Необычайное путешествие - Кузнецова Вера Нестеровна. Страница 2

Их было трое: крутолобый, широкоплечий крепыш Вася, синеглазый, белокурый Валерик и тоненькая, грациозная Кюльжан. Они сидели на берегу Головного арыка и болтали ногами в воде, мутно-желтой после дождя.

— Век бы не уезжал отсюда, — вздохнул Валерик. — Сколько здесь всякой зелени! И яблони, и вишни, и сливы… Все здесь есть. Красивый город! Поневоле позавидуешь алма-атинским ребятам. Даже домой возвращаться не хочется.

— Ну что ж… И оставайся здесь, — усмехнулся Вася, прицеливаясь круглым камешком в жирную гусеницу, выглянувшую из-под листка.

— А мама? Да ведь ее из нашего Матая ни за что не отпустят! И так у нас людей не хватает. А ведь она — инженер-строитель.

— А то оставайся, — продолжал поддразнивать Вася. — Здесь вон какие сады, а наши — жди, когда еще вырастут.

— В садах ему жить хочется, — пропела Кюльжан, переплетая тонкими, смуглыми пальчиками распустившуюся косу. — Я тоже очень люблю и сады, и особенно цветы. Поэтому я их сажаю везде: и дома и около школы. А ты, Валерик, иногда удираешь с воскресников по озеленению. Если бы понастоящему любил — не убегал бы.

— Один только раз и не пришел, — обидчиво возразил Валерик. — У меня тогда нога болела.

— Кто же виноват, что ты с дерева свалился? Надо было крепче держаться, — возразил Вася. — Друзья, — вдруг спохватился мальчик. — А мы не опоздаем на станцию?

— Ну, что ты! — успокоила его Кюльжан. — До отправки нашего поезда еще часа четыре. А вожатый сказал, чтобы мы собрались примерно за час. Все-таки хорошо, что мы уже семиклассники! Помнишь, Вася, когда мы еще учились в пятом классе и ездили сюда на экскурсию, вожатая нас ни на шаг от себя не отпускала.

— Помню, — улыбнулся Вася, — она боялась, что мы потеряемся. А твоя мама, Кюльжан, и теперь за тебя беспокоится. Перед отъездом она просила меня присматривать, чтоб ты под трамвай не попала.

— Вот когда тайна открывается, — рассмеялась девочка. — А я думала, что ты сам боишься переходить большие улицы. Потому что, как только дойдем до перекрестка, сейчас же меня за руку ловишь.

— Здравствуйте… Я даже когда был совсем маленьким, и то ничего не боялся. Даже дома, один, вечером…

— Так это дома!

— А ты и дома боялась. Твоя мама всегда тебя к нам приводила, когда ей нужно было вечером идти в школу.

— Ну, тогда я была совсем маленькая.

— Всего на месяц моложе меня.

— Значит, вы еще до школы дружили, — догадался Валерик. — То-то вы такие неразлучные.

— Папа говорит, что нам дружба по наследству досталась, — пояснил Вася. — Наши отцы ведь во время войны в одной части сражались и даже в одном подразделении. А это много значит. Как только моя мама, бывало, получит письмо с фронта, первым делом бежит к матери Кюльжан. Та получит письмо — бежит к моей маме. Если долго писем нет, соберутся вместе и плачут потихоньку, чтоб мы с Кюльжан не видели. Помнишь, сестренка?

— Помню, — шепнула девочка.

— А как мы после победы отцов встречали, помнишь?

Кюльжан кивнула головкой, и ее личико вновь озарилось улыбкой. На смугло-розовых щечках появились нежные ямочки.

— Спой, сестренка, нашу песенку о дружбе. Валерик ее не слышал, — предложил Вася. — Это мой папа придумал слова, — пояснил он товарищу. — А отец Кюльжан подобрал к ним мотив на аккордеоне. Они очень любят, когда мы ее поем.

Кюльжан звонко запела:

Зоренька вечерняя в алый цвет окрасила

Снег на горных кручах, яблони в садах…

Наша дружба верная нашу жизнь украсила,

Мы ведь неразлучны даже и в мечтах.

Зореньку вечернюю, утреннюю звездочку

Из окопов видели мой и твой отец…

С нежностью дочернею им светила звездочка

Будто милой родины ласковый гонец.

Пусть хоть это облако ливнем на нас ринется,

Пусть хоть злая вьюга снегом занесет, —

Пионеры об руку в путь далекий двинутся,

Друг, конечно, друга из беды спасет.

Дружбу, как наследство самое святое,

Нам отцы вручили, покидая строй…

Словно солнцем детство наше озарили,

Солнцем крепкой дружбы — дружбы фронтовой.

— Вот вы… Какие… — с восхищением и с некоторой завистью сказал Валерик. — А у меня нет такого друга. Мама не любит, когда ко мне кто-нибудь приходит. Говорит, что мы балуемся, в комнате все вверх дном переворачиваем…

— Ты, наверное, не убираешь за собой, вот она и сердится.

Валерик промолчал. Вася и Кюльжан понимающе переглянулись.

— Интересно, где сейчас все наши? — спросила девочка.

— Наверное, как и мы, где-нибудь сидят, отдыхают после музея.

— Я никогда не думала, что так устану, — призналась Кюльжан.

— Кажется, ничего такого не делаешь: только ходишь и смотришь, а к концу уже и ноги подкашиваются и глаза закрываются.

— Это еще что! Вот в прошлом году я ездил с папой в отпуск, в Москву, — сказал Вася. — Мы были в Историческом музее. Так к концу осмотра я совсем «дошел». Вышли на улицу, я сел на ступеньку, а в глазах круги какие-то. Сторож музея к нам подходит, а мне кажется — это питекантроп. Хорошо, что папа взял мне мороженого. Я съел две или три порции и тогда только опомнился.

— Ох и хитрый! — сказал Валерик. — Ты, наверное, нарочно притворился. Я тоже, когда мне чего-нибудь сильно захочется, говорю маме, что плохо себя чувствую. А все-таки интересно, в Казахстане когда-нибудь жили питекантропы, или нет? Ты в музее не спрашивал?

— Нет, не догадался спросить, — с сожалением сказал Вася.

— А что пещерные люди жили, — точно знаю. Я даже читал в газете, что в ауле Канай, в Восточном Казахстане, ученые нашли стоянку людей древнекаменного века. Там были найдены орудия из кремня. По ним видно, что те люди жили сто тысяч лет тому назад.

— Интересно, как они тогда жили? Посмотреть бы не в музее, а на самом деле, — мечтательно вздохнула Кюльжан.

— Это зависит только от вас самих, — услышали они вдруг чей-то голос и быстро обернулись.

Перед ними стоял пожилой человек с приятным розовым лицом, покрытым не то что морщинами, а скорее, пухлыми складками. Темные, с сильной проседью волосы открывали его высокий и очень выпуклый лоб. Из-под мохнатых бровей светились светлые, удивительно ясные глаза. Одет незнакомец был в просторную белую шелковую рубашку — «украинку», белые парусиновые брюки. Легкий шнурок из крученого шелка свободно опоясывал его несколько грузную фигуру.

Удивленные странными словами незнакомого человека, ребята молчали. Тот с минуту смотрел на них, потом неторопливо повернулся и пошел по мостику через арык. Дети не спускали с него глаз.

Слегка шаркая подошвами легких туфель, незнакомец медленно поднимался к группе утопавших в зелени домиков и скоро скрылся из вида.

— Что он нам сказал! — шепотом выдохнул Вася.

— Да он просто посмеялся над нами, — решил Валерик. — Взрослые часто так делают. Скажут что-нибудь необыкновенное, а как станешь допытываться, что и почему, признаются, что пошутили.

— А вдруг он не шутил! — сказала Кюльжан, широко открывая карие глаза.

— А почему он больше ничего не прибавил?

— А мы у него ничего и не спросили.

— Я растерялся…

— Я сам, брат, растерялся, — признался и Вася. — Знаете что? Давайте пойдем за ним и попросим, чтоб он объяснил свои слова. А то я все равно буду ломать голову, что он хотел ими сказать. Вставайте скорее.

Кюльжан с готовностью вскочила на ноги, отряхнула складки форменной юбочки и с огорчением обнаружила пятнышки грязи на парадном белом фартучке.

— Прямо стыдно показываться на глаза в таком виде, — вздохнула она. — Подумает, что неряха. Ведь он не знает, что мы приезжие.

— Я заслоню тебя, — великодушно предложил Вася. — Ты только держись за моей спиной.

— Тогда ты и меня заслони, — мрачно сказал Валерик. Я тоже забрызгался.

— Ох, у меня тоже, — спохватился Вася. — Можно, конечно, сполоснуть брюки в арыке, но боюсь, что пока мы будем чиститься, этот человек так далеко уйдет, что его и не догонишь. Пойдемте так, как есть. Может быть, он не обратит на это внимания.