Железо и магия (ЛП) - Эндрюс Илона. Страница 5

Дверь фермерского дома распахнулась. Оттуда выбежал коренастый, лысеющий, с широкой улыбкой на широком лице Мэтью Райан, выглядящий так, словно ничего не изменилось. Прошлое ударило Хью ножом. Ты был кем-то, теперь ты ничто.

— Входите, входите. — Райан открыл калитку. — Мария только что накрыла на стол. Входите!

Они подъехали к дому, спешились и зашли внутрь.

Ужин стал размытым пятном, наложившимся на совокупность воспоминаний. Он приезжал на это ранчо до этого три раза. Каждый раз его угощали ужином и оставляли с лошадью. Он сидел, наблюдая, как его люди, как голодные волки, набрасываются на картофельное пюре, и пытался осознать реальность. Она продолжала ускользать у него из рук.

После ужина они с Райаном сидели на заднем крыльце дома с пивом в руках, наблюдая, как фризы бегают по пастбищу. Фризы были его породы: черные как смоль, сложены как легкоупряжные лошади, но быстрые, ловкие и подвижные. Он получил последних трех жеребцов из этих конюшен. За них он тоже заплатил дорого. Это были его отличительные черты — норовистые черные лошади с развевающимися гривами.

В дальнем правом углу жеребец лениво обегал пастбище, черная грива развевалась, шерсть блестела, как полированный шелк, походка была благородной.… Черный огонь в движении. Да, этот подойдет.

— Мне нужна лошадь, — сказал Хью.

Райан кивнул.

Вот и наступила та часть, которую он терпеть не мог.

— Я не могу заплатить тебе сейчас. — У слов был неприятный привкус во рту. — Но ты же знаешь, я всегда плачу.

— Мы слыхали. Ужасные дела творятся, — сказал Райан. — Работать на этого человека годами и ничего не иметь взамен. Позор, вот что это такое. Чертов позор. — Слова повисли между ними.

Хью допил пиво. Он не будет умолять, а Райан знал, что лучше не давить на него.

Молчание затянулось.

— У меня сейчас нет жеребцов. Ничего, кроме племенного поголовья. Рынок развивается медленно.

Чушь. Райан разводил больших и злобных боевых коней. После Сдвига в мире, где технологии и магия менялись местами, хорошая лошадь стоила дороже автомобиля. Это всегда срабатывало. Люди, которые приходили к Райану за лошадью, не хотели мерина, и спрос всегда был высоким.

Райан взглянул на него и отпрянул, прежде чем спохватился. На его виске выступила капелька пота.

Правильно. Помни, с кем разговариваешь.

— Я хочу вам кое-кого показать. — Райан повернулся и крикнул в дом. — Чарли, выведи Баки. И скажи Сэму, чтобы шел сюдой.

Хью сделал еще один глоток пива.

Старший сын Райана, коренастый, с такими же резкими чертами лица, вырезанными лопатой из мокрой грязи, подбежал к сараю слева.

На крыльцо вышел парень. Худощавый, светловолосый. Молодой, лет восемнадцати или около того. В нем было что-то от Райана, в широченных плечах, но не особо. Должно быть, он пошел в мать.

Двери сарая распахнулись, и на небольшое пастбище вышел жеребец.

— Что это, черт возьми, такое? — Хью поставил пиво на стол.

— Это Баки. Буцефал.

Баки обернулся, послеполуденное солнце заиграло на его шерсти. Его серый цвет стал начисто белым. Он практически светился. Как чертов единорог.

— Он не фриз, — выдавил из себя Хью.

— Испано-нормандский конь, — сказал Райан. — Помесь першерона и андалузского. Купил его на аукционе. Он крупный, как раз такие, какие вам нравятся. Семнадцать ладоней.

Хью повернулся и посмотрел на него.

Райан заерзал на сиденье.

— Ты пытаешься подсунуть мне полутяжа? — спросил Хью тихим и небрежным голосом.

— Да не, что вы. — Райан поднял руки. — Посмотрите на походку. Посмотрите на линии. Вот здесь андалузские линии. Шея длинная, а ноги…

О, он видел андалузца, все верно, но он видел и першерона, судя по размеру и большой груди. Першероны были слишком тяжелые для борьбы под седлом, все эти громоздкие медленно сокращающиеся мышцы замедляли их реакцию. Их было трудно разозлить, они были медлительны в атаке и тяжелы на подъем. Все, чего он не хотел.

Хью посмотрел на Райана.

Райан сглотнул.

— Он удобен с седлом. Поверьте мне в этом. После фризской породы ваша задница скажет вам спасибо. Нет перьев, значит, меньше ухода. Он прыгает, как чистокровный скакун. Посмотрите на линии головы. Какая красивая голова.

— Он белый.

— Никто не совершенен, — сказал Райан.

Мысленно Хью протянул руку и сжал шею Райана до тех пор, пока лицо владельца ранчо не покраснело, а голова не закружилась.

Мария, жена Райана, подошла к дверному проему и замерла. Маленький ребенок стоял совершенно неподвижно, ожидая и наблюдая за лицом Хью.

— Я купил его, чтобы разводить. Я думал, что смогу разнообразить свою жизнь, понимаете? — Теперь Райан что-то лепетал. — Подобрал ему конкретную кобылу, но сделка сорвалась. Он хороший жеребец. Сильный и быстрый. Вспыльчивый. Выбивающий дерьмо из меня и конюхов.

Хью уставился на него.

На лбу Райана выступил пот. Его руки дрожали, слова выскакивали одно за другим.

— Вы двое поладите. Он такой же, как вы.

— С чего ты взял?

— Большой, злобный сукин сын, который никому не нужен. — Райан осознал, что сболтнул. Его лицо побелело.

На крыльце воцарилась ошеломленная тишина.

— Я не это имел в виду… — сказал Райан.

Осознав ситуацию, по Хью прошел холодок, подавив весь гнев. Он возьмет эту лошадь. У него не было выбора.

У него не было выбора.

Ему показалось, что он упал откуда-то с высоты и ударился лицом о каменную землю. Год назад Райан выставил бы напоказ всех своих жеребцов, и он сделал бы свой выбор.

Хью медленно поднялся, спустился по ступенькам в траву, приблизился к пастбищу и перепрыгнул через забор. Баки развернулся на месте и уставился на Хью. Белую голову коня пересекал шрам. Кто-то нанес ему удар каким-то клинком.

Баки фыркнул, его янтарные глаза уставились на Хью. Доминирующая поза. Прекрасно.

Хью уставился в ответ.

Жеребец оскалил зубы.

Хью тоже показал зубы и втянул воздух.

Баки неуверенно заколебался.

Как только лошадь решала укусить, ее уже было не остановить. Рано или поздно она укусит, особенно если лошадь была заядлой кусачкой. Некоторые кусались, потому что ревновали, другие, чтобы выразить неудовольствие или привлечь внимание. Лошади, как собаки и дети, следовали принципу, что любое внимание, даже негативное, все равно остается вниманием и, следовательно, стоит усилий.

Боевой жеребец будет кусаться, чтобы доминировать.

Он должен был продемонстрировать, что над ним не будут доминировать. Как только начинаются укусы, остановить их трудно. Крики, удары по лошади или укусы в ответ, как делал один парень, которого он помнил, не возымеют никакого эффекта. Смысл был в том, чтобы в первую очередь не быть укушенным. Ты относился к боевому жеребцу с уважением и подходил к нему так, словно был первым среди равных.

Баки смотрел на него, не отрываясь.

— Давай, — сказал Хью спокойным, обнадеживающим голосом. Слова не имели значения, но тон голоса имел. Когда дело касалось людей, лошади больше полагались на слух, чем на зрение.

Баки топнул копытом по земле.

— Ты просто теряешь время. Давай.

Жеребец снова уставился на него. За свои годы Хью повидал самых разных лошадей: арабских — которые, скорее, умрут, чем наступят на ногу человеку; строгих, злых лошадей из русских степей, которые отдавали всех себя, но ничего не прощали; немецких ганноверских лошадей, которые скорее пройдут сквозь человека, чем обойдут… С таким бегуном он не мог сказать, что, черт возьми, получит, но он ездил верхом с десяти лет, все те долгие десятилетия назад.

Их взгляды встретились. Внутри этого коня горел огонь, который светился в его глазах. Подлый сукин сын, которого никто не хотел. Ты подходишь. Ты принадлежишь мне.

— Иди сюда. У меня нет времени заниматься этим весь день.

Баки вздохнул, навострил уши и подошел ближе. Хью похлопал теплую шею, ощутив под ней тугие бугры мышц, вытащил из кармана кусочек сахара, который стащил на кухне Райана, и позволил теплым губам смахнуть его с ладони. Баки захрустел сахаром.