Полёт совиного пёрышка (СИ) - Предгорная Арина. Страница 17

– Учиться читать будем? – напомнила я с улыбкой.

Лучше уж буквы и слоги, чем лишний раз вспоминать о моём неприветливом муже…

***

*риден – денежная единица, золотой

Глава 7.2

Я была уверена, что учитель из меня неважный; никогда не умела просто и доступно объяснять, не могла подобрать удачные примеры. Но очень старалась, и старался Рене. Имперский гораздо легче, проще общего, так мне казалось как носителю этого языка. Сыч же в самом начале скептически фыркнул, но дальше слушал внимательно.

– Если ты выучил логнос, то и имперский научишься понимать лучше, – пообещала я, пряча неуверенность в собственных педагогических силах куда подальше.

А он в конце первого, корявенького, несмотря на усилия структурировать информацию, урока, попросил показать, как пишется моё имя. Я иронически приподняла брови и вывела на листе «Рене» и «вельвинд». Игнорируя разочарованное выражение лица, поспешила прояснить один момент, о котором всё время забывала спросить.

– Всех обитателей ваших земель называют так?

Рене задумчиво смотрел на выведенное на листе собственное имя.

– Нет. Не все в Альнарде крылаты. Нас… Их, вельвиндов, большинство, но есть и бескрылые, обычные люди. Или почти обычные: как я уже говорил, у нас многие рождаются с тем или иным даром.

– А ты..?

Вельвинд поправил на шее шнурок с подвеской в виде звериного когтя.

– И у меня был.

– А сейчас? – осторожно спросила я, будто по весеннему льду ступая.

– Сейчас я чувствую абсолютное бессилие, – нехотя буркнул Рене. Рассеянно потёр ладони. – Уровень магии в крови снизился ещё тогда, после… – Он зябко дёрнул плечами, за которыми больше не росли крылья. – Не сильно, но уменьшился. А эта лупоглазая сова, кажется, забрала всё остальное… До чего обратно не хочется!

– Обратно – это домой?

Рене поднялся, подошёл к окну. Двигался пока ещё не очень свободно, но упорно, шаг за шагом, возвращал телу прежнюю гибкость и силу.

– Обратно – это в пернатое недоразумение. Задержаться бы хотя бы на денёк. Хотя… не лучше.

… Значит, вот так. Он бывший маг, я недомаг. Хорошенькая же компания подобралась!

Я только вздохнула.

– Кажется, я начинаю потихоньку ощущать переход, – снова нервно дёрнул плечами сыч. – Хоть какая-то определённость. Дэри, не подумай, что капризничаю, я тебе так благодарен за всё. Возишься со мной, стараешься… Но давай попробуем, а? Из того, что я наблюдаю в течение долгого времени, никто из вашей прислуги ничего не заметит. Они даже не узнают, а я…

Снова.

– Рене, это опасно, – напомнила я в десятый, кажется, раз. – Ты ведь и так свободен, летаешь по всему замку, волен выбираться и за его стены.

– Как сыч, – усмехнулся он, отворачиваясь от окна. – А так хочется выйти своими ногами отсюда. Ненадолго, сколько позволит оборот. У тебя прелестная спальня, в других обстоятельствах я бы только… Шансы нарваться на слуг на верхних этажах или той же галерее ничтожно малы, вечерами все они внизу, а здесь, наверху, достаточно тёмных углов и закутков, чтобы успеть спрятаться.

– Рене…

– Галерея, – быстро напомнил он. – Там вообще кроме тебя никто не бывает, Красивый вид, потрясающий воздух, и до той башни можно добраться, вполне удобный проход. Не сейчас, нет, сегодняшнее время кончается. В следующий раз?

Я его понимала. Всё время находиться человеком в запертой комнате удовольствие сомнительное, логично, что он хотел бы немного больше свободы. Или много, но тайная прогулка по замку могла плохо для нас закончиться.

– Я подумаю, – примирительно сказала я, ничего не обещая.

– Мы будем очень осторожны, – просиял сыч.

И всё-таки точной минуты, обозначающей переход из человеческого тела в хрупкое совиное, он не знал. Я снова считала пасмурные дни и беззвёздные вечера, волновалась, когда птиц улетал надолго, отгоняла дурные сны. Запретила себе думать о плохом, зная, как он носился там, над обрывом, но чаще всего ложилась спать, дождавшись возвращения пернатого друга. Протягивала ладонь, и маленький сыч осторожно ступал лапками, подставлял голову под порцию нехитрой ласки.

А перед следующим обращением я нашла на полу, в толстом ворсе прикроватного коврика, тяжёленький кругляш. Наклонилась и положила на ладонь монету с императорским профилем, какой чеканили на золотых риденах. Золотых у меня было всего два, остальные деньги более мелкие, и прятала я свои сбережения надёжно, как мне казалось. Уж точно никакая ушлая сова не забралась бы в тайник. Я покосилась на клетку с дремлющим на жёрдочке сычом, быстро проверила спрятанное богатство, маленькое и скромное. Все деньги были на месте.

Золотой приятной весомой тяжестью лежал на ладони.

– Рене, – вкрадчиво позвала я, и сычик лениво приоткрыл круглый глаз. – Ты ничего не хочешь мне сказать?..

***

Глава 7.3

Он не хотел, это легко читалось во всём его, мелком в данный период, облике.

– Украл?!

Сыч негодующе присвистнул. Подозревать его в том, что птичий разум время от времени брал над человеческим верх, не приходилось, как и в том, что птица питала слабость ко всему мелкому и блестящему и норовила это блестящее стащить. Отнюдь. Разве что к моим ярким ниткам Рене-сыч был неравнодушен, норовил поиграть, а иной раз, напротив, помогал распутывать норовящую запутаться шерстяную нарезку.

Но в ладони у меня не шерсть, а целый золотой. Ладно, терпения мне не занимать, подожду.

Судя по молчанию экономки, у неё деньги не пропадали: и свои сбережения, и средства, выделяемые мужем на ведение хозяйства, Яола пересчитывала регулярно, особенно хозяйским деньгам вела строгий учёт и отчитывалась не мне, а непосредственно Вергену. Унижение, которое я допустила по глупости с первого дня, а позже так и не сумела исправить.

Я вернулась к этому вопросу через день, вернее вечер: именно в первые часы наступления сумерек выбирало колдовство для недолгого отступления в тень, выпуская человека на несколько жадных глотков свободы.

– Да, я принёс, – не стал отпираться успевший освежиться и накинуть одежду вельвинд.

Как же я ругалась! Рене пережидал всплеск моего негодования в насупленном молчании, а когда я остановилась перевести дух, сильнее сцепил перед собой пальцы и припечатал:

– Дэри, подвернись удобный случай, я бы и в казну императорскую клюв сунул. Скажи: сколько времени займёт твой честный и праведный способ собрать нужную сумму?

– Но не у торговцев же выручку за товар таскать!

То, что от поступка сыча никто из жителей Бейгорлауна не пострадал, выяснилось сразу; нашу деревню этот мелкий благородный разбойник не стал трогать, домахал своими крылышками аж до ближайшего городка, где ему повезло благополучно улизнуть от какого-то лавочника, прихватив с собой риден. И ни капли раскаяния на наглой бледной морде!

От новой волны возмущения я подавилась воздухом.

– К тому же неужели ты полагаешь, что я буду спокойно смотреть, как женщина, благородная женщина, носительница древней фамилии, трудится вот этими самыми руками, чтобы подороже продать результаты своего труда? И надеется на честность и порядочность покупателей…и своей родственницы?! А я просто в клеточке на стеночке посижу, наблюдая, как ты стараешься приблизить день моего освобождения?!

– Но не воровством же! – почти заорала я, в последнюю секунду приглушив голос. Стены в замке толстые, но об осторожности забывать не стоило.

…Фамилию я уже несколько лет носила другую, к ней приставки эйр- не полагалось…

– В цирке выступать не могу, прошу понять и простить, – съязвил Рене.

О нездоровых увлечениях Гарео Фитри он рассказывал: циркач любил не только живых пернатых. О том, что и из непростого сыча планировал сделать чучело, даже зная, что под перьями живой человек, чужестранец с магией в крови, обмолвился ровным, скучающим немного тоном, от которого мороз продрал по коже. Он пробыл более шести лет в цирковом плену, и я очень хорошо понимала и испытываемую Рене ненависть, и желание держаться от пёстрых повозок как можно дальше. Мои собственные отвращение и страх к маскам были не меньше.