Авиатор: назад в СССР 12 (СИ) - Дорин Михаил. Страница 14

— 087й, белый шлейф за тобой. Левый пневматик лопнул, — выхватил я тангенту у РВП.

Ситуация для Вани очень сложная.

— Интенсивно топливо течёт?

— Подтвердил. Слева, — вглядываюсь я в бинокль.

На посадке от лопнувшего колеса, скрежещущего металлической ребордой по бетону, всегда, словно от гигантского бенгальского огня летят искры. На посадке оно может воспламениться в любой момент.

Глава 7

Долго раздумывать нельзя. Посадка на основную полосу была бы самым верным решением. Вот только слишком ситуация у Швабрина особая.

— Буду садиться на основную, — принимает решение Иван.

Бросил тангенту и выскочил в подземные коридоры тренажёра. Открыл люк и выбежал на улицу. Увидел, как в сторону основной полосы уже летят спецмашины. Махнул рукой и пожарный ЗИЛ остановился рядом. Запрыгнул на подножку. Крепко ухватился за дверь, но это не так просто.

Машина с места стартует, будто самолёт на форсаже.

— Куда едем? — открыл окно пожарный, сидящий на пассажирском сиденье.

— Меня к помощнику на стартовый командный пункт.

Водитель кивнул и ещё прибавил газу. Нормальный такой аппарат у местных пожарных!

Я постоянно смотрел вверх, контролируя местоположение Ивана. Он как раз проходил траверз аэродрома. Заход на посадку решил выполнять над озером? Абсолютно верное решение в сложившейся ситуации. Надо быть подальше от жилых районов.

Автомобиль притормозил напротив будки СКП-11, где и сидит помощник руководителя полётами ПРП. Пробежался по влажной почве, измазавшись в грязи. Но это сейчас неважно. Надо быстрее добраться до тангенты.

Я буквально влетел в помещение, где на высоком стуле, будто за барной стойкой сидел ПРП.

— Тангенту! — крикнул я.

— 087й, разворот на посадочный. Полосу вижу, — услышал я из динамика, спокойный голос Ивана.

Самолёт очень энергично сделал разворот. Медлить с посадкой ему категорически нельзя. Полёт с интенсивной течью топлива чреват очень большими неприятностями: от остановки двигателей до пожара и взрыва в воздухе.

— Как он будет садиться? — тихо спрашивает у меня ПРП.

Я посмотрел на него. Парень волнуется, будто сам сейчас в кабине.

— Даже подсказать ему не могу, — хватается он за голову руками. — Может ему прыгать?

— Этого он делать не будет, — отвечаю я.

Иван продолжает заход.

— 087й, средства в дальнем конце полосы, — спокойно сказал я в эфир.

— Понял. Контролируй мой крен после касания.

— Принял.

ПРП совершенно не понял, что сейчас будет происходить. При мне он достал сигарету и сунул в рот, но не подкурил.

Иван начал снижаться слишком интенсивно. Так он не загасит скорость ниже расчётной для посадки.

— Низковато, — сказал я в эфир.

— Понял. Снижаю обороты. Даю крен, — комментирует свои действия Иван.

МиГ-29 приближается к земле. Швабрин очень аккуратно работает органами управления. Плоскости управления отклоняются медленно и плавно. Без рывков.

— Торец. Высота 3, — подсказываю я, «на глаз» определяя расстояние самолёта до полосы.

Двигатели затихают. Ваня убрал обороты и медленно накренил самолёт на правую стойку. Филигранное касание! Теперь, будто каскадёр едет на одном колесе.

— Держи! Держи! — выхожу в эфир, когда самолёт слегка начал крениться влево.

Представляю, как сейчас Ваня работает с органами управления! Разворачивающий момент парирует педалями и ручкой управления. Скорость падает, плоскости управления постепенно приближаются к своему упору. Теперь я ему уже не помощник.

Надо бежать к нему. Выскочил на улицу, но до Ивана больше километра.

Техник-связист отдал мне самый лучший транспорт для аэродромных передвижений — велосипед. Я вскочил на эту нестареющую классику под названием «Урал» и устремился по полосе. Представляю, как это всё смотрится со стороны.

Самолёт подъехал к центру полосы. Дальше его уже не удержать. Всё! Двигатели перестали работать.

Был слышен удар об бетонную поверхность левой стойки. Скрежет, и во все стороны летят ошмётки порванного пневматика. В воздухе пары вытекающего керосина смешались с запахами гари и дыма. И тишина.

Фонарь МиГа открылся. Ваня почему-то не вылезает! Тут рвануть может в любой момент, а он спокойно маску снимает. Я уже почти подъехал к самолёту, как Иван спрыгнул вниз и быстрым шагом отошёл в сторону.

Подъезжаю к нему и начинаю отводить подальше от самолёта. Из баков продолжает выливаться топливо, а сам борт стоит, слегка накренившись на левую сторону.

— Мда, стойка изуродована, — сделал вывод Швабрин.

— И дырка немаленькая, — показываю я на огромное отверстие в третьем топливном баке.

Размер его чуть больше кулака. Задерживаться рядом с самолётом не стоит. Команда технической помощи уже начала работать. Сам же Ваня выглядел слегка потерянным. Взмок изрядно, и только через минуту он почувствовал, что замерзает.

— Серый, а ты без машины? — спросил Швабрин.

— У меня лучше транспорт, — ответил я и показал ему на «Урал» в паре метров от нас.

— Тогда я за рулём. Буду согреваться.

Если честно, и мне уже стало некомфортно в комбинезоне. Куртку ведь оставил у РВП.

После полётов Сагит объявил, что завтра из Москвы в Крым вылетает Федотов. Будет разбираться на месте.

Генеральный конструктор Белкин уже вызван в Министерство Авиапрома.

— Не знаю, чем это закончится, но время мы сейчас потеряем очень много, — сказал Байрамов, стоя за трибуной в классе постановки задач.

Ваня выглядел задумчивым, иногда посматривая на меня.

— Такого рода опытная машина дороже серийных — как с точки зрения материальных затрат на их проектирование и изготовление, так и жёстко лимитированных сроков. Мы сейчас откатимся по обоим направлениям, — сделал вывод один из инженеров.

— Будем нагонять. Меньше делать выходных, — сказал Швабрин, уставившись в окно.

— Фёдорович, ты не понимаешь, что машина, которой предстоит сесть на палубу, теперь не в строю. Время починки — неизвестно. Мы ещё с системой управления двигателем не разобрались…

— Так разбирайтесь! Или вас учить надо⁈ — воскликнул Ваня.

Я положил руку на плечо Швабрина, чтобы успокоить его. Понятно, что он сейчас расстроен и на взводе. Но здесь все переживают за дело фирмы.

Иван посмотрел на меня и пару раз кивнул.

— Ладно, мужики. Вспылил, был не прав.

— Всё нормально, Фёдорович, — махнул ему инженер.

Через пару минут меня, Сагита, Ивана и ведущего инженера пригласили осмотреть посадочный блок наземного тренажёра.

Я уже догадывался, в чём была суть вопроса. Мы сможем определить причину сегодняшнего инцидента. Осмотрев несколько минут металлическую поверхность блока, всё стало понятно.

— Вот и причина, — указал я на повреждение рессоры механизма тросоподъёмника.

Это металлическая дуга длиною около метра. Она находится в допустимой зоне посадки. При проектировании было указано, что нагрузки она выдерживает и при наезде на неё самолёта. До сегодняшнего дня это было неоспоримо.

— Такого не могло быть, — утверждал начальник посадочного комплекса.

Его слова подтверждал представитель завода изготовителя. Он на постоянной основе присутствует на НИТКе, пока тренажёр ещё не до конца отработал срок испытаний.

— Но факт разрушения мы видим. Спорить бессмысленно, — указал Сагит.

— Значит, вы садились с недопустимым весом. Они были обозначены в методических рекомендациях. Я вас предупреждал об этой опасности! — возмущённо заявил командир полка.

Выглядит он весьма грозно. Курносый с густой шевелюрой. Рост в районе 190 сантиметров. Огромный, как тяжелоатлет. Как он вообще в истребителях оказался⁈

— Вас не смущает, что наш самолёт легче Су-27 в любом посадочном весе? — продолжил Сагит.

— Нет, не смущает. И мне ваши полёты очень здесь не нравятся. Они незаконные.

— Мы с вами это обсуждали. Разрешение сверху… — начал говорить Сагит, но командир полка его перебил.