До белого каления - Квиннел А. Дж.. Страница 21

Дети бывают очень упорными. Пинта решила добиться дружбы Кризи. Препятствия лишь усиливали ее желание. Когда мать сказала, что нельзя беспокоить Кризи, она согласилась, но потом, основательно обдумав ситуацию, выработала линию поведения.

Пинта была смышленым ребенком и, в отличие от матери, имела доброе сердце. Ее характер складывался под воздействием двух основных факторов. Во-первых, стиль жизни ее родителей и отсутствие братьев и сестер привели к тому, что по уровню развития она была гораздо старше своих одиннадцати лет, потому что привыкла к компании взрослых и старалась им подражать. Во-вторых, она была необычайно любознательна и жадно стремилась к новым открытиям. Огорчения и неудачи не могли отбить у нее охоту ко всему новому. Пинта была в чем-то похожа на любопытного щенка, который отскакивает назад, натыкаясь на что-то незнакомое, но потом шаг за шагом, принюхиваясь черным носиком, снова осторожно приближается к предмету, который вызвал его жгучий интерес.

Когда Кризи резко оборвал ее расспросы в машине, она наткнулась именно на такое препятствие. Теперь снова стала потихоньку, обдумывая каждый свой шаг, пытаться приблизиться к Кризи с той стороны, с которой он меньше всего ждал подвоха.

Девочка правильно рассчитала свои действия и верно рассудила, что лобовая атака ни к чему не приведет.

Поэтому Пинта решила терпеливо выжидать и выискивать слабые места в линии обороны Кризи. Она была совершенно уверена в том, что изъяны в ней есть, ведь не может же нормального человека совсем не волновать его собственная судьба и окружающий мир. Поэтому она спокойно выжидала, болтала о пустяках с Бруно и Марией и делала вид, что совсем не обращает внимания на Кризи.

Постепенно он начал свыкаться со своей новой жизнью и ее размеренным укладом. Обстановка мало-помалу поглощала его, притупляя реакцию на происходившее вокруг. Никаких решений принимать не надо, строить планы бессмысленно. Работа его совершенно не обременяла, условия жизни вполне устраивали. Над тем, сколько времени он так протянет, Кризи не задумывался. Он был вполне доволен своим положением, осознавая, что смущавшее и расстраивавшее его скатывание по наклонной если и не остановилось, то, по крайней мере, сильно замедлилось. Каждый день он воспринимал таким, каким он был, ничего не ожидая от него, но и не отвергая того, что он мог ему принести.

Пить он стал меньше. Болезнь продолжалась, опустошая его и высасывая соки из его тела, однако теперь по утрам иногда в бутылке оставалось недопитое виски. Пьянство из насущной потребности превратилось в затянувшуюся привычку. Он тем не менее понимал, что, если резко и быстро в самом ближайшем будущем не бросит пить, остановить процесс физической деградации уже будет невозможно.

В его повседневной жизни установился порядок. Утром Кризи отвозил Пинту в школу, а в пять часов привозил ее обратно. Пока девочка сидела на уроках, он был свободен. Иногда оставался в Милане, покупал новые книги и кассеты, но чаще возвращался на это время домой. Там он помогал Бруно по хозяйству. Кризи всегда любил работать руками – чинить, ремонтировать, строить. Гвидо как-то пошутил, что в этом проявлялся его комплекс вины за то, что раньше он все только взрывал и разрушал.

Легион предоставлял возможность не только разрушать, но и созидать. Легионеры нередко принимали участие в строительстве гражданских объектов, прежде всего в прокладке дорог. В самом начале пребывания в Алжире они, как римляне в древности, тянули по стране дороги, чтобы потом использовать их для усмирения местного населения. Так же было и в других частях Африки, а также во Вьетнаме. К такого рода работе легионеры были привычны, и Кризи в этом отношении не составлял исключения – она доставляла ему удовольствие.

Бруно уже было трудно постоянно поддерживать дом и участок в порядке. Он ухаживал лишь за садом перед домом и лужайкой с газоном, которая тянулась до самой дороги. За домом до скалистого холма с редкими соснами почти неухоженная земля. Земля поросла сорняками и бурьяном. Вся территория имения Балетто была огорожена деревянным забором, но местами он почти развалился от ветхости. Бруно не раз просил у Этторе денег на стройматериалы и ремонт ограды, но хозяин каждый раз обещал подумать, и этим все кончалось. Кризи стал понемногу сам восстанавливать забор. Он съездил в Комо и на свои деньги купил доски. Он хотел сказать Этторе, что сделал это в целях обеспечения безопасности, хотя, конечно, даже новый забор не защитил бы от непрошеных гостей.

Каждый день Кризи работал по нескольку часов, но на весь ремонт требовалось еще несколько недель. Это занятие отвлекало его мысли, заставляло на время забыть о спиртном, которое вместе с потом выходило из организма, несмотря на то что стояла ранняя весна и на дворе было довольно прохладно.

По вечерам все рано ужинали, потом Кризи оставался на кухне часок-другой, читал или смотрел телевизор и вполуха слушал разговоры остальных.

Именно в один из таких вечеров, когда до приезда родителей оставалось еще несколько дней, Пинта впервые решила провести разведку боем. Если по телевизору не передавали ничего интересного, она, как правило, просматривала свежие газеты и журналы.

Ее неуемная любознательность постоянно озадачивала Марию и Бруно, которые не всегда знали ответ на тот или иной вопрос девочки.

Кризи специально не прислушивался к беседам, проходившим на кухне, голоса доносились до него как будто издалека, но в тот вечер слух его резануло слово «Вьетнам».

Пинта читала какую-то статью о массовом исходе беженцев, которые покидали родину на лодках. Она спросила Бруно, почему это происходило. Тот лишь недоуменно пожал плечами и стал говорить что-то неопределенное о коммунизме.

Кризи этот разговор заинтересовал, и впервые за все время, проведенное в доме, он принял участие в общей беседе. Девочка, вытаращив от удивления глаза, слушала его рассказ о том, что в основном уезжали из Вьетнама китайцы, которые во всех странах китайской диаспоры жили обособленными общинами. Вьетнамцы их не любили и всегда относились к ним с недоверием.

После окончания войны новые власти решили от них избавиться. Поскольку члены китайских общин, как правило, были весьма состоятельными, они могли позволить себе нанять перевозчиков – китайцев из Гонконга, которые и вывозили их из Вьетнама. Исход китайцев незаконным назвать было нельзя, поскольку вьетнамские власти попросту закрывали на это глаза, нередко даже поощряя китайцев к эмиграции. Таким образом, с коммунизмом эта проблема не имела ничего общего, она была обусловлена только глубоко укоренившимися национальными различиями.

Пинта очень неглупо провела параллель с миграцией рабочей силы в Европе из бедных стран в богатые. Недавно она читала о плохом отношении к итальянским рабочим в Швейцарии и Германии.

Сравнение, приведенное девочкой, было настолько уместным, что Кризи с удовольствием стал рассказывать дальше о той роли, которую играли китайские общины в Малайзии и Индонезии, где они контролировали большую часть экономики. Точно так же, как и во Вьетнаме, это вызывало недовольство местного населения. Он не забыл сказать девочке и о том, что после провала коммунистического путча в Индонезии там погибло более ста тысяч китайцев.

Пинта спросила, как там оказались китайцы, и он рассказал ей, что колониальные державы поначалу поощряли миграцию рабочей силы. Китайцы зарекомендовали себя как хорошие работники на плантациях при расчистке джунглей и строительстве дорог. Местное население подобным трудолюбием не отличалось.

Можно привести множество примеров такого рода политики перемещения рабочей силы, сказал Кризи. Азиатов ввозили в страны Восточной Африки для строительства железных дорог, и многие из них там оставались жить, постепенно налаживая и подчиняя себе оптовую и розничную торговлю; в Шри Ланку из Южной Индии ввозили тамилов для работы на чайных плантациях. Однако со временем из-за расовой и национальной розни происходили кровопролития между исконным населением и вновь прибывшим.