Шелест. Консорт - Калбазов Константин. Страница 8

– Евграф Степанович, – выкрикнул он, завидя целителя.

Тот не стал ничего спрашивать, молча указав на палатку с разведёнными пологами, сквозь которые просматривался складной стол, использовавшийся в качестве операционного. Настоящие целители, владеющие бранным лечением, никогда не надеются на одни лишь плетения, так как те способны на многое, но извлечь из тела железо им всё же не под силу, как не выходит порой и срастить в должном порядке разорванные ткани, жилы и вены. Сила это лишь подспорье, которое способно на многое, но далеко не на всё.

Едва Суханов положил Ярцева на стол, как его тут же выставили на улицу. Он помялся немного перед входом, после чего отошёл в сторону, достал трубку с коротким чубуком и начал набивать её табаком.

– Ну что там? – поинтересовался у него Швецов, также потянувшийся за трубкой.

– А я откуда знаю, меня выставили оттуда. Не видел?

– Сдаётся мне, что там уже всё, – извлекая из кисета свою трубку, вздохнул Рудаков.

– Больше не чувствуешь «Повиновение»? – спросил Суханов.

– Перестал чувствовать ещё там, у брода, – подтвердил Лис.

– Я тоже, – поддержал его Кремень.

– Я пошёл за ним не из-за узора, – пожал плечами Суханов, зажигая на пальце огонёк и прикуривая от него.

– То есть и ты утратил связь там же?

– Так и есть, Лис, – пыхнув терпким табачным дымом, подтвердил он. – Но я не собирался его бросать, даже павшего. А вы отчего пошли за мной?

– Он мой боевой товарищ. И вообще, выдернул меня из грязи, дал второй шанс. Я чувствую, что обязан ему, – пожал плечами Швецов.

– Вот в чём ты прав, Кремень, в том прав. Я, не раздумывая, пошёл по той же причине, – подтвердил Волк.

– А я просто пошёл за вами. Не дело бросать друзей, – раскурив трубку, произнёс Лис.

Полог палатки откинулся в сторону, и из неё вышел целитель, протирающий руки полотенцем. Приметил троицу и направился к ним.

– Ну что, господа, сдаётся мне, что у Петра Анисимовича теперь имеется три кредитора, которым он должен до гробовой доски, – произнёс он.

– Шелест жив? – удивился Суханов.

Волк, конечно, надеялся на чудо, но, признаться, не верил в это, ибо узор может пропасть только со смертью нанёсшего его. А он по-прежнему не чувствовал «Повиновение».

– Вашими стараниями, милостивые государи. Доставили бы чуть позже, и я бы уже его не вытянул. Но хвала Господу всё обошлось, и возможно уже завтра он встанет, а может, и полностью оправится. Голова штука тёмная, и… Ч-чёрт! Ваше высочество, туда нельзя! – подорвался целитель, чтобы перехватить бегущую со всех ног Долгорукову.

Товарищи переглянулись и предпочли тихонько убраться восвояси. Не хватало только им сейчас оправдываться перед ней из-за того, что недоглядели за своим командиром.

Хм. Командиром или господином? Вообще-то, Ярцев никогда не держался с ними надменно, всегда обращался как с равными и не просто называл товарищами, но именно по-товарищески и относился. Хотя и был резковат, но в итоге его поступки были им во благо. Именно его стараниями они вновь поверили в себя. Так что однозначно командир и боевой товарищ. Не потому ли они втроём без раздумий бросились спасать его, хотя уже и осознали, что свободны.

– Ну что, друзья, у нас ещё есть незаконченное дело. Лис, Кремень, как думаете, кто мы – твари дрожащие или всё же право имеем? – припомнил Волк присказку Шелеста.

– Полагаю, нам сначала нужно к полковнику или её высочеству, чтобы получить дополнительные алмазы, зарядить-то нам их теперь некому, а своих вместилищ на такой расход всё же не хватит, – заметил Швецов.

– Согласен. Опять же, не мешало бы поставить Павла Александровича в известность по поводу Шелеста. Что ни говори, а наша группа в его лице по факту лишилась двоих сильных одарённых, – поддержал его Рудаков.

– Ну, значит, к господину полковнику, – подытожил Суханов, негласно оказавшийся в роли лидера.

Полковника они нашли в штабной палатке, раздающим указания подчинённым. Одновременно с продолжающимся обустройством лагеря велась и подготовка к завтрашнему штурму. Так что забот у Уфимцева было предостаточно.

– Всё знаю, господа, – встретил он троицу, развёл руками и закончил, – но задача остаётся прежней. Если вы за помощью, то выделить никого не могу, на рассвете мне понадобятся все наличные силы, чтобы завершить дело одним днём. Заброда уже получил от меня приказ: если не удастся остановить противника у брода, жалить его всю ночь и день, чтобы задержать-таки Батал-пашу. Выхода иного попросту нет. У нас даже отступить уже не получится.

– Мы всё понимаем, Павел Александрович. Но ваша помощь нам всё же не помешает. Наша сила атаки упала чуть не вдвое, а возможности и того больше. Мы под воздействием желчи, но даже это не позволяет иметь достаточный запас Силы, чтобы жалить Батал-пашу так же часто, как передовой отряд ногаев. Прежде Пётр Анисимович в любой момент мог их зарядить, сейчас такой возможности нет, – произнёс Суханов.

– Камни я вам дам. С этим хвала господу проблем нет. Ещё и у её высочества запас имеется.

Получив алмазы, они вышли из штабной палатки, переглянулись и открыли портал к броду. Едва оказались на месте, как к ним подбежала Лиза.

– Всё хорошо, Елизавета Анисимовна. Его жизнь вне опасности, целитель говорит, что уже завтра он будет в полном порядке, – поспешил заверить её Суханов.

– Спасибо вам, дорогие мои, – не выдержав, зарыдала она и прижалась к груди откровенно растерявшегося Суханова.

Тот стоял какое-то время молча, лишь поглаживая Ярцеву по голове. Потом глянул на клонящееся к закату солнце и отстранил её.

– Простите, Елизавета Анисимовна, но у нас совершенно нет времени. – Дымок, что шар?

– Готов к полёту, – тут же доложил тот.

– Вот и замечательно.

Суханов быстро влез в подвесную и поднялся в небо. Ну что сказать, пусть они и отсутствовали меньше часа, тем не менее за это время турецкая армия успела существенно продвинуться вперёд, и пока всё было за то, что им удастся-таки выйти к броду ещё до заката. А значит, у них совсем не осталось времени на раскачку…

Я открыл веки и тут же зажмурился от ударившего в глаза света. Похоже, вернулся в родной мир. И это яркое освещение в палате. Только тогда непонятно, куда подевались неприятные ощущения. Доводилось мне валяться в реанимации, а потому отлично помню, каково оно – возвращаться в мир живых. Уж как минимум горло саднит от дыхательной трубки. А тут только и того, что резануло ослепительным светом да высекло слезы, дорожки от которых побежали по щекам. Я непроизвольно поднял руки и утёр их.

– Господи, ну слава богу, – послышался до боли знакомый голос.

Стоп! Это же Мария! Вот как-то сомнительно, чтобы это был бред. Я резко сел и тут же голову прострелила острая боль, ударивший в глаза свет сменился разноцветными кругами, что твой калейдоскоп, и я со стоном рухнул обратно на подушку.

– С ума сошёл?! – всполошилась Долгорукова.

Я тут же ощутил, как на меня навалилась её упругая грудь, пальцы вцепились в плечи, прижимая к постели, а лицо обдало чистым горячим дыханием.

– Тебе ещё нельзя вставать. Дурашка. – Я почувствовал, как щеки коснулись горячие и влажные губы.

Секунда, и Мария уже целует мои губы, а я ощутил солёный вкус её слёз. Вот оно значит как. Выходит, я не умер и не вернулся в родной мир, а был лишь ранен, и теперь нахожусь в объятиях любимой. Хм. А вот интересно, как я тут оказался и сколько времени валяюсь? По идее, с уровнем местной медицины это не могло быть долго.

Я ответил на поцелуй Марии и открыл глаза. Она отстранилась от меня, сквозь слёзы вглядываясь в моё лицо. Я же поначалу видел лишь смутный образ, но картинка постепенно прояснилась. Наконец мне это надоело, и я активировал плетение «Лекарь». Понятно, что я не целитель, но чтобы избавиться от неприятных ощущений, самое то.

Ага. Муть перед глазами тут же развеялась. Я находился в богато обставленной комнате с большими остеклёнными стрельчатыми окнами, сквозь которые лился солнечный свет. Вот и стегануло по глазам после кромешной тьмы.