Константа (СИ) - Соболев Андрей. Страница 48

– Вот тогда и ответь мне, любитель науки, насколько незначительны изменения? Когда людей без их воли толкают на убийства, на что-то совершенно невозможное. Да что там людей, целые страны за короткий срок оказываются втянуты в кровопролитную бойню. Когда в один момент ещё ничто не предвещает беды, а в другой уже стоишь перед лицом ядерного апокалипсиса. Можно ли считать такие изменения малыми или незначительными? Где та грань?

Алексей таинственно улыбнулся, потом достал из кармана брюк маленькую тряпочку и протёр стёкла очков.

– Грань между возможным и невозможным – в случайности, – деловито ответил он. – Возвращаясь к Рэю Брэдбери и «эффекту бабочки», ты сам должен помнить, насколько чудовищными могут быть последствия от небольшого изменения в прошлом. А теперь представь, что прошлое ты вершишь каждую секунду. Ведь мы постоянно совершаем множество выборов – от того, что съесть на обед, до решений, способных кардинальным образом перевернуть наши жизни. Один незначительный выбор может повлиять на другой в будущем, а тот на ещё один и так далее. В итоге эта лавина способна быстро стереть твою личность и натурально превратить в другого человека. Но это гипотетически. Я о том, что нельзя пренебрегать даже малейшими изменениями. Как видишь, какие-то из них привели нас к концу света.

– Ты с такой лёгкостью говоришь об этом, – удивился Новиков.

– А как иначе? – пожал плечами Алексей. – Паника делу не поможет. Тем более, это только гипотетическая возможность.

– Но, если всё дело в случайности, получается, я могу проснуться завтра вообще кем угодно и где угодно? – испугался собственных мыслей Евгений. – Хоть пожарным, хоть космонавтом или вообще президентом другой страны?

– А вот тут самое интересное. Судя по тому, что ты рассказывал, мы имеем дело не просто со случайным и хаотичным изменением реальности, а, скорее, с последовательным наложением одной на другую. Большинство событий, о которых ты упоминал, проявляли себя постепенно, их эффект усиливался, а у некоторых, наоборот, уменьшался. Безусловно, есть некий хаотический фон из малозначительных деталей, но общая картина и вектор изменений всегда линейно зависимый.

– Малозначительная деталь? – хмыкнул Новиков. – Так вот что значит моя жизнь.

– Ох, опять ты за своё. Мир не вертится вокруг тебя, меня или кого-то ещё. Жизнь отдельного человека ничего не значит в масштабах целого общества. Мы всего лишь пыль, отдельная песчинка, чьи личные проблемы не более чем рябь от брошенного камня на глади океана. Там, где для тебя целая трагедия, для человечества лишь белый шум, но и в этом мельтешении можно выявить некую тенденцию. Например, война. Она ведь началась не за один день, не так ли?

Евгений молча замотал головой.

– Вот! Если верить твоим словам, то каждый цикл был не случаен, а опирался на события прошлого, развивал их в ту или иную сторону. Это не хаос, а тенденция, и очень чёткая. В ней есть какая-то система. Взять хотя бы события твоей жизни, они тоже имели те или иные последствия. Вспомни про день, когда ты задумал убийство, ведь ты его не совершил, но следующий сдвиг реальности закончил начатое. Мир отреагировал на скрытые желания, на тенденцию, что преобладала в твоём поведении. Это действительно похоже на то, будто кто-то пытается исправить прошлое, хирургически, точечно изменяет события, давит очередную бабочку, но с каждым шагом делает только хуже.

Евгений аж подскочил на месте, когда услышал заветные слова.

– Ага! Я же говорил, что это путешественник во времени, теперь и ты со мной согласился! – воскликнул он, готовый от радости захлопать в ладоши.

– Нет-нет, подожди, на самом деле это подводит нас к следующему пункту, – замахал руками Алексей, а потом открыл колпачок у маркера и стал выводить новую запись: – Пункт четвёртый. Теория Штейнмайера – Кунца.

– Кого-о?! – обескураженно проголосил Евгений.

– Иоганн Штейнмайер и Фридрих Кунц – два известных в научных кругах физика-теоретика, доктора наук. Прославились в своё время разработкой ещё одной антинаучной химеры, так называемой теории наложения, или наслоения реальности.

– Не слышал.

– Я не удивлён, – пробубнил Алексей, пока заканчивал выводить название теории на доске.

– А я удивлён, что для такого ярого противника ненаучных теорий ты слишком много про них знаешь.

– Приходится, – буркнул Максимов и повернулся к Евгению. – Нужно досконально знать своего врага, особенно когда он уже глубоко пустил корни в научное сообщество.

– Да-да, я уже понял, рыцарь в блестящих доспехах против скверны всего мира. Рассказывай уже, что там с этими «Кунцами», пока ещё есть возможность.

– Хорошо, но я должен предупредить, что будет непросто. Но это очень важно для понимания, поэтому прошу сосредоточиться.

– А до этого было просто? – горько усмехнулся Евгений, но потом поймал строгий взгляд Максимова. – Ладно-ладно, меня таким не напугать. Не для того я зашёл так далеко, чтобы отступать перед трудностями. Валяй, профессор.

– Сколько раз повторять, я не… – раздражённо пробурчал Алексей, но потом смиренно махнул рукой: – Ладно, забудь.

Он прикрыл глаза, набрал полную грудь воздуха, одновременно стараясь подобрать нужные слова, чтобы даже такой человек, как Евгений, понял, о чём речь, но по выражению лица Максимова стало понятно, что получалось у него не очень хорошо.

– Тогда давай начнём издалека. Ты слышал что-нибудь про «эффект Манделы»?

– Что-то знакомое… – задумался Новиков.

– Его ещё называют ложной коллективной памятью, когда воспоминания огромного количества людей противоречат настоящим фактам. Всё началось с известного политика Нельсона Манделы. Почему-то многие были убеждены, что он давным-давно скончался в тюрьме. В обсуждениях они даже правдоподобно вспоминали выпуски новостей, где об этом сообщалось, какие-то подробности, а на самом деле он давно был выпущен из тюрьмы и дожил до преклонных лет. Позже начали находить и другие подобные свидетельства, когда в коллективной памяти отпечатывались искажённые события прошлого или которые вовсе не существовали в реальности. По крайней мере, в нашей, как считали некоторые. Естественно, что мистическое сознание людей сразу нашло этому объяснение в альтернативных Вселенных и прочих сказочных фантазиях.

– Точно, я об этом где-то слышал, только при чём тут Мандела и эти твои физики?

– Штейнмайер и Кунц не просто адепты теоретической физики, они большие сторонники квантовой теории поля. Проще говоря, они занимались исследованием особой незримой среды, которая равномерно заполняет собой всё пространство Вселенной. Раньше её было принято называть эфиром, но в какой-то момент от него трусливо отказались и долгое время считали, что вакуум представляет собой абсолютно пустое пространство. Со временем до учёных стала доходить вполне закономерная мысль, что волны не могут распространяться в пустоте, что для них нужна некая ненулевая среда. Но признать свою ошибку и вернуться к эфиру они не могли, это стало бы фатальным не только для карьеры любого учёного, но и приговором всему научному сообществу и их методологии. Поэтому они вновь стали стыдливо протаскивают в науку эфир, но уже под другими названиями, например в виде конденсата Хиггса. Впрочем, это лишнее, – опомнился Алексей. – Не забивай себе голову.

Евгений сморщился, насколько смог, демонстрируя степень своей вовлечённости в этот диалог.

– Я всё ещё не понимаю, в чём тут связь?

– Сейчас поймёшь. Такое поле, заполняющее собой всё пространство, очень неоднородно, точнее сказать, очень неспокойное, нестабильное. И в силу своего неустойчивого состояния постоянно порождает из себя элементарные частицы, точнее пару частиц-античастиц, которые сразу же взаимно уничтожаются. Их ещё называют виртуальными частицами. Чтобы было проще, представь себе огромный кипящий котёл, где на поверхности постоянно появляются пузырьки и тут же исчезают. Долгое время Штейнмайер и Кунц были поглощены изучением подобных квантовых флуктуаций, их волновали, как им казалось, фундаментальные вопросы всей человеческой истории: откуда берётся вещество? может ли оно быть порождено из ничего и исчезнуть в никуда? Но больше всего их волновала сущность самих квантовых флуктуаций: почему они возникают? что способно так сильно влиять на саму ткань мироздания? – Алексей на секунду задумался. – Может, ты когда-нибудь слышал про Рудовского?