Жестокое желание (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 48
Лоренцо ясно дал понять, что мы занимаем мало места в жизни друг друга. А раньше, в этой постели, он сказал: "Только на сегодня".
Я не хочу проснуться утром и столкнуться с тем, что все вернулось на круги своя.
Я медленно сажусь, вырываясь из его объятий.
— Ты должен уйти, — тихо говорю я, не глядя на него. — Ты не можешь остаться на ночь.
На мгновение он замолкает.
— Я понимаю, — говорит он наконец. Он встает, потянувшись за одеждой, и я вижу его худое, обнаженное тело, когда он выпрямляется. Оливковая кожа, черные татуировки, идущие по торсу, резкий разрез мускулов, ведущий к его уже поникшему члену. У меня возникает желание опуститься на колени и вернуть его к жизни, снова почувствовать его внутри себя, и тихое рычание, которое я слышу в горле Лоренцо, говорит мне, что он видит эту мысль на моем лице. — Я должен идти, — пробормотал он. — Или я снова окажусь внутри тебя, детка.
Разве это так плохо? Меня пронзает боль, и мне требуется все, чтобы не схватить его за руку и не потянуть обратно в постель. Я хочу его снова, уже сейчас, и от этой силы у меня слезятся глаза и сжимается грудь, поднимается чувство опасности, предупреждающее, что все зашло слишком далеко.
Я влюбилась в него гораздо глубже, чем следовало бы. Мы не можем вернуть все назад, но мы не должны делать это снова. Интересно, сохранится ли эта решимость, когда он поцелует меня в следующий раз? Потому что, глядя на выражение его лица, я не могу не думать о том, что вопрос не в том, поскользнется ли он и поцелует меня снова. А в том, когда.
Лоренцо натягивает на себя одежду, на его лице снова нечитаемое выражение. Он смотрит на меня, поджав губы, а затем кивает в сторону двери.
— Хочешь, чтобы я просто тихонько вышел?
Я обхватываю себя руками за грудь и киваю. Еще минуту назад мы были так близки, как я никогда ни с кем не чувствовала. Теперь я чувствую, как пропасть между нами снова расширяется, отдаляя нас друг от друга так, что я остро осознаю все различия, все причины, по которым мы не должны быть вместе.
Он медленно кивает, а затем поворачивается, чтобы уйти. Я хочу, чтобы он оглянулся на меня, чтобы увидеть там хоть какие-то эмоции, но он словно отгораживается от всего этого, снова замыкаясь в себе.
Он выскользнул за дверь, закрыв ее за собой. Мгновение спустя я слышу тихий звук закрывающейся входной двери, и единственное, что заставляет меня подняться и накинуть халат, это необходимость выйти и запереть ее.
Мне нужен душ. Мне нужен сон. И я не знаю, сколько из них я получу сегодня.
14
ЛОРЕНЦО
Обычно, когда я кончаю с кем-то в своей постели, то потом отключаюсь. Но когда я возвращаюсь в свою квартиру после того, как покинул Милу, я долго лежу без сна, несмотря на удовлетворенную расслабленность, пронизывающую каждый сантиметр моего тела.
Я не стал принимать душ, когда вернулся, — хотел, чтобы теплый, сладкий аромат ее тела еще немного оставался на моей коже. Я все еще чувствую отголосок ее кожи на своей, ощущение ее губ на моем рту, на моем ухе, теплое прикосновение ее тела ко мне. Я хочу этого снова, отчаянно. Мне это необходимо. Я слишком давно не был с кем-то, но это было нечто большее, и я знаю это, как бы я ни пытался убедить себя в обратном. То, что я чувствовал с Милой, было другим.
То, чего я никогда не испытывал раньше. Что-то опасное для нас обоих.
Все, что происходило сегодня вечером, было плохой идеей. Я знал это с того момента, как получил ее сообщение. Я знал, что не должен был идти к ней в квартиру, не должен был давать себе шанс увидеть эту сторону ее жизни, то, ради чего она все это делает. Я никогда не должен был ставить себя в такое положение, чтобы позволить своим стенам рухнуть вокруг нее.
Теперь мне гораздо сложнее снова оставить дистанцию между нами. Теперь, когда я знаю, какая нежная у нее кожа, какие звуки она издает, когда я вхожу в нее, какая она горячая, тугая и изысканно влажная… Я чувствую, как мой член дергается при одной мысли об этом, угрожая снова набухнуть и затвердеть от воспоминаний.
Если бы она была здесь, в моей постели, мы бы провели так остаток ночи. Я бы заставил ее кончать для меня снова и снова, выяснил бы, сколько раз я смогу напрячься для нее, трахал бы ее до тех пор, пока утром мы оба не изнывали бы от боли и усталости.
Боль охватывает меня, и я закрываю глаза, пытаясь отгородиться от нее. Секс никогда не был для меня приоритетом, а романтика — тем более. Я искал удовольствия, когда чувствовал, что нуждаюсь в них, это была функция, о которой нужно заботиться, как голод или жажда. Но я никогда не жаждал никого так, как Милу сегодня. Я никогда не говорил ничего подобного тому, что вылетало у меня изо рта, слова, которые я говорил без смысла, не думая. Потом их невозможно было взять обратно, и не в последнюю очередь потому, что я имел в виду именно их. Было бы ложью пытаться заставить ее думать иначе.
Но теперь все это открыто между нами. То, что она заставляет меня чувствовать, то, что она заставляет меня нуждаться. И это не меняет того факта, что это не должно повториться.
Я сжимаю руки в кулаки, думая о том, что именно привело меня в ее квартиру сегодня вечером. Этот гребаный, вмешивающийся кусок дерьма коп. Я стискиваю зубы, борясь с желанием самому выследить его и проучить за то, что он лезет в дела, которые его не касаются. Утром, рассуждаю я, снова глядя в потолок, я пойду и еще раз поговорю с Доусоном. На этот раз более настойчиво, чтобы убедиться, что Адамс оставит Милу в покое.
Я снова закрываю глаза, пытаясь погрузиться в сон. Мой член неприятно пульсирует, и я морщусь, изо всех сил стараясь не обращать на это внимания. В любую другую ночь я бы потянулся вниз и погладил себя, чтобы быстро достичь кульминации, но сегодня я знаю, что это бессмысленно. Это не сравнится с тем, что я чувствовал, лежа в постели с Милой, а все, что меньше, только заставит меня хотеть ее еще больше.
И это тоже проблема, которую нужно решить скорее раньше, чем позже. Я не намерен проводить остаток жизни в безбрачии, размышляя о женщине, которую не могу иметь, и у нас с Милой нет будущего. Сама мысль об этом так же нелепа, как то, что Данте влюбился в свою татуировщицу.
Но ведь сейчас они счастливы, не так ли? Этот вопрос эхом отдается в моей голове, когда я наконец засыпаю, и все мои сны наполнены Милой.
***
Утром боль по ней не утихает, как и моя злость на то, что Адамс последовал за ней. Я одеваюсь, все еще игнорируя постоянную пульсацию похоти, которая, кажется, поселилась в моем паху, и стараюсь не думать о том, что, когда я проснулся сегодня утром, моей первой мыслью было желание, чтобы она лежала в постели рядом со мной. Я перевернулся, задев рукой гладкие простыни на другой стороне кровати, и почувствовал волну разочарования от того, что коснулся ткани, а не мягкой плоти.
Я никогда ни с кем не просыпался. И никогда не хотел. Даже когда мне нравилось трахаться с кем-то до поздней ночи, я всегда отправлял ее домой. Я всегда старался, чтобы секс был именно таким — физическим удовольствием, и не более того. Все остальное размывает границы, которые я никогда не был заинтересован смягчать.
До Милы. Внезапно оказалось, что я не могу не размывать эти границы. Превысить их. Стереть их совсем.
Я выхожу из дома без завтрака, попросив водителя заехать в кафе по дороге. Я беру кекс и черный кофе, съедаю его по дороге в участок, но почти не чувствую его вкуса. Я чувствую, как холодная злость завязывается узлом в моем животе, и она только растет, когда я вхожу через парадную дверь.
Меня встречает та же секретарша, что и всегда, и ее кокетливая улыбка немного тускнеет — предположительно от выражения моего лица.
— Шеф Доусон на совещании…
— Скажите ему, что я здесь. Я хочу поговорить с ним прямо сейчас.
— Его совещание…