Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 23

— Разодрать в клочки Польшу с Литвой надобно сейчас, не откладывая на детей и внуков наших сие занятие — момент больно удобный. Откусим столько, сколько сможем — учти, твой свояк кесарь скоро вмешается, но нам хотя бы треть следует урвать, пока Карл заедино. Потом, учти, шведы снова нам враждебны будут, воевать с ними придется, как Карлуша помрет. Они южный берег Балтики под себя подгрести жаждут, а мое наследие им этого не даст. И пока за Ливонией стоит Россия могучая, ничего у них не получится. Заигрывать все монархи с моими наследниками будут, но тут нам с тобой нужно сделать так, чтобы в союзе навечно быть.

Петр говорил глухо, едва слышно — но Алексей внимал каждому слову «потаенного», чувствуя всей душою, что сейчас вранья тут нет.

— Я им свое «завещание» отпишу, и на нем в верности твоим потомкам каждый клясться будет, А нет — так на престол не взойдет, али с оного сведен будет в одночасье. Православные людишки мне нужны — я ими Поморье свое заселю, и всех своих немчиков заставлю нашу веру принять, не сразу, конечно, но упорства не будет. Сейчас всех славян, потомков легендарного Рюрика на земли свои принимаю, собираю их совокупно, пусть силу свою венды почувствуют. Не ляхи они по духу своему, хорошие подданные, и воины будут добрые. И чухонцам ослабление от немцев дам — уж больно те их извели, запугали. А так нам они поневоле верны будут, опорой станут. Буде гавкать начнут, трепку задать им хорошую, чтобы добро им сделанное лучше помнили. Нельзя им спуска давать, холопы они по сущности своей — править не могут сами, только господам прислуживать. Рабы подлые, как есть рабы…

Слова Петра падали, словно тяжелые камни в болото — только всплески с расходящимися кругом волнами.

— Одни мы, сын, заедино нам быть нужно, не часом нынешним жить, а о будущих временах помнить. Побьем ляхов, опору обретем среди люда православного, что ими в скот превращен. Державу расширяй на наших единоверцев, сын, любым способом прирасти пределами.

— С поляками ладно, православных под их владычеством много. Но под османским игом не меньше народа нашего томится…

— Вначале ляхов побить нужно — а то в спину ударят обязательно. И лишь потом силами на турок собираться. Но полякам и литвинам первым трепку задать нужно, спесь с них сбить, и на выю ботфорт поставить!

Таким раскрасневшимся Алексей «родителя» еще не видел — усы встопорщились, глаза в лихорадочном блеске. Но осторожен «герр Петер», на шепот перешел, хотя дверь плотно прикрыта, а на страже верные люди стоят. Однако не зря говорят, что и у стен «уши» бывают.

— Пруссии укорот ныне дали, с нами в альянс вошла. Но мыслю — бед от нее много будет, сейчас испуганы, но со временем оправятся. Тут политик интересный пошел, Алешка, нам сейчас с тобою сговориться надобно…

Саксонский курфюрст и польский король Август по прозвищу «Сильный» (великий был любитель женского пола, «сильный» в постели с ними — больше него никто из королей бастардов не сотворил).

Глава 24

— Бестужев тебе женихов не нашел, так я твоим замужеством озаботился. И на брак этот, мой царственный сын и самодержец, Алексей II Петрович свое августейшее согласие мне уже дал, так что нашей общей воле тебе лучше не перечить, чревато непослушание будет.

От таких слов «любимого дядюшки» Анна чуть не съежилась, понимая, что теперь лучше не прекословить. К тому же последние два месяца «герр Петер» был в крайне скверном настроении. В том, что его морганатическую супругу Катерину, чухонскую девку Марту Скавронскую, к тому же замужнюю прежде, и бывшую когда-то полковой шлюхой, отравили по наущению остзейских баронов, сомнений ни у кого не оставалось. Знать не могла не ответить ливонскому королю, которого навязали им силком, за столь вопиющее пренебрежение их общим мнением.

И тут не Россия, здесь свои царят нравы — потомки псов-рыцарей, тех самых крестоносцев, имели сильные позиции и влияние, а Петр Алексеевич тут не самодержец, с мнением местной знати вынужден считаться. Но это только пока, а там ситуация может кардинально изменится.

— И кто же будет моим женихом? В покорности моей, дорогой дядюшка, не сомневайся — я подчинюсь вашему решению.

Анна Иоанновна наклонила голову, присев в книксене — страшна улыбка монарха, более похожая на оскал. И в том, что король себя скоро покажет в своей природной свирепости, молодая женщина нисколько не сомневалась. Ведь началась большая коалиционная война супротив Речи Посполитой, вся Курляндия сейчас была наводнена ливонскими и русскими войсками. И хотя зимой обычно не воевали, но союзники торопились, им нужно было как можно скорее расправиться с поляками. Причем совершенно необоснованно, и герцогиня это хорошо знала. Польские и литвинские магнаты со шляхтой вообще всеми способами старались избежать участия в войне, что тянулась уже без малого почти двадцать лет, и началась по решению их короля Августа, но как курфюрста Саксонии.

Однако известно, что те, кто оказался между позором и войной выбирают первое, рано или поздно всегда получат второе!

За двадцать лет враждующие стороны окончательно разорили всю Речь Посполитую от края до края. Да и само панство приняла в этом самое активное участие, привычно разделившись на враждующие между собой партии, держа сторону того или иного монарха в начавшейся междоусобице. А счетов друг к другу у них накопилось преизрядно, а частные армии весьма многочисленные, позволяли надеяться каждому на благополучный исход в общей сваре. И началось «веселье» — все против всех, и каждый нашел себе по противнику, приобретя походу и союзников.

— Супругом твоим станет Фердинанд, дядюшка твоего покойного супруга. Данилыч его из Данцига везет — убедил как-то, и тот согласился снова герцогом стать, но токмо через твою постель. Так что постарайся наследника или наследницу зачать как можно быстрее — это зело необходимо. Я сам все удостоверю своим присутствием.

Анну Иоанновну будто молотком по голове ударили этими словами — герцогиня от растерянности только рот открыла, а вот закрыть забыла. Петр Алексеевич надавил ей пальцем на челюсть — по-родственному так сказать. И боль вернула ей способность рассуждать.

— Так он же старый, ничего не сможет, — промямлила женщина, щеки накрыл багрянец — стало неимоверно стыдно от того, что ее цинично подкладывают под единственного оставшегося из Кетлеров. А еще осознание того, что за «вступлением в супружеские права» будут наблюдать. Стыд-то какой невыносимый, как на вещь смотрят.

— Снадобья есть, как молодой петушок будет, — фыркнул Петр презрительно, к племяннице он относился с нескрываемым пренебрежением, а теперь после смерти Катерины, единственной ее покровительницы, даром что простая чухонка, вообще не скрывал своего пренебрежения. А что старый муж «супружеский долг» долг выполнять будет при свидетелях, прикрытый тонкой тканью балдахина, неважно, все можно принести в жертву ради государственных интересов. О чем он ей тут же с нескрываемым цинизмом и поведал, встопорщил свои кошачьи усы:

— У стариков семя дурное, дите можешь и не зачать. Так что с камергером своим Эрнстом Бироном потрудитесь на славу — ради интересов державных. Хотя этот вестфалец к французским дюкам примазывается, уж больно имя у него неродовитое — фон Бюрен. А ежели и он не сможет, то выберешь одного из моих гвардейцев, что рожей на парсуну Кетлеров похож. Трое таковых имеется, подходящие вроде.

Анна чувствовала, как от невыносимого стыда «горят» у нее щеки, но встретившись с глазами с «дядюшкой», омертвела. Какое может быть роптание, если на нее так взирает сама смерть!

— Курляндия будет моей — ландтаг как изгнал Фердинанда, так и принял его обратно, стоило Алешке о том дворянам сказать, да стрельцами здание окружить. Враз свои хвосты поджали, а теперь вообще дрожат — мои полки Инфлянсткое воеводство занимают. То моя исконная вотчина, наследие Ливонского ордена, что поляки себе захапали. Кончилось их время — Фердинанд мне вассальную присягу даст, как и ты, а потом и дочку твою пристрою, али сына, если родишь. А ежели праздной останешься, то будешь к животу тряпки подвязывать, будто понесла, потом подушку, а там и «разродишься», хи-хи. Данилыча твоим «чревооберегателем» поставлю, да на уединенной мызе спрячем на время «родов». Нужно так, Анна, не противься!