Жестокое желание (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 71

Я вижу, что она нервничает во время поездки, ее пальцы крутятся на коленях.

— Все в порядке, — бормочу я, протягивая руку и касаясь ее руки. — Они тебя полюбят.

— А они знают, как мы познакомились? — Она тяжело сглатывает. — Что я раньше работала на тебя? Или о…

Я прерываю ее, прежде чем она произносит имя Альтьере. Теперь он часть ее прошлого, но мне все равно неприятно слышать, как оно звучит на ее губах.

— Данте знает все, — тихо говорю я ей. — Аида знает немного. Кармин — это мой младший брат, не знаю, сколько он знает, но поверь мне, что из всех них его меньше всего волнует, какое у тебя прошлое.

— А остальные? — Ее голос слегка дрожит, и я поднимаю ее руку, целуя костяшки пальцев.

— Данте и Аида не будут тебя осуждать, — обещаю я ей. — Я люблю тебя, и это все, что будет иметь для них значение.

Когда мы входим в особняк, до меня доносится аромат готовящегося ужина. Я веду Милу в парадную комнату, где уже налито вино, а Эмма и Аида пьют по бокалу, сидя близко друг к другу и о чем-то тихо переговариваясь. Кармин разговаривает с Данте, в каждом из их бокалов что-то покрепче, и я вижу, что они о чем-то не согласны. Если честно, трудно устроить ужин, во время которого они бы ни о чем не спорили.

Войдя в комнату, я прочищаю горло.

— Это Мила, всем привет. — Я кладу руку ей на спину. — Мила-Кармин, Данте, Аида и Эмма. Эмма — девушка Данте.

Эмма ухмыляется.

— Не говори так, будто тебе больно это говорить.

— Не больно, — обещаю я ей. Больше нет. Не теперь, когда я понимаю. Я так не одобрял отношения Данте с ней, считая, что это только усложняет ситуацию, что это может только сделать его несчастным. Но теперь я понимаю.

Любовь делает все это неважным. Из-за нее все препятствия, все трудности кажутся несущественными. И неважно, что нужно сделать, чтобы преодолеть их.

В конце концов, преодолевать их так же необходимо, как дышать.

Мила уже входит в комнату, улыбаясь и приветствуя мою семью. Кармин машет ей рукой, Данте встает и пожимает ей руку, Аида отходит в сторону, чтобы освободить для нее место, и начинает наливать ей бокал вина. А я стою, не шевелясь, и наблюдаю, как все это происходит у меня на глазах.

Она не из такой семьи, как моя, не из такой богатой и влиятельной. Все, что связано с моей семьей, должно быть чуждым для нее, но это не так, потому что в основе своей мы готовы на все друг для друга. Так же, как Мила сделала бы все для своего брата. Так же, как и я.

Я никогда не боялся, что они будут смотреть на нее свысока за это. Не только потому, что я люблю ее, но и потому, что любой из нас сделает все необходимое, чтобы защитить друг друга.

Даже когда мы ссоримся, как мы с Данте и Кармином, это никогда не меняется. И все, что Мила когда-либо делала, было направлено на защиту ее семьи.

Здесь она своя.

Так же, как и для меня, с самого начала. Когда я опускаюсь на диван рядом с Данте с напитком, наблюдая, как Мила смеется над тем, что говорит Аида, как она наклоняется вперед и обводит контур одной из татуировок на предплечье Эммы, когда та протягивает ей руку, я чувствую, будто выпустил дыхание, которое задерживал дольше, чем мог предположить.

Я чувствую себя как дома, как никогда раньше. Полноценный, как никогда раньше. И когда Мила поднимает голову и смотрит на меня, ее глаза сияют, я понимаю, что она тоже это чувствует.

— Я люблю тебя, — произносит она со своего места.

Я делаю то же самое в ответ.

— Я тоже тебя люблю. — И в этот момент я понимаю, о чем мне нужно ее попросить. Я не могу попросить ее выйти за меня замуж, пока не могу. Но есть кое-что еще, что я не могу больше ждать, чтобы сказать.

После ужина, пока мы ждем, пока повар приготовит суфле, я вывожу Милу в сад. Она кладет голову мне на плечо, и мы опускаемся на одну из скамеек, окруженных пахнущими тропиками цветами.

— Это было чудесно, — шепчет она, оглядываясь на дом. — Твоя семья замечательная. Я так рада, что приехала. И они были так милы, когда я упомянула Ники… Я привезу его в следующий раз, тогда у него появится возможность освоиться здесь.

— Переезжай ко мне. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, причем более резко, чем я предполагал изначально. — Пожалуйста.

Мила садится, выражение ее лица слегка растерянное.

— Я уже живу с тобой, Лоренцо. — Она слабо смеется. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Официально. — Я поворачиваюсь к ней, протягивая руки. — Я знаю, что это быстро. Я знаю, что все произошло быстро и по необходимости. Но скажи, что ты останешься — ты и Ники. Скажи, что будете жить со мной.

Я поднимаю руку и провожу пальцами по ее скуле.

— Я хочу, чтобы ты осталась, потому что сама так решила. А не потому, что тебе кажется, что ты должна. Или потому, что это случилось, и ты не знаешь, как вернуть все назад. Я хочу услышать, как ты скажешь…

Она потянулась вверх, ее рука мягко накрыла мою.

— Что я твоя?

Вопрос повис между нами в воздухе. Я медленно киваю.

— Да. — И обхватываю ее руку, удерживая ее между нами. — Скажи, что останешься. Скажи, что ты моя.

Мила придвигается ближе, обе ее руки обхватывают мои, ее подбородок наклоняется, чтобы поцеловать меня.

— Я твоя, Лоренцо, — шепчет она. — И да. Мы останемся. До тех пор, пока я тебе нужна.

Пока еще слишком рано говорить об этом. Но однажды, прежде чем пройдет слишком много времени, я это сделаю. Навсегда. Я хочу, чтобы ты осталась навсегда.

Вместо этого я произношу слова, которые всегда на кончике моего языка.

— Я люблю тебя, Мила Илени. — Я люблю тебя.

Мила снова целует меня, ее дыхание согревает мои губы, наше будущее разворачивается передо мной, по одному поцелую и шепоту за раз.

— Я тоже люблю тебя, Лоренцо, — шепчет она. — Навсегда.

Навсегда. Я притягиваю ее к себе, обхватываю руками и целую до тех пор, пока у нас обоих не перехватывает дыхание. И где-то там я шепчу слово, которое хочу сказать, затерявшееся между поцелуями и словами "я люблю тебя".

Навсегда. Навсегда, и вечно, и еще дольше, если смогу.

Нет ничего на свете, что могло бы сделать меня счастливее.

ЭПИЛОГ

МИЛА

Шесть месяцев спустя я обнаружила, что за день до своего дня рождения лечу на частном самолете, чтобы получить сюрприз, о котором я не знала. Лоренцо усадил меня в машину, пообещав ужин, специальный заказ-сюрприз, и только когда мы выехали на асфальт, я поняла, что ему удалось меня одурачить.

— Что происходит? — Я оглядываю салон частного самолета, такого, на который я никогда не думала ступить, и вижу розы в маленьких вазочках возле каждого кресла, бутылку шампанского, уже охлажденную во льду возле одного ряда, и икру и коктейль из креветок на столике между мягкими кожаными сиденьями. — Лоренцо…

— Я увожу тебя на твой день рождения. — Он наклоняется и крепко целует меня в губы. — В какое-нибудь тропическое место, учитывая, что сейчас январь.

Я поднимаю бровь.

— Лоренцо, мы живем в Лос-Анджелесе. Здесь не чувствуется, что на дворе зима.

— Ты когда-нибудь была в тропиках? — Он ведет меня к креслам, шампанскому и икре, и я чувствую, что у меня кружится голова.

— Нет. Я никогда не покидала Калифорнию. И Ники.

— О Ники позаботятся. Дарси присмотрит за ним в эти выходные. Потом Данте уедет в командировку, а Эмма и Аида присмотрят за Ники до конца недели в пентхаусе Эммы и Данте. Аида все еще на зимних каникулах, и Ники будет избалован до смерти.

Я испустила долгий вздох. Лоренцо прав. Он проведет потрясающие время — Эмма и Аида обожают его. И хотя мне неприятно это признавать, он, вероятно, едва заметит мое отсутствие, поскольку все трое будут уделять ему внимание, словно он их собственный сын.

За последние шесть месяцев моя жизнь и жизнь Ники изменились в разы. Я вернулась в балет, не спеша, как и обещала Лоренцо, но я буду танцевать в весеннем спектакле, пропустив зимнее представление "Щелкунчика". Рашель взяла на себя ведущую роль, но в частном порядке призналась мне, что стресс и требования Аннализы чуть не свели ее с ума. Она пообещала мне, что более чем готова к тому, что я снова займу место ведущей.