Семь лепестков - Кузнецов Сергей Юрьевич. Страница 42

— Что говорят-то в таких случаях? — пробормотал Поручик.

— Ashes to ashes, прах к праху, — ответил Альперович, — впрочем, я не знаю.

Он пожал плечами и отошел в сторону.

— Блядь, — сказал Роман, — это я все…

— Откуда он взял пистолет? — спросил Белов, вынимая оружие из мертвой руки Лени.

— Не трогай! — крикнула Лера, — милиция же…

— Мы не будем вызывать милицию, — сказал Владимир, — как-нибудь уж сами разберемся.

— Ты уже однажды это говорил, — крикнул Поручик, — и вот результат.

— Здесь был тайник, — сказал Роман, — ты знал об этом?

Он показал на отверстие в дальнем конце комнаты, у самого окна. Камень был вынут из стены, открыв небольшую нишу.

— Нет, — сказал Белов.

«Совсем уже какой-то „Граф Монте-Кристо“, — подумал Антон. Он оказался ближе других к тайнику. Внутри лежала записка — та самая, которую он тщетно искал в прошлый свой приезд. Теперь ее смысл был абсолютно ясен: под уже знакомым стишком (лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели) был нарисован знак Сатурна, изображение окна и изогнутая стрелочка с цифрами 3 и 5. Три кирпича вниз и пять вбок, так оно и было.

— Как он его туда положил? — спросил Поручик.

— Он был здесь месяц назад, — сказал Антон, — я почти столкнулся с ним. Я думал, он пришел забрать записку, а он, оказывается, положил сюда пистолет.

— Идиот, — сказал Поручик, — настоящий идиот.

Лера заплакала, и ее плач почему-то напомнил Антону о том, как плакала в его объятьях Алена, оплакивая свою единственную подругу, которую она так глупо предала. Он прислонился к стене. Владимир по-прежнему вертел в руках пистолет, Альперович и Роман поднимали мертвое тело, видимо, чтобы положить его на кровать, но на самом деле — просто потому, что не могли больше бездействовать. Поручик что-то говорил рыдающей Лере и гладил ее по спине. Сцена выглядела зеркальным отражением той, с которой все началось. Тогда завязка произошла в жениной комнате, помеченной знаком Сатурна, а развязка — в зале, на этот раз — наоборот. Из одной и той же дыры в стене появились и марка, и пистолет.

— Идиот, — повторил Альперович, присаживаясь на кровать рядом с трупом Лени. — Он всегда был идиот. Еще со школы. «На нашем шаре жив еще пиздец?» Он всем растрепал тогда, помнишь, Поручик?

Антон подумал, что это очень хорошая строчка — чтобы она ни значила и откуда бы ни взялась.

— А я его, наверное, любил больше всех, — сказал Альперович, и в этот момент в голове Антона как будто что-то взорвалось. Снова заиграл Shamen, тот же голос сказал «ты же знаешь, я люблю только тебя». На секунду все исчезли, и комната снова стояла пустая. Темная фигура положила пистолет в тайник и обернулась. На этот раз Антон успел разглядеть лицо. Сомнений не было: это был Андрей Альперович. Единственный здесь человек, который не побоялся бы явиться в чужой галлюциноз.

Антон прислонился к стене. По телу тек пот, сердце бешено стучало. Откровение было физиологичным, как овердоз. «Надо надеяться, никто на меня не смотрит», — подумал он. И одновременно еще две мысли, словно его мозг разделился на три самостоятельные части. Мысли эти были: «Вот так и сходят с ума» и «Кажется, я все-таки сделал это».

Ощущения реальности медленно возвращались к нему и одновременно, словно куски головоломки, все расставлялось по местам: удивление Лени, когда он узнал, что Альперович первый заговорил об убийстве; слова «Ты же знаешь, я тебя люблю», сказанные Альперовичем Жене за полчаса до смерти, его знакомство с миром психоделиков. Было понятно, почему Леня говорил, что записка до сих пор лежит на полу, и что он не хотел убивать Женю. Он мог дать Жене марку, но не мог убить. Ни ее, ни Зубова. Он не мог позволить, чтобы все свалили на Леру и Антона, и даже не мог сказать, что именно Альперович познакомил его с Зубовым и — наверняка — он же и рассказал о тайнике в доме. Зная о тайнике, Альперович подменил марку до того, как Женя забрала ее оттуда, а потом вернулся, чтобы положить туда пистолет — на всякий случай или потому, что он знал, что именно в женину комнату побежит Леня после разоблачения. Из этого пистолета он убил Зубова, или из другого — было уже неважно. Некоторые части паззла все еще не укладывались на места, но впервые за все время Антон не подозревал — он знал. Он знал все, что произошло, — не знал только, что делать с этим знанием.

Разъезжались молча, в темноте. Владимир сказал, что ему надо разобраться с трупом, и остался в доме.

— Подвезти? — спросил Альперович Антона, но тот покачал головой. Открывшаяся ему час назад истина словно раздавила его. В конце концов, все это время Альперович казался ему самым близким из всех подозреваемых, как-никак — единственный хотя бы отдаленно психоделический человек среди алкоголиков.

— Ну, как хочешь, — сказал Альперович, и на секунду их глаза встретились. «Господи, — взмолился Антон, — только бы он ничего не понял». Глаза у Альперовича были грустные, как раз такие, как должны быть у человека, не то убившего, не то — просто потерявшего своего лучшего друга. Пожав плечами, Андрей пошел к своей новой машине.

«Зачем он сделал это? — подумал Антон. — Ведь были же у меня какие-то идеи на этот счет…»

Все получилось так, как и предсказывал Горский: дедукция оказалась ни к чему. Увидев пистолет, он сразу понял, что именно этот предмет неизвестный прятал в тайник; услышав голос Альперовича, он увидел все остальное. Теперь он знал, кто и как убил, — но совершенно забыл, зачем.

— Ты едешь? — спросила его Лера.

Они оставались в темном дворе вдвоем. В стороне были припаркованы три машины — лерины «жигули» и две роскошных иномарки. Может быть, сейчас душа Леонида Онтипенко металась за дымчатыми стеклами машины, которую она сочла последним обиталищем его тела.

— Да, спасибо, — ответил Антон, стараясь не думать о призраках, окружавших дом Белова.

Некоторое время они ехали молча.

— Как нас с тобой повенчали-то, а? — с деланной веселостью сказал Антон. Ему самому собственный тон напомнил о вечерней развязности Альперовича. Зачем, в самом деле, он инициировал все это расследование? Ведь в одиночку Антон ни за что не убедил бы Белова в том, что это действительно убийство.

— Да, у Ромы оказался наметанный взгляд, — сказала Лера, — но я думаю, он basically просто хотел заставить тебя сказать все, что ты знаешь.

— Ему это почти удалось. Я бы назвал Леню, если бы он сам не встал.

— А Зубов действительно говорил тебе о нем?

— Нет, — покачал головой Антон, — это Леня говорил мне о Зубове.

— Зачем? — спросила Лера.

«Потому что он не убивал», — хотел было уже сказать Антон, но вместо этого только пожал плечами.

— Все равно Белов знал об этом, — сказала Лера, — и, я думаю, Альперович.

— Белов блефовал, — ответил Антон, — а почему Альперович?

— Ты помнишь, Леня сидел между нами. И когда он вскочил, я откинулась назад и случайно поймала взгляд Альперовича. У него был очень усталый взгляд, скучающий, я такой еще по школе помню. Когда у доски рассказывали решение задачи, которую он сам давно сделал.

— А откуда он мог знать?

— Не знаю, — сказала Лера, — наверное, от Лени. Они же были очень близкими друзьями.

— Да, действительно, — Антон помолчал, — Альперович мне даже говорил, что он подстроил, что Женя стала Лениной любовницей.

— May be. Он любит манипулировать людьми.

В свете фар проносились желтые деревья.

— Я все-таки не понимаю, — сказала Лера, — зачем он убил Женю. Ведь он сам сказал, что любил ее.

И в этот момент Антон не выдержал.

— Альперович мне сказал, что убить можно только того, кого любишь.

— У Андрея бывают странные идеи, — ответила Лера

— Вероятно, убивать тех, кого любишь — одна из них? — спросил Антон.

— Что ты имеешь в виду?

И тогда Антон рассказал ей все.

Лера свернула на проселочную дорогу и остановила машину.