Злые игры. Книга 3 - Винченци Пенни. Страница 71

Бедняжка Вирджиния. Несчастная женщина. И почему только она не ушла от него?

Иногда Энджи спрашивала себя, а не было бы лучше, если бы дети все узнали. Вместо того, чтобы считать свою мать кем-то вроде проститутки. Но тогда кем бы они стали считать своего отца? Если бы все узнали? Каким-нибудь чокнутым? Или еще того хуже? Нет уж, лучше оставить все так, как есть. Да и особого выбора у нее все равно нет. А кроме того, кажется, они все-таки сумели как-то всё пережить и приспособиться. Конечно, каждому из них была при этом нанесена душевная травма; но, с другой стороны, кому когда удавалось прожить жизнь без таких травм? Каждому приходится узнавать что-то для него неприятное, болезненное и учиться жить дальше с этим знанием. А у этих ребят к тому же более чем в достатке всего того, что позволяет компенсировать подобные душевные травмы.

Господи, до чего же все они избалованы и испорчены! Когда они дружно начинали плакаться и стонать по поводу своих проблем, ей стоило немалого труда не выйти из себя, не взорваться. Почему-то они искренне и глубоко убеждены, что имеют от рождения право на все: на состояния, прекрасные дома, влиятельные должности. Во всем этом есть что-то жалкое. Максу хоть она начала вправлять немного мозги; но все остальные… девушки — так просто безнадежный случай. Особенно Георгина: она, видите ли, мать-одиночка. Подумаешь, какая важность! Все постоянно делают ей комплименты, льстят, говорят, как она хорошо справляется со всем одна. Да у этой «одной» огромнейший дом, прислуга, семья, которая ее любит и поддерживает. Энджи могла бы немало порассказать ей о том, что значит справляться со всем действительно в одиночку. Может быть, у Георгины хоть выйдет что-нибудь с этим приятелем Макса, Джейком; он вроде парень продувной и напористый. Джейк был без ума от Георгины. Он воздвиг ее на пьедестал, а сам стоял внизу, у подножия, и молился на нее. Похоже, особой пользы ему это не приносило. Георгина по-прежнему оставалась изысканно далека от него. Надо будет сказать Максу, чтобы он посоветовал Джейку сшибить Георгину с этого пьедестала. Ее надо затащить куда-нибудь и просто как следует трахнуть. Этот парень — как раз то, что ей нужно. Веселый, заводной, практичный, сексуальный; для нее он куда лучше, чем мечтательный лунатик Кендрик. Но тот все же продемонстрировал, что обладает некоторым здравым смыслом, и сделал выбор в пользу своей волевой нью-йоркской девицы, которая будет теперь вести его по жизни. Правда, Энджи не представляла себе, что Александр воспримет Джейка как партнера для своей самой любимой дочери. Ну и Александра тоже не мешало бы хорошенько встряхнуть. Уж он-то больше всех остальных склонен жить в мире мечтаний и иллюзий.

Как, впрочем, и Шарлотта. Она, черт ее побери, выросла с серебряной ложкой во рту, даже с двумя: тем наследством, что ожидало ее по линии Кейтерхэмов, и тем, что ждало ее со стороны Прэгеров. Ну ладно, она все-таки умела вкалывать и что-то соображала в реалиях экономической жизни. Но при одной мысли о том, что она может все это потерять, Шарлотта впала тогда в дикую ярость. Конечно, теперь вроде бы ветер подул в другую сторону. Для нее все обернулось хорошо. Она снова оказалась на своем троне: опять в Нью-Йорке и в любимицах у самого Короля. Со временем сорок процентов акций банка будут принадлежать ей. Но похоже, она потеряла Гейба.

Он немедленно ушел из «Прэгерса», как только услышал о Шарлотте. Заявил, что для него немыслимо оставаться в банке, где она будет занимать более высокое положение, чем он сам. Организовал теперь какое-то собственное дело, и можно было не сомневаться, что оно пойдет весьма успешно. Макс говорил, что у Гейба потрясающая репутация. Ему всего тридцать два года, а он уже звезда. Серьезная звезда. Шарлотта будет круглой дурой, если все-таки упустит его.

Какое-то время назад ходили разговоры и о возможности перевода Макса в Нью-Йорк тоже. Эти разговоры и до сих пор ходят. Но пока Макс остается в Лондоне. Фред, напустив предварительно тумана, спросил как-то у Макса, что тот думает о банке и как видит собственные роль и место в нем. Макс ответил, что ему нравится работа маклера, а о таких серьезных вещах, как роль в банке, он пока даже не думал. В общем-то, его роль должна была, конечно, заключаться в том, чтобы стать графом Кейтерхэмом, но до этого, похоже, было еще довольно далеко. Однако он сказал Энджи, что в отношении Хартеста она ошибается. Одна мысль о возможности потерять имение крепко перепугала его. Теперь имение принадлежит ему уже наверняка. Фред списал долг, поэтому имение Макс получит. «Какой же ты жадюга», — сказала ему в ответ Энджи, — но сказала она это с мягкой, прощающей улыбкой.

Фредди навлек на себя ужаснейший позор: его не уволили, но перебросили в операционный отдел, на обычные торговые операции. Ему было сказано, что он обязан заново заслужить себе место под солнцем и что путь к этой цели будет для него весьма нелегок. Таково было решение Фреда, и, надо признать, решение мудрое. Но Фредди было обещано, что его простят. Этот старый самодур продолжал вертеть семьей, как хотел. Он уже начал говорить, что Фредди просто сбили с пути истинного, что он молодой, впечатлительный, честолюбивый. А пока председателем банка сделали Пита Хоффмана. Он, безусловно, был одним из «своих». Криса Хилла и Чака Дрю уволили. И это было хорошо.

* * *

Энджи посмотрела на часы. Было уже почти шесть. Это сколько же времени она пролежала так без сна! Что-то она стала в последнее время очень плохо спать. От этого накапливалась усталость и возникало совершенно непривычное для нее ощущение, когда начинало вдруг не хватать энергии, выносливости. «О господи, — подумала Энджи, включая свет и беря последний номер журнала „Татлер“, — ну что же мне все-таки делать?»

Во время завтрака она позвонила Томми. Ей необходимо было с кем-нибудь поговорить, она уже просто не могла больше носить в себе все, что накопилось у нее на душе. Более прагматичного человека, чем Томми, не было в целом мире — на его фоне сама Энджи казалась себе просто заурядным романтиком.

— Томми? Мне нужна помощь.

— Дорогая! Я в твоем полном распоряжении. Сейчас буду.

Он появился с озабоченным видом и с довольно хлипким букетом роз.

— Большего не могу себе позволить. Хочешь настоящий большой букет, давай деньги.

— Томми, ну что ты, право, — ответила Энджи. — Ты и так проявил крайнюю любезность. А о деньгах сейчас я и думать не могу.

Она сделала ему кофе.

— А ты сама разве не будешь? — спросил он.

— Нет. Я сейчас кофе не пью. Только чай.

— Что это с тобой случилось? Раньше ты его разве что внутривенно не принимала.

Энджи рассказала.

В тот вечер Макс пришел домой с каким-то настороженным видом. Он притащил букет роз, гораздо более объемистый, чем обычно. Энджи подозрительно посмотрела на него:

— С чего это ты вдруг?

— Извини, — проговорил он, — но я как тот голубь, который возвращается в свою голубятню.

— То есть?

— Обещай мне, что не будешь слишком сильно сердиться. Я просто целый день думал об этом и решил, что должен все-таки набраться мужества и сказать тебе.

Сердце у Энджи застучало вдруг как-то очень тяжело и очень больно. И словно переместилось почти под самое горло. Неожиданно для самой себя она села. Все ясно, он от нее уходит. Нашел себе какую-нибудь молоденькую и влюбился. Ну что ж, по крайней мере, это решает все проблемы. И не надо ей будет целые ночи напролет изводить себя…

— Ладно, Макс, — проговорила она, — давай не крути, выкладывай. В чем дело? Что ты хочешь мне сказать?

Макс посмотрел себе под ноги, потом снова поднял глаза на нее:

— Я… я должен буду отвезти Шайрин в Париж. Я ей это обещал, и теперь она требует, чтобы я расплатился по счету. Ее вместе с ее мамочкой. В эти выходные. Извини меня, пожалуйста. Но такова была сделка, которую мы с ней заключили, когда она…