Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Борозняк Александр Иванович. Страница 38

Как указывал Томас Линденбергер, качественные сдвиги в историографии ФРГ происходили, как правило, «на периферии исторического цеха или за его пределами» [533]. Общепризнанным инструментом научного познания Третьего рейха стала oral history — устная история: запись и критический сопоставительный анализ рассказов очевидцев и свидетелей событий, разворачивавшихся в нацистском рейхе. Была разработана методика сбора устных воспоминаний, определены как преимущества данной междисциплинарной практики, так ее и пределы.

Изучение проблематики повседневной жизни в Германии 1933–1945 гг. первоначально развернулось в рамках локальных объединений, получивших название «исторические мастерские». (Об их активистах говорили как о «босоногих историках».) Стал популярен (и одновременно вызывал недоверие) заимствованный у шведского ученого Свена Лундквиста призыв «копай, там, где стоишь!», который ориентировал на преимущественное исследование «низовой» локальной истории.

Как отмечали участники движения «мастерских» Ханнес Геер и Фолькер Ульрих, «над ландшафтом исторической науки, пронесся свежий ветер», началось изучение истории «с точки зрения тех, кто ее пережил и выстрадал». Деятельность исторических мастерских, отмечали Геер и Ульрих, приобрела «особую взрывчатую силу». Речь шла о «запретных темах локальной истории времен Третьего рейха… Прошлое, которое казалось мертвым, живо: под его кожей пульсируют прежние раны. Шла ли речь о забытом концлагере, или о роли местной элиты в период коричневой диктатуры, или о страданиях женщины, тайно полюбившей польского иностранного рабочего, — последствиями всюду были волнения и столкновения… Новое историческое движение не только дало ход механизмам, находящимся внутри научного цеха и вне его, оно изменило самих участников этого движения» [534]. «Frankfurter Allgemeine Zeitung» вынуждена была признать, что существует «удивительный феномен», противостоящий «уравновешенной исторической науке» [535].

Но к началу 1980-х гг. пик активности «исторических мастерских» был уже пройден. Скепсис возник потому, что они были, как правило, связаны с левыми и леворадикальными течениями и организациями и рассматривали свою деятельность в качестве прямой альтернативы университетам. Ганс-Ульрих Велер с мало скрываемой неприязнью говорил, что приверженцы «мастерских» ведут атаку на традиционную науку «с напором русского танка Т-34» [536]. Свои опасения высказывал и Юрген Кокка [537].

Происходили трудные сдвиги в историческом сознании ФРГ. Потерял былую убедительность тезис Франца Йозефа Штрауса: «Народ, добившийся таких экономических достижений, имеет право на то, чтобы ничего не слышать об Освенциме» [538]. Вопреки противодействию консервативных сил, вопреки инерции забвения были открыты мемориалы на месте бывших фашистских лагерей смерти в Нойенгамме (близ Гамбурга), в Флоссенбурге (близ Регенсбурга), в Вевельсбурге (близ Падерборна). Детлеф Гарбе, руководитель мемориала на месте бывшего концлагеря Нойенгамме под Гамбургом, подчеркивал, что указанные музейные центры возникали «наперекор немецкой идентичности», поскольку они напоминали гражданам ФРГ «о вине их отцов и матерей, о постыдном отторжении прошлого в послевоенные годы» [539].

Известный историк, участник польского Сопротивления, узник Освенцима Йозеф Вульф [540] пытался добиться создания экспозиции на вилле Ваннзее (в Западном Берлине), где 20 января 1942 г. под председательством Гейдриха было решено приступить к преступному «окончательному решению еврейского вопроса». Вульф не получил поддержки государственных инстанций и в 1974 г. в отчаянии покончил жизнь самоубийством [541]. Подготовка к созданию мемориала на вилле Ваннзее началась в 1986 г., когда удалось получить финансовую поддержку западноберлинского сената, и только в январе 1992 г. музей распахнул двери для посетителей. Более 10 лет потребовалось для того, чтобы убедить общественность и властные структуры в необходимости учредить выставку на месте штаб-квартиры гестапо на бывшей Принц-Альбрехтштрассе в Западном Берлине. Экспозиция, названная «Топография террора», начала работу в 1987 г.

С точки зрения участников создания новых музеев Андреаса Рупперта и Вольфа Бребека, основой работы антифашистских мемориалов является триада «информация — память — предостережение», это означает «помнить о мертвых, анализировать общественные условия, которые привели к их гибели, осудить палачей». «Прошлое не завершилось, оно воздействует на настоящее и на будущее. Ужас, охватывающий нас перед преступлениями прошлого, делает нас более чувствительными к событиям настоящего» [542].

Активным борцом за открытие антифашистских мемориальных центров, за расширение их работы с молодежью выступила акция «Знак искупления», которая была основана в 1958 г. по инициативе главы евангелического синода Лотара Крейсига, который во времена нацизма от имени Исповедальной церкви решительно протестовал против организованного убийства инвалидов. В учредительном документе миротворческой организации было сказано: «Мы, немцы, развязали Вторую мировую войну и принесли неизмеримые беды всему человечеству… Но ныне мы стремимся к тому, чтобы противостоять ожесточению и ненависти, мы хотим отпущения грехов. Мы обращаемся к народам, которые мы заставили страдать, с просьбой построить на их земле нечто доброе: поселок, храм или больницу как символ искупления». Следуя доктрине примирения народов, бескорыстно работали сотни групп молодых немецких добровольцев во Франции, Чехословакии, Польше, Израиле, Норвегии, Нидерландах, Югославии… Теолог Гельмут Гольвитцер, один из выдающихся идеологов и организаторов акции, писал, что слово «искупление» означает «нечто большее, чем возмещение материального ущерба или восстановление». Это слово равнозначно тезису: «Мы должны учиться у истории, извлекать из нее уроки, признавать свои ошибки, изменять образ мыслей, покидать ложные пути, искать новые дороги» [543].

Поэт и публицист Фолькер фон Тёрне, отдавший свои силы делу примирения народов, писал о непреодоленных последствиях нацистского режима, которые «продолжают существовать в экономических и социальных структурах общества, в содержании школьных учебников, в статьях прессы и передачах телевидения». Задача акции «Знак искупления», по словам Тёрне, состоит в том, чтобы «учась на уроках прошлого и настоящего, преодолеть бессилие, покорность судьбе», «наотрез отказаться от предрассудков, косности, несправедливостей» в историческом сознании немцев, пойти по пути «действенной солидарности с жертвами нацистских порядков» [544].

«Мы не можем отменить прошлое, — отмечал один из руководителей акции «Знак искупления» Вольф Юнг, — мы не можем избавиться от него. Попытка вытеснить его из нашего сознания, не признавать его не приведет к тому, что его воздействие на нас уменьшится. Память о прошлом, постижение прошлого может помочь нам понять опасность бесчеловечности и несправедливости в их сегодняшних обличьях. Освенцим является для всех нас тестом человечности, требует от каждого из нас защиты человечности» [545].

Школьник из Гёттингена, один из участников групповой поездки в музей Освенцима, писал о встрече с бывшим узником нацистских застенков: «Он стал для меня живым воплощением Сопротивления, — не только сопротивления против фашизма, но и сопротивления против забвения» [546].