Баллада о неудачниках (СИ) - Стешенко Юлия. Страница 61

Сморчок должен сдохнуть. В идеале — сам. От чего может сдохнуть маг? От болезни, от испуга, от несчастного случая. Вот, кстати. Сморчок же не просто колдун. Он по делу колдун. Должен с чудищами бороться, мирных жителей славного города Нортгемптона защищать. А если чудище сморчка заборет? Я даже по комнате ходить перестал. Замер в центре, вылупившись на стену, как Моисей — на кусты говорящие. А если чудище сморчка заборет… Вот это будет здорово! Выгода раз — сморчок сдохнет. Выгода два — я ни при чем. Выгода три — всем видно, какой он безрукий идиот. И выгода, мать его, четыре! Любой тупица поймет, кто тут умеет дело делать, а кто нет. Обязательно же после такого Вилл обратно пришлют — она-то с работой справлялась! Не то что сморчки пальцем деланные.

Ах ты ж мать же твою! Славься, господь всевышний и все его воинство! Мать твою за ногу! Вот оно! Вот ответ. Нашел.

Где взять чудище?

Твою мать…

Чудовища не было. Я любезно встречал каждого голодранца, пришедшего рассказать о поруганной брюкве. Беседовал с ним, как с принцем крови, слушал бессмысленную чушь, расспрашивал о деталях… А вдруг брюкву дракон потоптал! Я ездил по деревням и узнавал, не случилось ли чего. Крестьяне бледнели, крестились и богом клялись, что счастливее их в Англии нет. Я кружил по лесу и искал объедки оленей. Должно же чудище чем-то питаться! Если не крестьянами, значит, оленями.

Ни-хе-ра.

Ни одного чудовища, даже самого завалящего. Мир, покой и благолепие — аж блевать хочется.

Ну что за гребаная жизнь.

А потом я подумал: тягает же кто-то этих коз. Убивает и на части разделывает. А где коза, там и козел, невелика разница. Может, эти чудилы когтистые сморчка осилят? Попытаться стоит — все равно других вариантов нет.

Аппетит у козоедов оказался скромный. Две ночи я проторчал в кустах за деревней — и хоть бы курицу уперли. Какого дьявола эти немытые саксы вообще ко мне таскались? Чтоб на судьбу свою тяжелую пожаловаться? Можно подумать, что мне легко. Пока эти голодранцы дома дрыхнут, я в кустах комаров кормлю, как последний дурак.

Ну вот какого хрена? Когда нужно чудище — его нет, когда не нужно — грязными портками не отмашешься.

На третью ночь козоеды явились. Услышав шелест и дробный топот, я чуть из кустов не вывалился на радостях. Чудища, родненькие, наконец-то! Сдержав порыв, я осторожно раздвинул ветви и выглянул. Ну… ну мать твою.

Чертовы козоеды были мелкие — мне чуть выше колена. Тощие, мосластые, с длинными птичьими лапами. Когти, правда, были здоровенные, зубы тоже ничего себе — челюсти, как у волкодава. Но в остальном… Да они ростом с ребенка! Пинком зашибешь! Ну что за гадство?!

В общем, я ожидал большего.

Ладно, зато их много. Уже что-то. Толпа — это хорошо. С толпой работать можно.

Козоеды прошли мимо меня, не задерживаясь, и скрылись за кривым заборчиком, отделяющим огород от просеки. Шагали ладно, чуть ли не строем, ступали след в след. Впереди, наверное, вожак — здоровый такой парень, мне по бедро где-то. И сзади немаленький. То есть построение выбрали правильное, не ломились безмозглой толпой. Раз меня не заметили, значит, с обонянием неважно. Зато со зрением отлично — на сучки не наступали, не спотыкались, перед забором не мешкали.

Заскрипело дерево, мекнула коза, все стихло. Быстро они! Я отполз поглубже в кусты и накинул на голову капюшон, чтобы не отсвечивать. В лунную ночь даже брюнета видно, а я так вообще — как репа на Самайн.

Обратно козоеды возвращались тем же порядком. Первым шел самый здоровый, он ничего не нес. Точно вожак. Следом тащился караван груженых козлятиной чудил. Куски они тащили, прижав к груди тощими когтистыми лапками. Я дождался, когда чудилы пройдут мимо, и сунулся было следом — но засомневался. Да, обоняние у них поганое. А если слух хороший? Человек в ночном лесу бесшумно двигаться не способен. Тихо — да, но не бесшумно. К вражескому лагерю, например, подобраться можно — но не к зайцу или оленю.

Я сел на траву, потом лег и подложил под голову руки. Луна полыхала в небе, как факел — наглая, рыжая, круглая. Темные пятна на ней складывались то в зайца, то в человечка, то в хмурое старушечье лицо. Я закрыл глаза, но даже под веками видел ярко-рыжий изрытый оспинами круг. А потом круг погас.

Проснулся я от того, что замерз. Выпала роса, отсыревшая одежда не грела, а тянула тепло. Я сел, провел руками по траве и потер лицо. Спать не хотелось, голова была пустая и гулкая, как пивной бочонок. Ни одной мысли. Я еще раз провел мокрыми руками по лицу и потянулся.

Ночь отступила, но солнце еще не взошло, воздух был белесым и мутным, будто вода, в которую плеснули молока. Я вылез из кустов. Едва заметная тропинка тянулась передо мной, разматываясь в туман. Я пригнулся, потом опустился на колени. Вот черное. И вот. И вот. Кровь не хлебные крошки, но тоже годится. Нельзя тащить разделанную тушу и не оставить след. Это вам любой охотник скажет.

Туман почти не мешал. Я просто шел от капли к капле, а когда следы исчезали, делал круг, пока не натыкался на очередное черное пятно. Козоеды сначала двигались по тропинке, потом свернули в кусты. Тут дело пошло проще — можно было смотреть не под ноги, а на обломанные ветки. Я спустился в ложбину, поднялся на пригорок, перебрался через овраг. Капли исчезли — наверное, кровь вся стекла. Зато рассвело, и теперь я видел нахоженную тропинку — тоненькую и почти незаметную. Не знаешь, что ищешь — и внимания не обратишь. Я просто шел по ней, послушно повторяя все изгибы и заячьи петли, шел и шел, пока не уткнулся в здоровенный тис. Дерево нависло над норой, раскорячившись корнями, как присевшая помочиться старуха. Тропинка, сделав последний изгиб, ныряла во влажную холодную тьму. Я наклонился и отцепил от коры клочок жесткой белой шерсти, провонявший дерьмом и дымом.

Отлично.

Козоедов я нашел. Теперь нужно придумать, что с ними делать.

И я придумал.

Глава 53, в которой Марк реализует стратегию

— Сэр Уильям, у вас есть минута?

— Да, Денфорд. Я слушаю, — судя по тоскливой роже, ничего хорошего сморчок от меня не ожидал. А зря!

— Крестьяне утверждают, что видели странное животное неподалеку от деревни. Я выследил зверя. Полагаю, что вы должны на него посмотреть.

Брови у сморчка поползли вверх, остановившись где-то посередине лба.

— Вы полагаете? Что я должен?

— Да, милорд.

— Я должен тащиться в какую-то грязную деревню только для того, чтобы посмотреть на животное? На городской ярмарке их, получается, недостаточно?

— Ну что вы, милорд. Я знаю, что у вас нет на это времени. Я нарисовал зверя. Вот, — я протянул лист бумаги.

Над рисунком я корпел полночи. Бумаги извел на половину месячной платы, руки в угле по локоть измазал. И котту. И морду. И волосы. Зато зверюга получилась что надо. Почти как живая.

— Да это же малый пещерный дракон! Вы уверены, что животное выглядело именно так?

— Конечно, милорд. Я хорошо его разглядел. Серый чешуйчатый гад, размером с теленка, не больше.

Естественно, разглядел. У Вилл в книге. На картинке. Прав был отец Гуго — книжные премудрости весьма полезны. Зря я его не слушал — великого ума человек был.

Сморчок смотрел на рисунок, как ребенок — на медовые соты. Чуть ли не облизывался. И тоска с рожи куда-то делась. Все же люди удивительно непостоянны.

— Где вы его видели? В горах?

— Нет, в развалинах. Тут неподалеку погорелая деревня есть заброшенная, животное я нашел там.

— В руинах? Странно. Но возможно. Там много камня?

— Нет. Даже дерева мало. Что не сгорело, то растащили.

— Удивительно… Не думал, что пещерные драконы могут селиться в таких местах.

Я пожал плечами. Вполне, кстати, искренне. Я абсолютно не помнил, где любят селиться пещерные драконы. Я даже то, что они пещерные, забыл.

— Я видел зверя у высохшего колодца. Стены выложены камнем, если это важно.