Злые игры. Книга 3 - Винченци Пенни. Страница 52

Она вдруг смолкла: в дверь вошел Гейб. Он посмотрел на нее и произнес:

— Привет. Извини, что я опоздал. Большой спрос на доллар.

— Ах, как интересно. Надо тебе будет с кем-нибудь это обсудить. — Шарлотта говорила подчеркнуто весело и приветливо. — А я ухожу. Спокойной ночи, Гейб. Счастливо, Макс, чудесный был вечер.

— Что это с ней? — спросил Гейб.

Макс внимательно посмотрел на него; но Гейб явно пребывал в искреннем недоумении.

— Джемма, мать твою, спускайся вниз и давай ужинать, — в десятый раз повторил Макс.

— Нет, — отрезала Джемма, — не спущусь. — Она сидела на краю ванны. — Пока ты не пообещаешь, что не будешь больше лапать каждую проходящую мимо тебя бабу. Это же просто отвратительно: вначале эта твоя модель, потом Энджи, а потом уж вообще какая-то уродина с прямыми волосами, я видела, как ты ее лапал.

— Какая уродина? Никогда не лапаю уродин. Ах, это ты о Дженнифер? Она не уродина. Мы с ней уже очень давно знакомы, с Дженнифер. Я за ней присматривал еще в самой первой ее поездке.

— Ей, наверное, очень понравилось, — съязвила Джемма. — Так вот, я не спущусь. Ясно?

— Ну и пожалуйста. Сиди здесь и развлекайся в одиночестве. Никто тебя тут развлекать не будет.

Макс спустился вниз, вышел под тент и подошел к столу, за которым сидел Фредди. Тот с презрительно-высокомерным выражением следил, как Чак и Жанетта Дрю танцевали обычный демократический вальс.

— Мелочь ты пузатая, — проговорил Макс.

— Извини?

— Ты слышал. Жестокая и подлая пузатая мелочь. Как ты смел это сделать? Всех расстроил, всю мою семью. Это же непростительно.

— По-моему, у тебя болезненная чувствительность, — ухмыльнулся Фредди. — Лично для меня это было просто приятное воспоминание, небольшое путешествие в прошлое.

— А попутешествовал бы ты на х… — сказал Макс.

К полуночи гостями овладело танцевальное настроение. Под тентом яблоку негде было упасть: финансовый мир, мир моды и мир журналистики счастливо слились в одну разгоряченную, трущуюся друг о друга массу танцующих. Джейк Джозеф буквально приклеился к какой-то смазливой девице, ладони его плотно лежали у нее на ягодицах. Один из его братьев-полицейских весьма энергично терся животами со служительницей какой-то художественной галереи, глаза у него были закрыты, голова склонена набок. Миссис Викс отплясывала с Томми, а Клиффорд стоял с краю и мрачно смотрел на них. В самом центре пространства под тентом, обнявшись, очень своеобразно танцевали два «голубых» фотографа, а на краю площадки, изгибаясь, тесно сплелись в танце две манекенщицы. Три молодых маклера поливали друг друга из бутылок шампанским. Опал танцевала одна, руки страстно извивались у нее над головой, лицо было искажено, словно в момент оргазма.

— Славные у тебя друзья, Макс, — заметила Энджи.

— Да, неплохие.

— По-моему, пока все идет хорошо, да? С Мелиссой все в порядке, как ты думаешь?

— По-моему, да. Только не особенно заигрывай с этим ее парнем.

— Нет, конечно, гнусный он какой-то тип. А где Георгина?

— Уехала к тебе. И Кендрик тоже.

— Ну, тем лучше для них, — усмехнулась Энджи.

— Там не совсем то, что ты думаешь, — сдержанно ответил Макс. — А посмотри-ка на Мэри Роуз, с каким удовольствием она заговаривает папочку Мортона. По-моему, она его уже практически уговорила открыть картинную галерею.

— Боже, неужели же Мортоны все еще здесь? — пораженно воскликнула Энджи.

— Здесь.

— А где же их дочка?

— Дуется. Вон она сидит, видишь?

— Ты бы лучше пошел потанцевал с ней.

* * *

Уже много-много позже, или так ему показалось, Макс вдруг обнаружил, что танцует с Энджи. Джемма была в объятиях какого-то мужского представителя художественных галерей, и, похоже, ей там вполне нравилось.

— А ты танцуешь как негр, — сказала Энджи, когда музыка сменилась, заиграли что-то медленное и Макс обнял ее и прижал к себе.

— Это как понимать?

— У тебя есть чувство ритма. Фантастическое чувство ритма.

— Ну, — непринужденно заметил он, — негры не только этим славятся. А в другом отношении я как, могу с ними сравниться, по-твоему?

— Сомневаюсь, — засмеялась Энджи. Ее зеленые глаза задорно блестели, вид у нее был весьма самодовольный.

— А у вас в этом смысле большой опыт, миссис Прэгер, да?

— Достаточный.

— Вот как.

Макс крепче прижал ее к себе; он чувствовал, как, даже несмотря на тесные брюки, у него начинается эрекция. Энджи в ответ тоже прижалась к нему, извиваясь всем телом.

— Извини, — проговорил с улыбкой Макс. — Ничего не могу с собой поделать. Это все… музыка.

— Мне нравится.

— Что, музыка?

— Нет, то, как она на тебя действует.

— А-а.

Музыка вновь сменилась; теперь она стала еще медленнее, и вокруг разнесся откровенный в своей сексуальности голос Дилана: «Лэй, леди, лэй…»

Макс еще сильнее прижал Энджи к себе.

— Энджи…

— Да, Макс?

Внезапно Макс почувствовал, что не может больше терпеть и сдерживаться. Выпил он именно столько, сколько ему было нужно: у него было ощущение приятного опьянения, готовности к дерзости и безрассудству, но при этом он сохранял контроль над собой. На Джемму он даже смотреть сейчас не хотел: с ней все было слишком уж легко и просто. Он чувствовал, что хочет Энджи, он хотел ее уже очень давно, так давно, что и сам не помнил, было ли такое время, когда он не испытывал этого желания. Энджи подняла на него глаза, их взгляды встретились: она медленно растянула губы в уверенной улыбке, Макс тоже улыбнулся в ответ.

— А вид у тебя очень самонадеянный, — проговорила она.

— А я себя именно так и чувствую, — ответил он. — Пойдем. Слишком уж долго все это продолжается.

Он был уверен, что она правильно поняла смысл сказанных им слов.

Наверху, в одной из свободных спален, она легла на постель. Макс прикрыл за собой дверь и подошел к ней. Лицо у него было сосредоточенное и серьезное.

— Я этого никогда раньше не говорил, — произнес он, — никому. Позволь мне сказать это тебе, и совершенно честно. Я люблю тебя.

— О господи. — В голосе Энджи послышалось искреннее удивление. — Не может этого быть, Макс. Тебе просто так кажется.

— Нет. Это так. Можно мне снять с тебя это нелепое одеяние?

— Оно очень милое.

— Милое, но нелепое. Без него ты гораздо красивее.

— Макс, оно стоило почти тысячу фунтов!

Он вдруг рассмеялся каким-то необычным, очень счастливым смехом:

— Только ты способна заявить подобное. В такой момент. Наверное, поэтому я тебя и люблю. Ладно, давай я сниму, но немножко. Фунтов на пятьсот.

— Ну хорошо! Расстегни молнию. Она должна стоить около сотни.

Энджи села, повернулась к нему спиной. Он подошел, откинул у нее со спины волосы и поцеловал ее сзади в шею. Шея была теплая, и, казалось, от нее исходил аромат желания, приятная смесь духов и легкого пота. Макс медленно провел губами вдоль позвоночника; потом обнял Энджи сзади за плечи; руки его скользнули под блестящий лиф ее платья, нащупали соски и принялись ласкать их легкими, несильными движениями. Энджи негромко застонала.

— Ты такая красивая, — проговорил Макс, — просто очаровательная.

Он расстегнул лиф, подержал на ладонях ее груди, потом провел руками вниз по телу, с удовольствием ощущая плоский живот, густые спутанные волосы, влажное тепло промежности.

— Какая ты теплая, — выдохнул он, — очень теплая, вся.

Энджи вдруг резко обернулась к нему, на лице у нее было написано откровенное и сильнейшее желание. Она обвила Макса руками и откинулась назад, потянув его на себя. Руки ее скользнули ему под брюки и стали осторожно, ласково, словно озираясь, поглаживать его ягодицы. Макс начал целовать ее, все крепче и крепче, в губы, ища встречи с ее языком; его охватил влажный и горячий жар, он чувствовал, что теряет над собой контроль, и это было необыкновенно приятное ощущение.