Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей. Страница 106

Миг – и два войска с грохотом сшиблись! Ржали, взвивались на дыбы кони, с треском ломались копья, звенели мечи. Поднятый копытами коней снег стал черным от мерзлой земляной пыли. Пешие ратники тысяцкого Кондратия ловко стаскивали крестоносцев с коней коваными крючьями, прикрепленными на древки топоров и пик. Стаскивали, забивали палицами и дубинами. Впрочем, не столь уж часто это случалось: закованные в броню крестоносцы были грозным соперником.

Вот дюжина рыцарей окружила пеших, ударили в копья да, выхватив мечи, принялись рубить, сея страшные удары, оставляя вокруг обезглавленные и разрубленные тела. Новгородцы огрызались без страха:

– Кто на Бога и Святую Софию?

То же самое творилось сейчас везде. Две рати сшиблись, смешались, и вскоре, как это часто бывает, сеча разбилась на отдельные конкретные схватки. Довмонт-князь в серебристом шлеме с золоченой полумаской-забралом с ходу ударил копьем всадника в синей накидке-котте с большим желтым крестом на груди. Такой же крест, в окружении золотых корон, был изображен на щите рыцаря и на попоне коня, расшитой пышною бахромой. Над глухим шлемом врага колыхались разноцветные перья, золоченая рукоять меча сверкнула – больно глазам!

Датчанин! Явно не тевтонец, те все-таки одеты поскромнее – выделываться устав ордена не велит. Что ж, а ну-ка, посмотрим, чей меч лучше? А ну…

Ловким движением Довмонт поставил под удар свой лазоревый щит с изображением золотой подковы. Такая же лазоревая котта покрывала доспехи князя, а лазоревая попона – коня. Удар… Звон… Навершие щита, покрытое стальной полосою, выдержало, даже не треснув. Правда, чуть выгнулось… Добрый у вражины меч… Оп! Князь ударил сам, резко, быстро… однако соперник оказался ловок, встретив клинок врага щитом.

Обменявшись ударами, всадники разъехались, насколько это им позволяла накаляющаяся обстановка битвы. Повсюду смешались люди и кони, слышались крики и стоны, проклятия, конское ржанье и звон мечей. Кровь лилась рекою, и отрубленные конечности падали в вязкий черный снег. Вот, подпрыгивая на кочках, покатилась чья-то голова… русская, датская, немецкая? А черт ее… может, эта голова принадлежала какому-нибудь кнехту или эсту… Сразу двое таких чертей бросились вдруг на Довмонта, как видно, желая помочь своему. Крестоносец, верно, вовсе не нуждался в подмоге простолюдинов… повернулся, гневно махнул мечом…

Князь тоже взмахнул. Но не угрожал – рубил! Взвил коня на дыбы, да со всего размаха… Страшная вещь! Не особо и стоящая кольчужка у кнехтов… Враг даже не вскрикнул, разрубленный почти напополам ужасным ударом.

Не тратя времени на второго – им тут же занялся верный оруженосец Гинтарс, – князь повернул коня к рыцарю. Тот уже мчался, вертел над головою мечом, выбирая момент для удара… И удар вышел славный! Щит с изображением подковы не выдержал, лопнул почти точно посередине. Отбросив бесполезные обломки, Довмонт вынужден был поставить под следующий удар клинок, рискуя его сломать.

Раздался звон, а затем – противный железный скрежет, полетели искры. Противники уже не разъезжались, однако молотить друг руга мечами в такой близи было как-то несподручно. Отбросив щит, враг быстро сбросил с головы мешающий обзору топфхелм, под которым оказался еще один шлем – обычная круглая каска, надетая поверх кольчужного капюшона. Лицо врага неожиданно оказалось смуглым, быть может, он недавно прибыл из Святой Земли, либо являлся таким от природы. Однако же усы и борода были светлыми и густыми.

Датчанин закружил, выбирая момент для удара. Нож его, а, скорее, кинжал, похоже, ничуть не уступал мечу и был вполне способен пробить княжеские доспехи. Действовать нужно было быстро, буквально в секунды. Князь так и сделал: свободной рукой, закованной в латную перчатку, от всей души саданул по голове вражеского коня! Руку, конечно, отшиб – рыцарский конь тоже был защищен доспехом, – однако вражескую задумку испортил и сам, в свою очередь, ринулся в контратаку… Собственно говоря, даже не ринулся – просто выхватил из-за пояса шестопер да нанес удар в горизонтальной плоскости, целя врагу в висок.

Куда целился – туда и угодил. Будь на голове рыцаря тяжелый топфхелм, ничего бы вражине не сделалось. Однако легкая каска – не закрытый шлем, а капюшон хауберка оказался не слишком надежной защитой.

Удар! Треск… Левый глаз врага окрасился кровью. Рыцарь пошатнулся в седле, выронив из руки кинжал… Не теряя времени даром, Довмонт обрушил на датчанина целый каскад ударов, так, что бедолага, теряя сознание, повис на луке седла.

– Не добивать! Это мой пленник.

Князь обернулся к верному Гинтарсу, ни на шаг не отстававшему от своего господина. Оруженосец все понял, подозвал воинских слуг, – те ловко стащили рыцаря с коня, спеленали. Конь тоже далеко не ушел – трофей знатный!

Взяв в руки запасной щит, поданный Гинтарсом, Довмонт внимательно осмотрелся вокруг, силясь понять, во что превратилась битва. Правый фланг во главе с Дмитрием Переяславльским сражался достойно, даже начал теснить рыцарей к балке. То же самое – к удивлению князя – делалось и слева, где бразды командования держал молодой Ярославич. Впрочем, там было мало рыцарей, все больше кнехты да ополчение эстов. Владимиро-суздальский князь громил их и в хвост и в гриву, любо-дорого было посмотреть. Помощь к пешему крестоносному воинству что-то не очень спешила, похоже, магистр потерял нить управления боем, что тоже случается, и довольно часто.

Фланги теснили врагов, а вот центр… Славные новгородцы слишком уж сильно понадеялись на свое ополчение. Всадников посадника Михаила оказалось мало, а дружина князя Юрия, как видно, билась отдельно, не обращая никакого внимания на положение пеших ратников. Ну да, он же князь – какое ему дело до простолюдинов? Под ногами только путаются, мешают.

Оценив положение дел, Довмонт подозвал знаменосцев и вестника.

– Поднять желтый стяг! Трубить тревогу!

Желтый стяг означал: внимание, есть важное сообщение. С сообщением бросился вестник, со всей прытью, на которую только был способен его конь. Князь очень надеялся, что Дмитрий либо услышит звук трубы, либо увидит флаг. И сделает все, чтоб дождаться гонцов… Ага! Вот взвилось над толпой ратников зеленое знамя. Гонец достиг цели. Сообщил. Дмитрий Александрович все понял.

Понял и сам понесся к Довмонту вместе со всей своей дружиной, предоставив добивать врагов владимиро-суздальскому князю Святославу.

– Новгородцам худо, князь! – псковский защитник приветствовал главнокомандующего кивком, не до вежливых поклонов было. – Надо помочь!

– Как у вас? – Дмитрий сверкнул взглядом.

– Справимся, – улыбнулся Довмонт.

– Тогда поможем. Вперед!

Они понеслись вместе, конь о конь. Два князя. Переяславльский Дмитрий и псковской – Тимофей-Довмонт. За ними ринулись обе дружины. Довмонт лишь оставил за себя верного и многоопытного Любарта.

Радостно затрубили трубы, забили барабаны, громко и бодро. Развевались за плечами князей цветные плащи. Все видели – помощь идет, она уже близко! Это сильно воодушевило новгородцев… Тех, кто еще сражался, кто оставался в живых. Уже не было видно ни грузной фигуры посадника, ни тысяцкого. Верно, ранили или убили.

Что касаемо князя Юрия, то тот и вовсе спасался бегством, наплевав на участь пеших. Его дружина с прытью, достойной лучшего применения, улепетывала от врага почти всем своим составом. Что ж, случалось и такое…

– Эй, мужи новгородские! – выехав на пригорок, вскричал что есть мочи Довмонт. – С нами князь! И Господь – с нами! Кто на Бога и Святую Софию?!

– Кто на Бога и Святую Софию?! – потрясая секирами, откликнулись ратники.

– Кто на Бога?!

Битва продолжилась с новой силой, только теперь перевес оказался на стороне русичей, и ближе к вечеру это стало ясно любому. Неистовое сопротивление новгородцев не позволило ливонским рыцарям оказать помощь своим союзникам, и те были остановлены еще раньше. Довмонт и Дмитрий поспешили на помощь новгородской рати, владимиро-суздальский князь и псковские бояре во главе с воеводой Любартом довершали разгром датчан.