Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб. Страница 63

Затем грустно добавила:

— Что до моего счастья…

Он с любопытством поглядел на неё, и она ответила:

— Что есть счастье, которое, как мы считаем, мы заслуживаем по праву?

— Возможно, оно познаётся интуитивно.

— Как можно назвать женщину в моём положении счастливой?

Пряча своё волнение, он сказал:

— На сегодняшний день ты ни в чём не нуждаешься.

Она изящно поднялась, посмотрела на него долгим взглядом, пока его воля не растаяла, или стала близка к тому, и уже уходя, сказала:

— Я нуждаюсь в самой главной вещи в жизни.

Мастер Азиз отдался на волю судьбы, сознавая свою слабость перед необычайной, пронизывающей силой: словно древняя стена или ворота дервишской обители, как однажды случилось в баре с его предком. Им завладело безумие — из тех, что поражает мужчину в немолодом уже возрасте. Он долго украдкой глядел на мать, Азизу, находясь с ней в её флигеле дома наедине. Наконец он сказал:

— Мама…

Чувствуя необычные нотки в атмосфере, она сказала:

— Выкладывай, что там у тебя.

Он спокойно сказал:

— На то воля божья, чтобы я снова женился.

Мадам Азиза была в изумлении. Долго и пристально поглядев на него, она промолвила:

— Это правда?

— Да.

— На ком?

После некоторых колебаний он ответил:

— На Захире.

Азиза протестующе воскликнула:

— Нет!

— Это правда.

Она воскликнула:

— Но она же гадюка!

— Мама, не спеши судить её! — умолял он.

— Змея!

— Но вы сами её любили когда-то.

— Да, любила, и Ульфат тоже любила её когда-то. Но она змея!

— Она просто несчастная женщина, которой не повезло.

Азиза лишь грустно улыбнулась и пробормотала:

— Ещё одна Раифа…

Он снова стал умолять её:

— Не судите по внешности.

— Как она смогла околдовать тебя, умный ты мой, разумный?

— Мама, я полностью понимаю, что делаю.

Мать только вздохнула и спросила:

— А как же Ульфат, твоя настоящая жена?

Он решительно ответил:

— Она и дальше будет оставаться хозяйкой этого дома и матерью моих детей.

— Интересно, ты ещё уважаешь свою мать?

— Всецело уважаю, мама.

— Тогда откажись от своего решения.

Он с сожалением ответил:

— Не могу.

— Она околдовала тебя, сынок мой.

— Ты должна быть счастлива, потому что я счастлив.

— А ты уже забыл, что приключилось с Абдуррабихом, Мухаммадом Анваром и Нухом Аль-Гурабом?

— Они все поступали с ней несправедливо, — ответил он раздражённо.

— Это она поступала с ними несправедливо. А ты сам наживаешь себе неприятности.

Он тихо пробормотал:

— Дела судят по намерениям.

— Это подлое существо, — презрительно фыркнула Азиза.

Он запротестовал:

— У неё и у меня одно происхождение, мама.

— Происхождение — то, чем гордятся: добрые дела, а не кровь в ваших жилах. Разве тот же Руммана не был убийцей твоего отца, а ведь они одного происхождения?… А Вахид разве не был из того же рода?

— Что предопределено, то и будет, — сказал он тихо.

Захира вышла замуж за Азиза Курру Ан-Наджи. Мадам Азиза отказалась присутствовать на празднике, не признавая его. Она так и жила в своём флигеле вместе с Ульфат и внуками, вечно расстроенная. Азиз купил дом у наследников Нуха Аль-Гураба и подарил его Захире, обновив там мебель, предметы интерьера и украшения, сделав его гнёздышком своей вечной любви. При этом он полностью соблюдал права мадам Ульфат, не причиняя вреда ни ей самой, ни детям, выказывая им идеальную заботу и солидную любовь. Однако истинную любовь он познал только на склоне своих лет.

Захира наслаждалась возвышенным изысканным чувством, похожим на сияющее вдохновение — величием своей победы, пышностью и совершенством сбывшихся мечтаний. Дом, богатство, знатное положение и респектабельный супруг. Она не печалилась из-за гнева Азизы или грусти Ульфат. И хоть и были более знатные люди, чем она, но она была королевой знати и имела на то самое что ни на есть подлинное право благодаря той красоте и уму, которыми её наделил Аллах. Она уверовала в то, что является вождём клана, только в женском обличье, и что такая благословенная жизнь покоряется лишь сильным. Впервые у неё был муж, которого она уважала и которым восхищалась и не проявляла ни единой небрежности к нему. Но любовь она давно уже в себе самой подавила ради чего-то более величественного и возвышенного. Она всегда говорила себе: «Я не какая-нибудь там слабачка, как другие женщины».

Она наслаждалась своим положением вовсю: садилась ранним вечером в свою двуколку и сажала на сиденья перед собой Джалаля и Ради, и та продвигалась медленно вперёд, позвякивая серебряными колокольчиками. Захира восседала в ней как царствующая особа, и колдовские очи её сияли через шёлковую вуаль. Люди глядели на неё с восхищением, завистью и изумлением. Она же эгоистично и понимающе получала удовольствие от прелести сих моментов, упиваясь возвышенным вдохновением и получив крылья, делая из мира своими пальцами бриллиант, отражающийся её прекрасное очаровательное личико.

Она посетила мечеть Хусейна, радуясь скоплению нищих вокруг неё и подавая им милостыню.

Она родила Азизу сына, назвав его Шамс Ад-Дином, и мир стал ещё краше и благороднее. Пока она ещё сияла красотой и молодостью, мастер Азиз всё больше старел и дряхлел. Со своей семьёй она была настолько щедра, что превзошла все ожидания, и родные сёстры её и мать вели зажиточную жизнь. Лишь один настойчивый вопрос смущал её: что такого ей сделать, чтобы история её жизни была уникальной, отличной от всех прочих женщин, живших до неё?

Однажды она выходила из мечети Хусейна, как обычно, окружённая толпой нищих и помешанных, и уже посадила перед собой на сиденья повозки Джалаля и Ради, собираясь подняться сама, как услышала знакомый голос, что прошептал:

— Захира…

Она обернулась в сторону этого голоса и увидела Мухаммада Анвара, смотрящего на неё, словно лик смерти. В панике она бросилась скорее в свою двуколку, однако он поднял свою толстую трость и изо всех сил замахнулся ею по её благородной красивой головке, и она медленно скатилась на землю с воплем. Он продолжал жестоко избивать её по голове, пока не разбил полностью, не обращая внимания на плач Джалаля и Ради.

Всё, что осталось от её прекрасного, чудесного лица, была лишь кучка раздробленных костей, утопающих в луже крови.

Часть 7. Джалаль величественный

Гибель Захиры нанесла Азизу жестокий удар, исцеления от которого не было. На церемониях похорон и поминок он выглядел призраком, утратившим счастье и надежду, тело которого полностью покинула жизнь. Боль его усиливалась в той же степени, насколько он был вынужден контролировать себя перед людьми. Весь мир представал теперь в его глазах хитрой, жестокой старухой, хитрость и жестокость которой не знает предела. И он стал не доверять ей, отвергая и ненавидя все её обещания.

Его мать, мадам Азиза, пришла навестить его, и он вяло, с упрёком принял её. Она же внешне хранила молчание, хотя внутри плакала, прижимала его к груди и шептала на ухо:

— Нам нельзя оставаться врагами пред лицом таких ударов судьбы.

Она поцеловала его в лоб и со вздохом продолжила:

— Я как будто создана только для печали и скорби.

Слова утешения эти скользили по его сердцу, не оставляя никаких следов…

Спустя несколько месяцев после похорон на мастера Азиза напал паралич. Болезнь дала ему лишь пару-тройку недель отсрочки, а затем душа его покинула этот мир. Азиза погрузилась в губительную скорбь. Ей и в голову не приходило, что ей придётся хоронить собственного сына, такого благородного человека, а потом жить одной на этом свете. Грусть снова вернулась к ней, даже сильнее той, что была у неё после смерти Курры. Она сама словно была каким-то важным существом, чьё величие проявлялось лишь на просторах великой скорби. Благородная прекрасная Азиза, которая упрямо прокладывала свой жизненный путь, сеяла терпение и теперь вот пожинала боль.