Злые игры. Книга 3 - Винченци Пенни. Страница 57

Гейб расстегнул свою молнию, пенис у него был большой, уже напружинившийся. Шарлотта, свернувшись калачиком, обхватила пенис губами и принялась целовать его, легонько трогая языком, дразнить, то втягивая его ртом, то отпуская. Она почувствовала, как в ней самой быстро и сильно растет возбуждение, как оно словно заполняет ее; дыхание ее участилось. Руки Гейба обхватили ее голову, беспорядочно гладили ее по волосам, она слышала, как он постанывал.

— Я люблю тебя, — проговорил вдруг Гейб и, подтянув ее к себе вверх, перевернул на спину и резко, толчком вошел в нее.

Она выгнулась ему навстречу и ощутила, как в ней растет, с невероятной скоростью и мощью нарастает, приближается оргазм, как он будто прыжками становится все ближе и ближе; она раскинула руки в стороны, вцепившись пальцами в росшую на дюнах траву, и запрокинула голову назад. Откуда-то взлетела чайка, резко, стремительно взмыла ввысь, совсем как наслаждение, которое испытывала сейчас Шарлотта; она проследила за птицей взглядом, продолжая всем телом отзываться, отвечать на движения Гейба; и тут вдруг она пришла, огромная, ослепительно-яркая вспышка радостного, выворачивающего наизнанку удовольствия, и вскрик Шарлотты слился с криком чайки в одну странную, высокую, торжествующую ноту; Гейб стиснул ее в объятиях, и она почувствовала, как его оргазм сливается с ее собственным; потом, когда они лежали, испытывая чудесное удовлетворение и постепенно успокаиваясь, Шарлотта услышала приближающиеся голоса и смех, взглянула в темные, пристально смотревшие на нее глаза Гейба и, счастливая, громко, торжествующе рассмеялась:

— Успели все-таки!

— У меня первый раз так, — сказал Гейб, нежно целуя ее.

— Что ты имеешь в виду?

— Я даже не снял часы, — пояснил он.

Потом они купались, долго ныряли в больших, мягко накатывавших волнах; потом лежали, подставив солоноватые, охлажденные морем тела осеннему солнцу.

— Какой сегодня день! — произнес Гейб. — Какой прекрасный день! — Он улыбнулся, взял ее руку, поцеловал по очереди каждый палец. — Шарлотта…

— Да, Гейб? — отозвалась она и услышала:

— Извини, но я действительно должен идти, очень много работы.

И она не рассердилась и даже не расстроилась, а рассмеялась, громко рассмеялась: оказывается, она его уже очень хорошо изучила, знает и именно поэтому и любит его.

— Какой приятный молодой человек! — сказала за ужином Бетси. — Ты собираешься выходить за него замуж, Шарлотта?

— Не знаю. — Шарлотта старалась, чтобы ее слова прозвучали по возможности более неопределенно, а потом добавила: — Он уже практически женат.

— Дорогая, как же так?! — Бетси была явно шокирована.

— На «Прэгерсе», — засмеялась Шарлотта, и Бетси тоже засмеялась и ответила, что сама она уже давно научилась смотреть на банк как на любовницу, а не как на жену.

— А жена, если она умна, всегда будет смеяться последней.

— Тогда придется мне постараться быть умной, — улыбнулась Шарлотта.

Дела в банке идут очень скверно, сообщил ей Гейб. Крис Хилл в его новом положении, чувствуя себя в полной безопасности, стал самоуверенным, делает что хочет и откровенно и с нетерпением дожидается, пока Фред окончательно уйдет, Фредди вернется, и тогда Хилл сможет практически сам заправлять всеми делами в банке. Бум, которому, казалось, не будет конца; резко и неудержимо раздувавшийся биржевой рынок; ежедневно повышавшийся индекс Доу-Джонса — все это в совокупности создавало вокруг Криса Хилла ореол человека, который неизменно выигрывает. Его авторитет в «Прэгерсе» был непререкаемо высок, число его сторонников весьма внушительно. А с другой стороны, Пит Хоффман, рассерженный и обиженный тем, что равновесие сил в правлении банка сместилось не в его пользу, деморализованный отсутствием понимания и поддержки со стороны Фреда, чувствовал себя слишком уставшим и морально, и физически, чтобы бороться, и просто дожидался, пока подойдет время уходить в отставку.

— Но он ведь будет бороться, правда? — с надеждой спросила Шарлотта. — Если у него снова появятся власть, авторитет, если у него будут акции, он же станет бороться вместе с нами, со мной.

— Не знаю, — ответил Гейб, — честное слово, не знаю.

Она пыталась очень мягко поговорить с Фредом о том, чтобы и Пит тоже получил какую-то долю акций, просто ради восстановления равновесия сил. Фред в менее мягкой форме заявил ей, что она сама не понимает того, о чем берется судить, что он все держит под контролем и сам расставит все по местам. Изо дня в день он продолжал колебаться, с каждым днем старел и слабел, и с каждым днем опасность нарастала.

Вечером, накануне своего отъезда, Шарлотта и дед устроились побеседовать после ужина. Бетси отправилась спать; здоровье ее с каждым днем заметно крепло.

Фред раскурил сигару.

— Как на твой взгляд, что происходит на рынке? — спросил он. — И что думает об этом твой приятель Гейб?

Шарлотте польстило, что дедушка интересуется ее мнением.

— По-моему, он считает, что рынок сейчас достиг наивысшей отметки.

— Вот как? И он думает, что волна должна пойти на спад?

— Н-ну… не совсем на спад. Но он говорит, что повышение не может продолжаться до бесконечности. Индекс Доу-Джонса уже приближается почти к трем тысячам, верно? Это же ужасно высоко.

— Мм. — Фред посмотрел на нее, пожевал сигару. — А что в Лондоне?

— Так же неопределенно. Индекс «Файнэншл таймс»…

— Я знаю, какой там индекс, — нетерпеливо прервал ее Фред. — И знаю мнение Чака, который считает, что процесс роста курсов непоколебим. Но у тебя самой нет ощущения, что этот бум в Англии будет продолжаться не очень долго? Есть там кто-нибудь, кто так считает?

— Нет, — покачала головой Шарлотта. — Все, кого я знаю, уверены, что бум будет длиться бесконечно. Тут очень большую роль сыграла победа тори на выборах: все снова вернулось в привычную колею. А потом, ты же знаешь, как в Сити относятся к Лоусону: его там очень любят, для них он просто мессия.

— Не знаю, не знаю. — Сигара потухла, и Фред некоторое время молчал, раскуривая ее снова. — Есть кое-какие мелкие, но крайне важные признаки. Я на той неделе обедал с Трампом. Он начал продавать те акции, что у него есть, и немало. Что гораздо более существенно, Голдсмит тоже распродает, абсолютно все. Продает все свои акции, дома, всё. Ну, он, конечно, сейчас человек со странностями. Одержим этой проблемой СПИДа. Не знаю. Просто у меня есть ощущение… — Он выпустил облако дыма, за которым совершенно скрылось его лицо. Шарлотта сидела, внимательно слушала и вдруг почувствовала, как по телу ее пробежал холодок. — Просто у меня есть предчувствие, что где-то впереди нас может ждать резкий спад. Мне кажется, рынок сильно перегрелся. И люди стали слишком уж жадными.

— Надо мне что-нибудь предпринимать? — весело спросила Шарлотта, целуя дедушку. — Продавать свои акции или еще что делать?

— Нет, дорогая, не надо. Тебе беспокоиться не о чем. Твое положение вполне надежно. И «Прэгерса» тоже.

Было двадцать второе сентября.

Вернувшись в Англию, она сразу поехала в Хартест. Георгина была в состоянии, близком к помешательству. Джордж не поправлялся. Временами ему становилось немного лучше, потом все начиналось сначала. Выглядел он очень плохо. Это было очевидно даже для Шарлотты. Он сильно похудел, стал очень капризен, кожа у него была сухая и какая-то погрубевшая.

— У него обезвоживание, — с отчаянием в голосе проговорила Георгина. — Бедняжка мой маленький.

Доктор Роджерс сказал, что, если в ближайшие день-два мальчику не станет лучше, придется положить его в госпиталь.

Александр, казалось, тоже пребывал в крайнем отчаянии.

— Он такой молодец, — восторгалась Георгина, — часами гуляет с коляской, старается укачать Джорджа, чтобы он поспал; а тут как-то ночью, когда я не спала и возилась с малышом, Александр услышал, поднялся к нам и просидел всю ночь с нами.