Скандал - Квик Аманда. Страница 11
– Так, значит, не кто иной, как Эшбрук, погубил Эм… то есть мисс Фарингдон?
– Уговорил сбежать с ним… Печальная история.
– Тайный побег к венцу?
– Бедняжка мисс Фарингдон считала, что так. Но лично я сомневаюсь, чтобы у Эшбрука были хоть какие-то намерения жениться. Фарингдон настиг их на следующий день, и говорят, будто Эшбрука там уже не оказалось и перед разъяренным отцом он не предстал. Но урон чести юной леди, конечно, уже был нанесен. Парочка провела ночь вместе в гостинице, Фарингдон мне сказал по секрету.
– Понятно.
– Чертовски жаль. Эмили славная крошка. У нас стараются не упоминать о несчастном происшествии, чтобы не причинять бедняжке боли. Я бы просил вас тоже особо не распространяться, сэр.
– Разумеется.
Перед Саймоном вдруг возникло лицо Эмили, в отчаянии пытавшейся объяснить ему, что просить ее руки для него совершенно невозможно. Она явно, как и все прочие, считала, что погибла в мнении света. Самое большее, на что ей теперь оставалось надеяться в смысле нежных чувств, – это чистая, благородная, высокоинтеллектуальная связь, возможная лишь в переписке. Неудивительно, что она пришла в такое смятение, вдруг увидев его перед собой.
Саймон припомнил, что он встречал Эшбрука на балах в Лондоне. Тот прилагал немало усилий для создания образа этакого уставшего от жизни циника с обольстительной таинственностью. Дамы, порхавшие вокруг, явно находили его обворожительным. Не секрет, что они видели в нем воплощение нового романтического стиля, ставшего модным благодаря лорду Байрону.
– Почему Фарингдон не заставил Эшбрука жениться на своей дочери? – спросил Саймон.
– Полагаю, он предпринимал такие попытки, но Эшбрук, очевидно, отказался. Не так-то просто заставить мужчину жениться, знаете ли. Конечно, дело чести и все такое прочее, но… К тому же у Фарингдона не слишком большой вес в обществе. Настоящего-то положения у него нет. Бродерик Фарингдон, кажется, потомок какого-то обнищавшего барона в Нортумберленде, и только.
– Значит, Фарингдон смирился.
– Боюсь, что да. У нашей маленькой мисс Фарингдон не было ни внешности, а в то время и приданого, чтобы вызвать у Эшбрука интерес к законному союзу. Молодой человек просто играл ее чувствами, и леди поплатилась за свое неблагоразумие, как это частенько случается с молодыми леди…
Саймон разглядывал свой бокал:
– Меня удивляет, что ни сам Бродерик Фарингдон, ни близнецы даже не попытались вызвать Эшбрука на дуэль.
– Фарингдоны рискуют лишь за карточным столом, иное дело – рисковать своей шеей…
– Понятно.
– В общем, ужасно жаль малышку, – заключил Гиллингем, принимаясь за портвейн. – Спасибо добрым леди из литературного общества!..
Саймон поднял глаза:
– Что вы сказали?
– Компания скучноватая, но весьма и весьма почтенная. Они тогда сплотились и приняли в свой круг мисс Фарингдон, ясно дав всем понять, что не собираются порывать с ней, даже если свет сочтет ее репутацию погибшей. По-моему, они там все ей втайне завидуют. Она внесла некоторое оживление в их однообразную жизнь.
Саймон оценил это весьма проницательное замечание. Интересно, известно ли Гиллингему, что Эмили отблагодарила своих покровительниц, обеспечив им всем к старости неплохую пенсию?
– Итак, мисс Фарингдон не вышла замуж из-за этого скандала. Однако мне не верится, что поблизости не оказалось никого, кто, закрыв на все глаза, просил бы ее руки. Малышка чертовски привлекательна.
– Да нашелся один такой – Прендергаст, – задумчиво произнес Гиллингем. Саймон нахмурился:
– Кто он, этот Прендергаст?
– Из землевладельцев. У него обширные угодья в здешних местах. Год назад похоронил жену. Так вот, он дал понять, что готов закрыть глаза на происшествие в прошлом мисс Фарингдон. Конечно, он далеко не предмет мечтаний юных дев, но и мисс Фарингдон юной уже не назовешь. Да и выбора у нее особого не предвидится.
Несколькими часами позже Саймон оставил безуспешные попытки заснуть. Он отшвырнул тяжелое одеяло, выбрался из кровати, быстро оделся и, подхватив пальто, вышел в холл. С того момента, как он поднялся в свою спальню, пожелав спокойной ночи хозяевам, его не переставали терзать сомнения. Прогулка поможет ему успокоиться.
В доме царили темнота и прохлада. Саймон подумал, не зажечь ли свечу, но потом решил обойтись без света. Он всегда обладал способностью видеть ночью.
Он бесшумно спустился по устланной коврами лестнице, миновал коридор, ведущий в кухню, еще мгновение – и он шагнул в морозную темную ночь.
Отыскать дорогу в Сент-Клер-холл через освещенный луной лес оказалось довольно легко. Годы прошли с тех пор, как он последний раз ступал по родной земле, но эту дорогу он не забыл.
Через десять минут Саймон уже шел по длинной подъездной аллее к дому, прислушиваясь к легком хрусту мерзлой земли под сапогами. Приблизившись к элегантной лестнице, он замедлил шаги, затем повернулся и направился через сад к боковому крылу здания. Он с изумлением увидел свет, горевший в окне библиотеки.
Сердце его сжалось. Так же ярко горел свет и в ту ночь двадцать три года назад, когда он ворвался в библиотеку и обнаружил своего отца, уткнувшегося лицом в письменный стол, залитый кровью.
Теперь Саймон знал, что привело его в эту ночь к библиотеке. Он хотел убедиться, не витает ли еще дух его несчастного отца около того старинного стола из красного дерева.
Где-то в подсознании Саймон почти ждал, что увидит пистолет, по-прежнему зажатый в мертвой руке графа, кровь, и разорванную плоть, и что-то серое, разбрызганное по стене позади кресла. Долгие годы прожил он с этим жутким видением.
Но вместо призрака человека, который потерял все и предпочел трусливо сбежать в небытие, оставив двенадцатилетнего сына одного справляться с бедой, Саймон увидел Эмили.
Она примостилась на краешке большого кресла, усердно склонившись над огромным письменным столом, и казалась такой маленькой и воздушной. В пламени свечей ее рыжие волосы блестели не меньше, чем атласные бока его красавца Лэп Сэнга под лучами солнца.
На ней был милый кружевной чепчик и скромный халатик с оборками вокруг шеи. Она сидела скрестив под креслом ножки, обутые в мягкие атласные ночные туфельки, и деловито строчила что-то гусиным пером в толстой тетради в тяжелом кожаном переплете.
Саймону пришло в голову, что столь романтическое создание, как Эмили, непременно ведет дневник. А если так, то нет сомнений, что он, Саймон, – один из главных персонажей ее сегодняшней записи.
Или она сочиняет новые строфы своей «Таинственной леди»?
Он еще несколько минут смотрел на нее, говоря себе, что надо уходить. Однако не шевельнулся и не отправился в обратный путь через лес к дому Гиллингемов, пока Эмили не отложила наконец перо. Потом она взяла свечу, чтобы посветить себе на лестнице, и вышла из комнаты.
Теперь в библиотеке было темно.
Саймон вдруг очнулся, понял, что по-прежнему стоит и смотрит в окутанную мраком комнату, и усилием воли заставил себя оторваться от окна и вернуться к Гиллингемам.
Он так и не увидел то, ради чего приходил сюда. Дух отца, который должен был обитать в библиотеке, изгнан рыжеволосой зеленоглазой Титанией, восседавшей за их старинным письменным столом.
Всю следующую неделю Эмили словно витала в облаках. Никогда еще стихи не сочинялись так легко. Все, к чему бы она ни прикоснулась и что бы она ни увидела, вызывало у нее прилив вдохновения. Особенно Саймон. А с ним Эмили виделась часто.
Она понимала, что облако, на котором она в восторге качается, скоро развеет ветер и она больно ударится, упав на землю. Но она решила наслаждаться своим полетом как можно дольше. Она буквально впитывала в себя новые дивные ощущения, словно для того, чтобы их хватило на всю жизнь.
Эмили была влюблена, и ее возлюбленный сумел оказаться всюду, где она появлялась в эту неделю.
В субботу вечером она встретила Саймона у Хаттерсейгов, где собрались поиграть в карты. Он был ее партнером в висте, и они выиграли. А как же иначе? Разве могла проиграть такая команда, рассудила Эмили позже.