Бич - Чернов Александр Викторович. Страница 13

— А-а… Ленка! — чему-то обрадовался майор. — Ленка-промокашка! Вот теперь узнал. Но ты здорово изменилась.

Девица снова хихикнула и очертила указательным пальцем вокруг лица овал:

— Так я ж без боевой раскраски и путанского прикида. Обычный макияж и скромный наряд официантки.

— На работу, значит, устроилась? — Стражников поднялся, следом за ним встал и Жорик. — Это хорошо. А то вроде умная, красивая девка и таким срамным делом занялась. И как, нравится работа в кафе?

Ленка-промокашка поморщила хорошенький носик:

— Да как вам сказать, Олег Владимирович, не особенно. Послушалась я вашего совета, пошла на работу, в кафе вот устроилась. И что же, отработала несколько дней, пахала, как папа Карло, бегала, целый день суетилась, ну и рассчитался со мной хозяин — за бой стаканов, которые не бились, высчитал, ежедневную подать взял, еще там за что-то, короче, получила я за месяц ровно столько, сколько когда-то за день в «Светлячке» зарабатывала. Так как, товарищ майор, такая жизнь нравиться может? Раньше меня по кабакам водили, а теперь сама прислуживаю… А вообще-то спасибо вам за то, что в прошлый раз меня выручили.

— Ах, ты об этом, — махнул рукой Стражников. — Да ладно, чего уж там, это моя работа. — Выходя за дверь, бросил: — А работу официантки не оставляй! Проверю! — На улице, остановившись возле «Ситроена», майор пояснил: — Попала эта Промокашка под влияние одного отморозка. Наркотики употреблять стала, ну и в преступление ее втянул — драка с поножовщиной. В общем, пожалел я девку, еле-еле отмазал, а мужика того посадили. Поняла вроде Ленка кое-что в этой жизни, раз на работу устроилась… Ну давай, Жорик, — Олег пожал Привольнову руку. — Звони, если что. Только имени своего не называй. У меня с шефом параллельный телефон. И еще: не проговорись где-нибудь о наших с тобой взаимоотношениях.

Жорик взялся рукой за горло, показывая, что лучше удавится, чем проболтается.

— Ты меня знаешь. А тебе я обещаю: если не сумею найти настоящего главаря банды, скрываться от правосудия не буду. Сам приду в полицию и сдамся.

На том бывшие сослуживцы и расстались.

ХУДЯ, ШИРА И ДРУГИЕ

Худинский Вовка по прозвищу Худя вполне оправдывал свою фамилию, ну и прозвище тоже. Он был тощим, как большинство законченных алкоголиков, с ввалившимися глазами и щеками, с провалом в том месте тела, где находится разрушенная алкоголем печень пьяниц, отчего фигура его стала похожа на крючок. Любая одежда болталась на Худе, как на вешалке, а ходил он, еле передвигая ноги, будто только что вылезшая из саркофага мумия. Ссутулившись по своему обыкновению, Вовка стоял за буфетным столиком в пивном баре, одной из точек, где собиралось местное братство пьяниц, и дул пиво, пропивая остатки заработанных накануне вечером поденной работой денег. Подработать удавалось редко, ибо труженик из Худинского был никудышный. Загубленное алкоголем здоровье не позволяло Вовке поднимать что-либо тяжелее кружки или стакана. Так, перехватит мелочишко за плевую работенку, и хватит.

Много спиртного Худе не нужно. Со второй кружки он осовел и стоял сейчас, уткнувшись в кружку, точно дремлющая лошадь в торбу. Он не сразу узнал подошедшего к нему Жорика.

— Худя, привет! — сказал Привольнов, вставая таким образом, чтобы держать в поле зрения находившихся поблизости людей. Однажды в подобной же ситуации его уже повязали. Хватит проколов.

Худинский поднял к Привольнову глаза. Его затуманенный взор стал проясняться.

— Это ты, Жорик? — нашел он в себе силы удивиться. — Ты откуда?

— Да так, шел мимо, смотрю, ты стоишь, дай, думаю, подойду.

Худинский перенес центр тяжести с одной ноги на другую, нога у него неожиданно подломилась, однако он тут же выпрямился:

— А мне сказали, тебя в ментовке закрыли.

Привольнов с беспокойством глянул по сторонам и, стараясь не заострять на данном вопросе внимания, сказал:

— Закрыли, да отпустили.

— Это хорошо, — боднул головой Худя. — Ходят они здесь, все про тебя выспрашивают да вынюхивают. — Вовка подвинул к Привольнову кружку. — На, выпей, подлечись!

Соблазн был велик. Жорик облизал пересохшие губы. Выпить хотелось до одури, однако он пересилил себя и твердо сказал:

— Я не буду.

Слыханное ли дело, Жорка, Привольнов Жорка, от выпивки отказывается. Вечно отвисшая нижняя губа Худи отвисла еще больше. Подметая ею стол, он проговорил:

— Ты что, братуха, рехнулся или тебе западло со мной пивчик из одной тары хлебать?

Жорик против воли улыбнулся:

— Мы, Худя, столько пойла с тобой из одного корыта выпили, что теперь просто смешно о брезгливости говорить. Нет, Вовка, я завязал с пьянством.

Худинский отклонился назад, чтобы лучше разглядеть Привольнова.

— Странный ты какой-то, — пробормотал он, вновь наваливаясь на стол. — Прикинутый весь… Будто и не нашенский парень… Мне даже стоять с тобой рядом стыдно, — и Вовка по-идиотски захихикал.

— Да ваш я, ваш, — отмахнулся Жорик, сожалея, что вступил в долгие дебаты с бывшим собутыльником. — Ладно, Худя, давай о деле поговорим.

Худинский медленно, с шумом, будто наслаждаясь ароматом какого-то изысканного цветка, втянул носом воздух и с балдеющим видом проговорил:

— Ну давай!

— Ты, как Каа из мультика о Маугли, шипишь, — рассмеялся Привольнов. — Будто гипнотизируешь. — Он придвинулся к приятелю. — Помнишь, не так давно в «гадючнике» сидели небольшой компанией: я, ты, Васька Широчкин и еще несколько человек?

Худинский прикрыл один глаз и посмотрел с таким видом, будто в другом глазу у него был монокль.

— Ты чего, совсем, что ли? — Он покрутил пальцем у виска. — Мы же чуть ли не каждый день то здесь, то в «гадючнике», то в «Лотосе» ошиваемся. Откуда я могу помнить, где, когда и с кем сидел.

— Ну как же! — нетерпеливо потряс Жорик рукой. — В тот день Валька-шалава напилась и со своим сожителем в «гадючнике» драку учинила.

Худя поднял Привольнова на смех:

— Так Валька ж каждый божий день пьет и почти каждый день с сожителем своим то трахается, то дерется. Нет, Жорка, не помню я. Я ж дорогу к дому забываю, а ты хочешь, чтобы о какой-то драке Вальки-шалавы помнил.

Привольнов начал раздражаться.

— Ну ты дуб, Худя, — сказал он с нотками презрения. — Кроме выпивки, ни о чем думать не желаешь.

— Это точно, — согласился Вовка и в доказательство хлебнул пива. — Больной я человек.

Привольнов несколько секунд размышлял над тем, как заставить работать скудную память приятеля. Наконец сообразил.

— Худя, если ты вспомнишь то, что мне нужно, — сказал он вразумляюще, — я куплю тебе пузырь. Причем водки. Так что к вечеру будешь пьян в хлам. Усек?

— Ну чего же я, враг своему здоровью, — разулыбался Вовка от замаячившей приятной перспективы хлебнуть дармового пойла. — Конечно, усек. Нажраться до поросячьего визга, сам знаешь, мечта любого синяка. Говори, я буду стараться изо всех сил вспомнить.

— То-то же, — одобрительно произнес Жорик. — Я буду медленно говорить, а ты вспоминай. Мужик с нами сидел за одним столом в «гадючнике». Вячеславом звали. Ну?..

Худинский поскучнел:

— Нет, Жорка, не помню.

— Тьфу ты, черт! — психанул Привольнов. — Ну как же, с меня ростом мужик, крепкий такой, темноволосый, с квадратной физиономией. Он угощал еще всех. Ну давай, напрягай мозги, Худя, мне очень нужно! — и Жорик несильно толкнул приятеля в бок.

Худинский допил остатки пива, отодвинул кружку… и тут случилось чудо — он вспомнил. Очевидно, ударная доза алкоголя освежила его память.

— А-а! — воскликнул он радостно. — Вот теперь припоминаю! Высокий, брюнет и морда ящиком.

— Точно! — с притворным восхищением сказал Привольнов. — Ну у тебя, Худинский, и память — позавидуешь!

Пьяненький Вовка не обратил внимания на сарказм. Он посмотрел на Жорика с гордым видом:

— Ну так… Но мужика-то того не Вячеславом звали, а Славиком. Потому-то я не сразу сообразил, о ком идет…