Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей. Страница 44
– Не видели Анри? Ну, темненький такой, молодой. Не, не кнехт. Рыцарь. Золотые львы на гербе.
– Золотые львы, говоришь? Слушай, случайно не этого парня я видел у озера? Тут озеро рядом, он там и сидел. Ну, точно – со львами. А вот лица я не видел. Он ко мне спиною сидел. Но точно – рыцарь. Правда, не орденский брат.
Озеро…
– А где, говоришь?
– Да вон, вдоль гумна по тропке.
Знать, местные выращивали пшеницу или рожь. Раз имелись у них и гумна, и овины, и риги. Места для обмолота, сараи для хранения снопов и зерна, срубы… Не совсем дикие. Даже очень… Тьфу!
Проходя мимо вкопанного на окраине деревни идола, Игорь наткнулся взглядом на три детские головы, аккуратно положенные рядом. Головы без тел, отрубленные или отрезанные. Жертвы! Собственных детишек не пожалели язычники. И, как оказалось, зря.
Анри де Сен-Клер и впрямь сидел на берегу дивной красоты озера, примостившись на плоском сером камне. Рыбу не ловил, не пускал по воде «блины»-камешки, просто так сидел – в задумчивости. Увидев князя, обрадовался, вскочил:
– Ах, Жером, как же я рад тебя видеть! Право слово, рад. Ну, рассказывай, как вы там, на болоте?
– Сначала ты расскажи. У вас-то тут, я смотрю, все куда веселее. Кстати, я тоже очень рад! – Игорь хлопнул приятеля по плечу, и тот, неожиданно побледнев, скривился от боли.
– Ты ранен? – хлопнул глазами князь.
Нормандец растянул тонкие губы в улыбке:
– Не сказать, чтоб ранен… Так, угостился по плечу дубиной. Просто соскользнула по шлему, и вот… Синячище – да-а, но, кажется, ничего не сломано.
– Кажется? Отведу-ка я тебя лучше в лазарет. Вот прямо сейчас. Пошли!
– Пошли… – рыцарь пожал плечами… вернее, только попытался пожать и вновь скривился. Видать, удар шевалье схлопотал изрядный!
– Ничего-ничего, – утешил «Жером». – Ты еще молодой, если и перелом – так срастется. Только потуже забинтовать надо, да.
– Знаешь, друг, – отойдя от озера, нормандец замедлил шаг. – Помнишь, я как-то рассказывал тебе о своем чудесном спасении. О рыжей девушке и моем слуге, которые…
– О девушке – помню, о слуге – нет, – быстро оглянувшись по сторонам, настороженно протянул «славный английский рыцарь».
– Слугу убили, я видел его труп, – Сен-Клер понизил голос и с сожалением покачал головой. – Жаль! Девушка же попала в плен. Та самая, медноволосая, со шрамом над левой бровью. Я ее как-то спас от плетей…
– Ты не рассказывал!
– Забыл. Да, было дело. А потом она меня спасла, помогла бежать… Знаешь, думаю, она очень скоро попадет в руки брата Хельмута. И будет умирать… жутко и долго.
– Понимаю, – сухо покивал князь. – Рыжая со шрамом, говоришь? Знаешь, похоже, и я ей обязан.
– И ты?!
– Да… Потом как-нибудь расскажу, сейчас же…
Приятели уже никуда не шли, остановились меж орешником и кленовой рощицей, там и вели беседу.
– Жаль будет, если она погибнет так страшно, – Игорь задумчиво покачал головой.
– Вот-вот! Жаль.
– С другой стороны – она языческая жрица, враг Господа нашего и наш враг.
– И это правда…
– Как добрые католики, мы не можем ее освободить…
Анри сверкнул глазами:
– Да, да! Конечно, не можем. В этом-то вся и штука.
– Не можем освободить… но можем убить! – жестко закончил князь.
– Убить?
– Да! Убить быстро, и тем избавить ее от невыносимых мук. Стрела, нож… об этом надо думать, и поскорей. Кстати, убивать буду я.
– Ты? – шевалье де Сен-Клер искренне удивился. – Но… но почему, друг? Ведь я же…
– Я обязан ей не менее, чем ты, славный Анри, – тихо промолвил Игорь, отламывая кленовую ветку – отгонять надоедливых комаров. – Тем более потом я сразу исчезну. Никто никогда меня не найдет.
– Исчезнешь? Как это?
– Уеду домой, в Англию. Давно уже собирался, да вот задержался чуток.
– Я бы тоже уехал, – Сен-Клер неожиданно улыбнулся и запрокинув голову, посмотрел в небо. – Только вот поднакоплю побольше деньжат. Меня ведь дома никто не ждет.
– А меня – ждут, – Игорь опустил глаза и махнул веткой. – Поэтому я – убью. И сразу уеду.
– Ты сильно рискуешь!
– Знаю. Но ты же поможешь мне, так?
– Помогу. Клянусь всеми святыми!
– Тогда слушай, что делать…
Славный комтур Штеллина, крестоносный брат Гуго фон Штауфен лично подсчитывал добычу, коей оказалось не так уж и мало. Кроме пленных – рабов, – еще и бочонки топленого сала, мед, воск, орехи, сушеные лесные фрукты и ягоды – и все это в изрядном количестве! Весьма неплохой прибыток к запасам замка. Вот только как это все вывезти? По болотной-то гати.
– Часть понесем сами, часть – пленные, – вслух рассуждал Штауфен. – Что не унесем, то сожжем, уничтожим.
– Господин комтур…
– В первую очередь – сало, орехи…
– Господин комтур!
– Чего тебе? – командир крестоносцев недовольно обернулся на зов. Сей достойнейший рыцарь очень не любил, когда его отвлекали. Тем более от такого важного дела!
– Я думаю, нам пригодится одежда этих язычников, святейший брат, – поклонился нормандский рыцарь Сен-Клер.
Фон Штауфен удивленно приподнял брови:
– Одежда? Зачем?
– Льняные женские рубахи можно разрезать на бинты и перевязывать раны. Брат Хельмут как-то говорил, что так можно. Правда, не все рубахи подходят. Кстати, неплохо бы его позвать…
– Ну… позови, ладно… И не отвлекай пока, ладно?
Штеллинский палач брат Хельмут приспособил под пыточную старую ригу на самой окраине деревни. Обычный, чуть покосившийся от времени сарай с круглой печью и высоким глинобитным полом предназначался для молотьбы и сушки снопов. Сейчас же, в июле, молотить и сушить пока было нечего, и ригу, судя по четырем скамейкам, использовала молодежь для своих посиделок. В хорошую погоду местные парни и девушки, верно, собирались у озера, а вот в дождь как раз здесь. Если слишком сыро, можно было и печку разжечь: в углу валялись растопка и хворост.
Все это сейчас сильно пригодилось палачу. И печь, и растопка, и хворост. Он даже послал кнехтов принести еще дров, имеющихся могло не хватить. В огне, а точнее сказать, на углях, брат Хельмут собирался раскалять пыточные инструменты, в первую очередь – длинные каленые иглы. Нужно было срочно проверить всех пленных девок – не ведьмы ли? Раздеть да поискать родинки, в родинку раскаленную иглу и воткнуть. Заорет ежели девка – знать, не худая, будет молча терпеть – ведьма. Таких срочно утопить в озере, дабы колдовством своим славному крестоносному воинству не навредили.
Кроме того, в плен к орденским братьям попали и настоящие, истинные ведьмы, не требующие особой проверки. Вина их был ясна и так – в мужской одежке сражались, многих кнехтов да рыцарей убили. Теперь нужно было лишь запытать этих мерзких тварей до смерти. Чтоб заклятые язычницы умирали в муках! Чтоб кричали. Чтоб отреклись, хотя бы под пыткою, от своих богомерзких идолищ!
Таких ведьм попалось три штуки. Все грязные, в мужских портках да рубахах – тьфу! Еще кольчуги на них были, да кольчугу кнехты стащили. Заодно хотели и остальную одежку стащить да потешиться, однако брат Хельмут все эти чаяния решительно пресек – некогда. Для потехи, чай, и другие девки есть, а эти – ведьмы! Их пытать надобно.
Все три сидели, связанные, в дальнем уголке за печкою – глазищами зыркали. Одна только привалилась спиной к стене, голову свесила. Осознала, верно, что ей грозит, испугалась. Оно и правильно, страх – он иногда великие дела делает.
Поглядел брат Хельмут на ведьм, ласково так поглядел, почти что любовно. Помощникам-кнехтам рукой махнул, давай, мол, тащи первую.
– Ну, хоть вон ту. Задумчивую.
Бросились кнехты… и тут же отпрянули.
– Брате святый! А она мертвая.
– И впрямь померла, что ли?
– Ну!
– Жаль. К диаволу душа ее нечистая угодила. Прямиком в лапы. Ладно, давай следующую.
Взяли девку. Притащили да, одежку сорвав, вздернули на дыбу – к самой крыше сарайчика загодя веревочные петли подвесили. Вот и ведьму на них подвесили, руки вывернули назад, потянули…