Книга Азраила - Николь Эмбер. Страница 89

– Дело не в принадлежности. – Он нахмурился и посмотрел на меня сверху вниз. – Я о тебе беспокоюсь.

Его слова застали меня врасплох, и язвительный комментарий, который я подготовила, замер у меня на губах. Я не знала, что ответить, – кажется, впервые в жизни.

Лиам посмотрел на меня, и его взгляд смягчился. Глаза больше не были холодными, полными гнева и раздражения. Взгляд переместился на мою грудь, выражение боли мелькнуло на его лице, и он отвернулся. Смущенная переменой в его настроении, я опустила глаза на свое шелковое платье, думая, что пролила что-то на лиф. Все было чисто.

– Тебе не нужно обо мне беспокоиться. Я живу на свете уже очень много лет.

– Смотря с кем сравнивать, – проворчал он, все еще избегая моего взгляда.

Я фыркнула и развернулась, направляясь в глубь сада.

– И нет, тебе не стоит о них беспокоиться. Они уже некоторое время пытаются отделиться от Кадена.

– И Каден об этом не знает?

Я пожала плечами.

– Он видел, как я убила Дрейка в Заралле. Ну, вернее образ Дрейка. Каден думает, что он мертв.

Взгляд Лиама метнулся ко мне.

– А его брат? Тот, кто называет себя королем? Каден не боится возмездия за убитого члена семьи?

– Думаю, он считает, что Итан прячется. Никто не станет открыто выступать против Кадена. Они не глупы. Это означает неизбежную смерть. Несмотря на твое необъятное эго, Каден силен, опасен – и, ко всему прочему, он настоящий псих.

Лиам снова издал ворчащий звук, к которому я уже привыкла.

– Я его не боюсь.

Настала моя очередь раздраженно хмыкнуть.

– А следовало бы.

Я вздохнула, и мы продолжили нашу прогулку по саду. Ночные создания наполняли воздух своими песнями.

– Здесь есть хоть что-то, что тебе нравится?

– Нет.

Я фыркнула.

– Хорошо, тогда назови хотя бы одну хорошую вещь. Например, особняк, – сказала я, указывая на грандиозное сооружение.

– Слишком претенциозный.

Он шутит? Нет, серьезно – он шутит? Я не смогла сдержать смешок, и он улыбнулся мне в ответ. Казалось, наш разговор приносил ему искреннее удовольствие, хотя его лицо оставалось угрюмым.

– Хорошо, а как насчет их одежды?

– Слишком узкая.

– Ой, да ладно! Тебе же должно нравиться хоть что-то?

Лиам поднял голову и задумался. Уголок его рта приподнялся, словно ответить на мой вопрос было ужасно сложной задачей. Я собралась задать ему еще один, когда Лиам наконец заговорил:

– Мне нравится здешний язык. Он напоминает мне язык моей мамы.

Его мамы? Мое сердце дрогнуло. Он никогда не говорил о ней, и я осознала, что не видела ее ни в одном из его воспоминаний. Единственное, что я запомнила, – упоминание о ее смерти. Я запомнила слова его отца и то, каким несчастным был Лиам в том «кровном» сне. Тем не менее я ни разу не видела их втроем. Может, воспоминания были так ужасны, что он их заблокировал? Я боялась задать этот вопрос, боялась, что он снова от меня закроется. Этого я допустить не могла.

– Какой она была?

Он сжал челюсти.

– Если ты не хочешь об этом говорить, то не обязательно. Мы можем обсудить сегодняшний ужин.

Он немного расслабился и фыркнул.

– Нет. Ты уже многое видела и многое обо мне знаешь. Нет причин не рассказать тебе и об этом. Возможно, разговор мне поможет. – Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. – Насколько я помню, она была доброй и милой. Она заболела после моего рождения. Поначалу я был слишком мал, чтобы это понять, но с возрастом я начал понимать, что что-то не так. Она была воином, Небожительницей под властью старого бога, но во время беременности ее свет погас. Когда она стала слишком слаба, чтобы держать меч, она перешла в совет. В этом и состоит проблема с рождением богов: плод берет на себя слишком много. Ребенок требует от матери невероятное количество энергии и сил. Риск слишком велик. Вот почему я единственный.

– Лиам. – Мне не хотелось еще раз извиняться, да он в этом не нуждался. – В том, что с ней случилось, нет твоей вины.

Наши глаза встретились, и я увидела застывшее в них бремя печали.

– Разве?

– Если об этом было известно, значит, она осознавала риски и все равно забеременела. Знаешь, что я думаю? Я думаю, она так любила твоего отца и тебя, что ей было все равно. Я готова поспорить на все деньги мира, что она никогда об этом не жалела. Любовь к детям сильнее всего – поверь мне.

На мгновение Лиам замолчал, и мы остановились. Он уставился на меня, словно пытаясь отыскать в моих словах долю правды. Думаю, в глубине души он всегда жаждал услышать, что случившееся – не его вина.

– Ты меня удивляешь, Дианна.

– Ты это уже говорил.

Он кивнул, и мы продолжили нашу ночную прогулку.

– А что случилось с твоими родителями? Поскольку я только что обнажил свою душу, мне бы хотелось поближе узнать и твою.

– Ну, раз уж у нас все по-честному, – вяло пошутила я. – Короче говоря, мои мама и папа были целителями. Они помогали больным и слабым – в то время это считалось медициной. Когда Раширим пал, началась эпидемия чумы. Они продолжали помогать другим, пока болезнь не поглотила их самих. Так мы с Габби остались одни. Мы всегда заботились друг о друге.

– У вас оставались другие родственники? Люди, которые могли бы вам помочь?

Я покачала головой и опустила глаза.

– Нет, никого. Я кормила нас обеих.

Лицо Лиама не изменилось. Он терпеливо ждал, пока я продолжу рассказ.

– Я воровала. Я не горжусь этим, но я сделала то, что должна была сделать для своей семьи. И так будет всегда.

– В этом нет ничего странного. В тяжелые времена люди склонны делать то, что считают необходимым.

Я ожидала, что Лиам осудит меня, и была более чем удивлена, когда он этого не сделал. Он увидел выражение моего лица и улыбнулся.

– Я не оправдываю воровство и не говорю, что это правильно, но единственный способ узнать, кто ты есть на самом деле, – оказаться в ситуации, когда у тебя нет выбора. Вот и все. – Он пожал плечами, глядя на меня сверху вниз. – Кроме того, я не удивлен. В конце концов, ты пыталась – хоть и безуспешно – обокрасть меня.

– Такой противный, – прошипела я, толкнув ухмыляющегося Лиама бедром.

Я подсознательно шла в направлении шума воды, и в конце концов мы оказались в самом сердце сказочного сада. В центре фонтана возвышались каменные статуи – несколько изящных фигур держали различные емкости, из которых стекала вода. Фонтан почти светился, маленькие золотые огоньки дополняли серебристый лунный свет, отражавшийся в водной глади. Это было потрясающе.

– У моей матери был сад в Рашириме.

Слова Лиама оторвали меня от любования фонтаном, и я обернулась.

– Мой отец создал для нее причудливый лабиринт из прекраснейших статуй и растений. Это было волшебно – куда лучше, чем этот сад. После ее смерти мы ни разу там не были. Мой отец оставил сад гнить. Думаю, ему было слишком больно видеть это место без нее.

– Мне жаль.

Он пожал плечами, словно ему было все равно.

– У тебя нет причин сожалеть.

Он шагнул вперед, ныряя под изогнутую арку, оплетенную виноградной лозой. Я тихо последовала за ним. Усевшись на край залитого лунным светом фонтана, я почувствовала, как устали мои ноги. Неважно, смертный ты или нет – рано или поздно твоим пяткам все равно потребуется отдых.

Лиам не стал садиться рядом со мной. Вместо этого он подошел к большому цветущему кусту и провел пальцами по нежным лепесткам. Он сорвал великолепную желтую лилию, аккуратно покрутив ее за стебель. Я уставилась на него, зачарованная видом могущественного Губителя мира, держащего в руках такой маленький и хрупкий цветок.

– Знаешь, как я получил свое имя?

Я выпрямилась, поправляя пиджак, который все еще пах Лиамом.

– Какое именно? Самкиэль?

Он продолжал разглядывать цветок в своей руке.

– Нет, это имя мне дали при рождении. С ним связано больше и крови, и смертей, чем мне бы хотелось. За столетия я сделал так много вещей, о которых сожалею. Я потерял слишком многое. – Он повернулся, и наши глаза встретились. – Я потерял слишком многих.