Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей. Страница 101

Ни один мускул не дрогнул на лошадином лице жреца! Взгляд Йомантаса был таким же отрешенно пустым, что и раньше.

– Ты был на старой коричневой «ауди», – не отставал Игорь. – Я твой автомобиль помню…

Слово автомобиль князь машинально заменил на «самобеглая повозка». И вот это-то как раз и проняло молодого жреца! Проняло без шуток, до самого ливера, до самой души, если она вообще есть у язычников.

Услыхав про повозку, Йомантас вздрогнул, посмотрев на Довмонта с таким ужасом, будто князь был не князем, а самим Пикуолисом-Велнясом, жутким правителем подземного мира мертвых, явившимся по душу криве.

– Вижу, ты все же хочешь что-то сказать?

– Кто ты? – облизал пересохшие губы жрец.

– Ты знаешь!

– Не-ет! – вскрикнув, Йомантас закрыл лицо ладонями. – Клянусь всеми богами – нет! Знаю, что ты нальшанский кунигас, видел раньше в Утене… и где-то еще… где – я не знаю. Не знаю, не помню, не-ет!

– А ты вспомни… Гнедая самобеглая повозка… «Ауди», да…

– Я явился убить твою душу! – неожиданно выкрикнул парень. – А потом – убить тебя. Монахи – мои помощники… Я – старший! Я – старший жрец, криве кривейте, наследник великого жреца Будивида. Все! Что ты хочешь еще знать? Зачем тянешь душу?

– Кто вы, я и так давно уже понял, – князь насмешливо скривился и, наконец, убрал меч. – Невелика хитрость. Дураков издалека видать, да. Расскажи мне про будущее! Все, что знаешь.

– Про будущее? – Йомантас побледнел еще больше, хотя, казалось бы, куда уж еще… – Я… я не знаю… Но я вижу сны! Ужасные сны, кунигас. Будто не я, а кто-то другой, живущий в непонятном мире. Там есть повозки, двигающиеся без лошадей, да. И тебя я там тоже видел, теперь вспоминаю! То есть видел не я, а тот, другой… чьими глазами я иногда смотрю во сне.

– И что ты там видишь?

– Я уже сказал. Много всего непонятного, – постепенно успокаиваясь, жрец пригладил растрепанную шевелюру рукою. Сейчас он, похоже, был честен. По крайней мере – судя по виду.

– Это началось с полгода назад, – Йомантас продолжал тихим бесцветным голосом, словно бы разговаривал сам с собою. – Я мчался куда-то… было так страшно, ужасно… Потом я молил богов. Приносил жертвы… даже купил юную девушку-рабыню. Поначалу думал – помогло. Но нет, месяца не прошло – и опять.

– Ты сказал, что видел меня.

– Да. На белой повозке. С очень красивой молодой девой.

– И где я был, что делал?

– Где – не знаю. Кажется – мельница, – вспоминая, жрец прикрыл глаза. – Да, мельница. Водяное колесо, речка, лес… Какая-то непонятная серая дорога. Серая, с белою полосой. Он следил за тобой! Тот, чьими глазами я видел… Еще видел город. Очень непонятный город, чужой…

Полученные от Йомантаса сведения оказались весьма расплывчатыми и отрывочными. Однако стало окончательно ясно: этот молодой жрец и тот Йомантас из будущего связаны меж собой. И, может быть, не только снами…

– Поедешь с нами во Псков, – выслушав, распорядился Довмонт. – Отныне ты мой пленник. Да не переживай – в темнице гноить не стану.

Оставшихся троих язычников князь приказал бы убить… но это было бы не по-христиански. Впрочем, их убрали и без воли Даумантаса-Довмонта. Улучив момент, мужички затеяли свару со стражей, попытались бежать – и были тут же убиты. Двоих закололи мечами и копьями, третьего – самого из них хитрого или быстроногого – достали уже у леса, стрелой.

По возвращении во Псков князь велел держать пленного жреца в кроме. Голодом не морить, ни в чем не примучивать, однако строго следить и, паче того, записывать все сны узника в точности и подробно.

Удачно сладив посольство, объединенное войско русских князей во главе с Дмитрием Переяславльским собралось в новгородских землях и выступило в путь, вскорости подступив к заснеженным берегам реки Кеголы. Там встали лагерем, совещаясь, каким путем идти далее к Раковору.

Особенно-то спорить было не о чем – в датскую крепость вели три большие дороги, по ним и пошли отряды. Князь Дмитрий со своей переяславльской дружиной – по одной, Довмонт с новгородским посадником Михаилом Федоровичем и тысяцким Кондратием – по другой, владимиро-суздальские княжата – Святослав с Михаилом – по третьей. С новгородцами еще был князь-наместник Юрий Андреевич, надменный и гордый, он постоянно собачился с посадником, оспаривая любой его приказ. Ни к чему хорошему сие противостояние привести не могло, но Довмонт с этим ничего не мог поделать, новгородцы ему не подчинялись. Ему вообще здесь никто не подчинялся, кроме псковичей. Всего же воинов набралось изрядно – около тридцати тысяч. Такую ораву нужно было кормить – за всеми тремя отрядами тащились обозы. Везли продовольствие, запас стрел и вооружения, разобранные стенобитные орудия – пороки, и даже деревянные корабельные помпы – откачивать воду изо рва!

Новгородцы хорошо подготовились к осаде: в их обозе везли на больших санях разобранные стенобитные орудия и метательные машины. Погода благоприятствовала походу, не такому уж, впрочем, и дальнему. Особых морозов не было – отгремели еще в Крещение, почти все время пути лишь иногда шел снег, и то небольшой, по большей же части в бледно-голубом небе ясно сверкало солнышко, вселяя в души воинов уверенность в правоте своего дела. И правда, зарвавшихся датских захватчиков давно нужно было проучить.

Кстати сказать, о датских завоеваниях в Прибалтике аспирант Игорь Викторович Ранчис мало что знал, как-то не интересовался, да и не особенно-то на слуху они были, эти самые завоевания. Традиционная советско-российская история все больше ругала немецкие ордена, время от времени доставалось и шведам, и литовцам, и полякам, а вот о датчанах как-то забыли, что ли. Хотя Таллин ведь так и переводится – Да-Линн – «датский город», и основали его датские рыцари, правда, на месте древнего городища прибалтийских финнов – эстов. Этих последних славные потомки викингов, кстати, не очень-то ущемляли, и хотя большинство горожан составляли даже не сами датчане, а немцы, но и многим эстам тоже предоставлялось дворянское звание, на что неоднократно пеняли тевтонцы, традиционно не доверявшие местному населению и не ставившие его ни в грош. В чем-то рыцари были правы: если бы крестоносные правители в Палестине привлекали колонистов – крестьян из Европы с той же активностью, что тевтонцы в Пруссии и Прибалтике, то, верно, мавры так и не отбили бы Гроб Господень, и цвело бы Иерусалимское королевство по сей день.

Погруженный в подобные размышления, Игорь-Довмонт не сразу и заметил, как едущий впереди арьергард вдруг замедлил ход… и, теряя людей, повернул коней обратно.

– Вражины! – отдышавшись, доложил тысяцкий Кондратий, командир новгородского ополчения, весьма неглупый и знающий свое дело муж. Круглое, с заиндевевшею бородою, лицо его выражало немалую озабоченность и ярость.

– Засаду устроили, шпыни! – поясняя, тысяцкий выругался и смачно плюнул в снег. – Стрелами как начали швырять… некоторых достали. Я вот думаю, господа мои, не худо б было обойти вражин лесом!

Довмонт переглянулся с новгородским посадником Михаилом Федоровичем, осанистым чернобородым боярином, державшимся весьма достойно.

– По лесу, однако же, не пройдут кони, – подал голос молодой псковский олигарх Федор Скарабей. Красивый, светлоликий, в сверкающем на солнце чешуйчатом панцире и шлеме, он чем-то напоминал былинного русского богатыря Алешу Поповича. Треугольный червленый щит боярина украшал серебряный крест с косой нижней перекладиной.

– Боярин прав, – быстро сообразил князь. – Михаил, пошли своих пеших. Я же возьму латников… Вперед!

Тотчас же так и сделали, как сказал Довмонт, к слову которого в объединенном войске весьма прислушивались. Отряд пеших новгородских ратников ломанулся в лес, закованные в железо дружинники пустились вслед за своим князем. Конечно, в те времена еще не создали сплошной рыцарский доспех, однако двойная кольчуга и разного рода панцири создавали почти непреодолимую защиту от вражеских стрел. Пробить ее лучник мог, если только о-очень повезет, да и то – навряд ли. Разве что английский высокий лук… но тут таких не имелось. Зато имелись арбалеты. Не сказать, чтоб в избытке, – но были. Один из таких самострелов висел за спиной боярина Федора Скарабея.