Полёт совиного пёрышка (СИ) - Предгорная Арина. Страница 2

Я вяло отмахнулась. Больших денег у нас с ней не было, Верген оказался прижимист, а Лиз при каждой возможности привозила мне хоть немного. С момента моего переезда сюда совместными усилиями более чем скромного штата слуг удалось привести в более-менее приличный вид половину первого этажа, хозяйские комнаты на втором, пару гостевых на третьем – и, пожалуй, всё. Но на магическую защиту замка муж мой, подозреваю, не скупился.

Бейгор-Хейл, при всех габаритах, конечно, не отцовский особняк в центре Риагата, который я помнила до мельчайших подробностей, но местами вполне сносный и даже уютный. Главное, вечерами по неосвещённым коридорам и галереям не гулять, и не соваться к угловой башне: там часть ступенек обвалилась да крышу пора подлатать. Если всё будет хорошо – к середине осени соберу необходимую сумму и найму кровельщика, как раз к зиме управится. Да и не Ализарда же родовое гнездо Данвелов в такое состояние привела! Замок стоял в запустении ещё при моём деде, предпочитавшем жить в Гельдерте. Стены и перекрытия вполне неплохо сохранились, а на Вергена, обещавшего было выделить деньги на ремонт, я давно уже не обижалась. Горячая вода есть, в хозяйских и гостевых комнатах топили, в полупустой библиотеке, устроенной мной под мастерскую, достаточно света; Рута, при всех её замашках, кормила вовремя и весьма недурно, а что до одиночества…

Я повела плечами, поправляя шаль, и вернула Ализарде ободряющую улыбку.

- Идём ужинать, Лиз.

***

Гости меня посещали редко, муж и тётя не в счёт; Верген порой привозил с собой помимо лакея то семейного лекаря, то нового, в надежде, что новый опытным взглядом определит, наконец, что за недуг у меня и как с ним бороться. До сих пор способов исцеления не нашли, но так сложилось, что прислуга считала меня досадным недоразумением, а жители деревеньки шептались о том, что хозяйка замка не в себе; я не сразу это поняла, слишком много душевных сил заняло обустройство в слишком большом и пустом для единственной меня жилище. Подруг после потери семьи у меня не осталось, новыми не обзавелась, приёмы да балы для местных мы не устраивали, словом, для трапез я с первых дней облюбовала малую комнату для чаепитий на втором этаже. Здесь было сухо, тепло, достаточно светло и очень мило.

- А твоя птица, Герта? – вспомнила Лиз, пока кухарка ставила перед нами блюда и тарелки. – Всё ещё здесь, не улетела?

Рута неодобрительно поджала губы, а я только шире улыбнулась.

- Не дело это, дэйны, чтоб совы в хозяйских покоях жили и свободно по замку летали! Да в кухню! У меня там продукты, у меня там чистота и порядок, а эта сова, позвольте заметить…

- А эта сова на твою территорию клюва и не кажет, - напомнила я и сняла крышку с блюда. – М-м-м, айта Рута, вы сегодня превзошли саму себя!

Корзиночку с хлебом, одним своим видом вызывающим усиленное слюноотделение, Рута поставила на стол гораздо любезнее.

- Да, птица со мной, скрашивает мои серые дождливые будни. Выходные и праздники тоже. Лиз, сюда она не залетает; уж не знаю как, но порой кажется, что сова понимает человеческую речь. Она довольно неглупа и вовсе не носится бешеным стрижом по всему замку, как хочет показать кухарка. Так что никаких…птичьих неожиданностей ни на коврах, ни в тарелках, ни в причёсках, - со смехом закончила я.

Мы принялись за еду. Рыба действительно удалась, овощи на углях тоже; я потом потихоньку отложу немного спаржи и баклажанов для своей совы, неожиданно оказавшейся той ещё гурманкой. Нет, от всяких личинок и мелких грызунов сова-мелюзга тоже не отказывалась, но к еде человеческой оказалась очень неравнодушной. И я быстро привыкла потихоньку таскать с кухни овощи, сухофрукты (и сладкоежка к тому же!), а то и немного мяса.

Обитала сова в моей спальне; Верген, помнится, поворчал недовольно, но клетку привёз, а нанятый плотник, чинивший покосившийся сарай, за небольшое вознаграждение от меня лично согласился выточить птице пару жёрдочек и приладил их на стены. Клетку сова предпочитала открытую, нередко дремала там. Учитывая разошедшийся дождь, моя пернатая подруга, скорее всего, уже вернулась под крышу: окно у себя я почти никогда не закрывала.

За едой мы обсуждали всё на свете: Лиз лукавила, заявляя, что не интересуется столичными слухами. Она сама, обладая утончённой благородной красотой, имея статус незамужней дамы, являлась неизменным объектом сплетен. То, что болтали о ней, Ализарду не волновало, к ней удивительным образом не прилипала никакая грязь. Собственно, в наших беседах было всего две неприятные темы, и мы старались их не касаться: дурацкие слухи о Лиз и моя болезнь. Так что мы с лёгкостью находили другие темы, потом я хвасталась новой картиной, творением рук своих, размещённой в этой же комнате в нише.

- За последнюю твою работу, кстати, хорошие деньги дали, - заметила тётя с улыбкой. – Я привезла, отдам. Уже вторую картину покупают в столичные дома. Неплохо, очень неплохо, Дэри! Глядишь, и интерьеры императорского дворца украшать начнут.

- Не хотелось бы, - возразила я.

Голову сдавило раскалённым обручем и тут же отпустило; Лиз виновато наморщила нос.

- Прости, чушь несу! Совсем не подумала, так обрадовалась, что твои работы ценят всё больше! Я же знаю, как сильно ты хочешь уехать отсюда, ласточка.

- Привлекать внимание императорского двора – последнее, чего я хочу, - пробурчала я и поспешно обняла ладонями чашку с горячим чаем. – Для императора и его окружения я сгинула почти шесть лет назад, и пусть всё так и остаётся. Другое имя, другой цвет волос ещё не гарантия, что… Словом, не надо привлекать внимания, Лиз. Я, безусловно, мечтаю покинуть это место, но оставшееся время хотела бы провести в покое и безопасности.

Ализарда выбралась из-за стола и обняла, прижала голову к себе.

Эту тему мы тоже с ней старались не трогать. Слишком больно до сих пор.

Когда я пришла к себе спать, маленькая сова уже сидела на жёрдочке возле моей кровати, и резво перелетела поближе, стоило мне достать свёрток с едой. Я скормила пернатой подруге спаржу, поглаживая по пёстрой голове, за что получила клювом по пальцам. Не сильно, но предупреждающе. Так птица выражала ревность к гостям и моё длительное отсутствие в спальне.

- Угу, - вслух отозвалась я. – Сама-то летаешь свободно где вздумается, чирикаешь там со всеми подряд, а мне…

Сова повернула голову и уставилась немигающими жёлтыми глазищами с большим зрачком.

- Хорошо, не чирикаешь, - примирительно поправилась я. – Но свободы у тебя больше! Я даже в Бейгорлаун спуститься не могу, не говоря уже о более дальних расстояниях.

Словно напоминая, птица издала ряд пронзительных резких звуков, мало напоминавших звонкое щебетание. Хотя нет, в ушах у меня зазвенело. Кажется, меня от всей широкой птичьей души обругали. В ответ на тираду я положила на ладонь оранжевый кружочек кураги. Птица склонила голову, внимательно оглядела лакомство, с некоторым презрением посмотрела на меня и переместилась на колени; маленькие лапки щекотно царапнули ноги сквозь ткань юбки. Я улыбнулась и погладила серо-бурые пёрышки, щедро окроплённые светлыми пятнышками. В этот раз мою ласку приняли благосклонно, как и угощение.

***

Тётя прогостила в Бейгор-Хейле всего ничего, уже на третий день засобиралась обратно. За проданную картину она передала целых пятнадцать верингов, почти в полтора раза больше обычного. Замечательно. Заглядывала в мастерскую, восхищалась новой начатой работой (по мне - просто цветущий луг и краешек тёмных гор в правом верхнем углу, ничего особенного), посетовала, что из готовых у меня есть всего три совсем маленькие работы: за них много не выручишь. Впрочем, те знатные дэйны из Гельдерта давали надежду и на будущих щедрых ценителей своеобразного моего искусства.

Мы говорили, говорили, вспоминали, деликатно обходя самое больное, немного помыли косточки моему мужу, как же без этого, и постоянно хохотали. Благородная дэйна Ализарда Данвел – женщина-праздник, способная разогнать самые тяжёлые тучи.