Крестик, как на детских пиратских картах.

Женя подходит к окну, смотрит вниз. Большой двор, чернеющие пни, крыши семи машин, как спинки жуков. Незнакомый парень с рюкзачком входит в ворота. Она еще раз перечитывает записку, осматривает комнату. Вот это, наверное, секретер, думает она, боковая стенка, а вот тут – кружок. Она нажимает на сучок, с тихим скрипом открывается потайной ящик.

Семь комнат – как семь лепестков, закрытые двери – как напоминание о тайнах прошлого, распахнутые – как обещание будущего. Женя оборачивается: на пороге стоит Рома.

– Что тебе надо? – говорит она, загораживая тайник.

– Я хочу с тобой поговорить.

– Нам не о чем разговаривать.

– Послушай, – он садится на неудобный резной стул в углу, – что мы изводим друг друга? Я же люблю тебя.

Женя поводит плечами, красиво замирает на фоне окна, сжимает в кулаке записку от любовника, закрывает телом секретный ящик.

– Мы уже четыре года вместе, я стараюсь быть хорошим мужем, не изменяю, не жалею денег, все для тебя делаю. Я ввел тебя в бизнес, купил тебе машину, дачу, показал весь мир! А в ответ я прошу всего ничего – нормального отношения. – Он поднялся. – Ты же знаешь: я люблю тебя.