Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей. Страница 60

– Почему зря?

– Ходят слухи, что Войшелк отдает Нальшаны Шварну Даниловичу. А Шварн – русский православный князь! На что ему жрецы? Не собирается же он менять веру?

– Экая незадача для Будивида, – Довмонт зло усмехнулся и приказал готовиться к осаде. От Нальшан до Утены не так уж и далеко, глядишь, завтра с утра уже и явятся супостаты. Или даже сегодня к вечеру. – Хотя… Нальшаны Войшелк может и Герденю отдать. А уж с ним Будивид как-нибудь поладит.

Супостаты явились к вечеру – спешили. Сразу на штурм, очертя головы, не кинулись, действовали грамотно, умно. Обложили замок со всех сторон войсками, перекрыли лесные дорожки-пути, так что ни одна мышь не проскочит. А утром уже начали штурм!

Утена – это ведь одно название, что замок. Нет ни каменных стен, ни грозных башен – все приземистое, деревянное. Дубовые ворота, конечно, крепки, да частокол уже кое-где подгнил. Собирались менять, да вот не успели. С другой стороны – имелся и внушительный земляной вал, и ров, и деревянные башни… однако что-то маловато оказалось на стенах людей, что-то не очень рвались жители защищать своего князя. Так, а что его защищать-то? Ну да, княжил мудро, по справедливости… Так и Войшелк обещал то же самое! Мало того – все привилегии купцам да мастеровому люду, Довмонтом данные, Войшелк особой грамотой подтвердил. Списки с той грамоты стрелами за частокол забрасывали, в защитниках сомнение сея.

Что и сказать, враги вели себя умно: посады не жгли, поля старались не вытаптывать, всеми своими действиями показывали – не с местными они воюют, а с их беспутным князем, убийцей малолетних детишек!

Сомнительная слава победителя Миндовга нынче сотворила кунигасу дурную службу. Все кругом шептались – зверь! Знамо, не сами по себе шептали – с подачи. Твари неблагодарные! Он ли, князь, не все для них? А они? Ну, правильно – кто сильнее, тот и прав, какие тут обиды?

Так что, как уж тут ни крути, а защищала Утенский замок одна лишь княжеская дружина да верные вассалы – из тех, кто еще оставался, кто не рассчитывал на милость победителей, кому было что терять… или, наоборот, не было ничего… кроме чести. Таких набралось около сотни воинов. Плюс чады-домочадцы – всего около трехсот человек. У Войшелка же со Шварном и Герденем – как минимум пара тысяч.

– Не продержимся, – поднявшись на башню, скупо обронил Довмонт. – Тут и говорить нечего. И вовсе не потому, что мы трусы или не умеем сражаться. Их больше. Тупо задавят толпой, как бы мы ни бились.

– Так умрем с честью! – яростно заверил Любарт.

– Умрем! Умрем! Умрем! – стоявшие рядом дружинники, потрясая оружием, тут же поддержали боярина. Что ж, язычники жизнь не ценили. Ни свою, ни чужие. Не ценил и князь. Только вот планы у него нынче имелись другие.

– Мы можем погибнуть, да, – повернувшись, Довмонт обратился к рати: – И, скорее всего, так оно и будет. Но вместе с нами погибнут наши сыновья, наши дочери и жены… Я спрошу вас – а кто отомстит за них? Кто из вас потом возродится из мертвых? Что молчите? Никто. Значит, все наши останутся неотомщенными. Нехорошо!

– Да что там нехорошо – плохо! – выхватив меч, Любарт взмахнул им над головою. – Князь прав! Будем пробиваться, други. И заберем своих. Кого сможем.

Видя, как прямо на глазах меняется настроение дружины, кунигас поспешно спрятал улыбку:

– Да, многие из нас погибнут. Но кто-то и выживет, прорвется. И отомстит!

– Обязательно отомстит, князь!

– Тогда – к воротам! – спускаясь по шаткой лестнице, распорядился Довмонт. – Скажите своим… Готовьте панцири и копья.

Обреченная дружина выстроилась рыцарским образом – свиньею. Впереди – сам князь с наиболее опытными воинами во главе с Любартом. По краям строя – двойной ряд закованных в кольчужные доспехи всадников, в середине же пешие ополченцы и семьи – женщины, дети, слуги. Понятно, что на скорость с таким обозом рассчитывать было нечего, скорей – на умение, а уж этого у Довмонта было в избытке.

– Готовы? – оглянувшись, князь нахлобучил на голову трофейный рыцарский шлем топфхелм, незаменимый при копейной сшибке. Хороший был шлем, надежный, только вот не видно в нем ни черта. Зато – красивый, посеребренный, с золочеными вставками и затейливыми красно-белыми «рогами» из полотна и дерева, прикрепленными к верхушке. Украшения эти сшибались напрочь в первой же схватке, да было не жаль – дешевка. В таком же – подобном – топфхелме красовался и Любарт, и еще некоторые дружинники, готовые принять на себя первый удар. Остальные вооружились куда скромнее: кожаные панцири, короткие кольчужки, обычные круглые шлемы-каски. Не хватало и мечей, и копий, однако дубины имелись у многих, а у некоторых еще и секиры.

– Готовы, князь! – звякнув оружием, нестройным хором отозвались воины.

Довмонт махнул рукой… все напряглись, глядя, как отворяются ворота, как все шире и шире становится щель, за которой сверкнули на осеннем солнышке доспехи врагов.

Кунигас не стал тянуть время. Махнув рукой, поднял щит, поудобней перехватил длинное рыцарское копье, поданное верным Гинтарсом. Внутри строя загудели трубы – пошли, побежали, поскакали. Триста против двух тысяч. А из этих трех сотен две – полный балласт: женщины да дети.

Враги поначалу опешили от такой наглости, упустили время. Прогромыхав по деревянному мосточку, воинство Довмонта благополучно перебралось через ров и с ходу прорвало шеренги пехоты. Судя по вытянутым шлемам с красными флажочками-яловцами, это были воины князя Шварна Даниловича. Парни даже не успели сдвинуть щиты, как доспешные ратники нальшанского кунигаса пронизали их, словно горячий нож – масло. Опомнившись, дружинники кинулись на «бока» «свиньи», но и там их не ждала удача. Воины Довмонта не рвались в прямой бой, они шли, четко держа строй, надеясь лишь на помощь богов, на свое умение и отвагу.

Видя такое дело, Войшелк (или Шварн) поспешно бросил в бой конницу – опытных в боях всадников в серебристых кольчугах, в сверкающих шлемах с затейливыми забралами – личиной.

Две рати сшиблись. Не выдержав напора, с треском переломились копья. Да такие длинные, они использовались лишь для первого удара, а потом становились обузой… как и тяжелый «слепой» шлем.

Бросив копье, кунигас поспешно избавился от топфхелма, под которым оказался еще один шлем – обычная полукруглая каска с золоченым наносником, надетая поверх кольчужного капюшона. Уж здесь-то обзору ничего не мешало!

Вытащив меч, Довмонт ударил наотмашь первого же неосторожно приблизившегося к нему ратника. Удар оказался удачным – враг не успел поставить щит, и всей своей мощью клинок обрушился на кольчужное плечо. Жалобно звякнув, порвалась ржавенькая кольчужка, враг выронил меч и, дав шпоры коню, предпочел как можно быстрее ретироваться. Однако же на его месте тут же возникли другие. Мало того, часть вражеских всадников, атаковав с тыла, уже прорвали строй, уже ворвались, бесчинствуя, в среду ополченцев, женщин, детей.

Впрочем, лес был уже совсем рядом! Даумантас довольно покривил губы – значит, не зря. Значит, он все рассчитал верно: хоть кто-то спасется, уцелеет… и потом – отомстит.

– К лесу все, к лесу!

Услышав призыв князя, женщины и дети бросились к спасительной сени деревьев, в непролазную пущу, где было так легко заплутать… и так легко спрятаться от целого полчища врагов. Видя такое дело, всадники Герденя стремительно метнулись наперерез, вовсе не собираясь упускать источник своего возможного богатства. За женщин и детей можно было получить неплохой выкуп, да, на худой конец, просто продать их полоцким купцам или новгородцам, а лучше – напрямую татарам. Статные белокожие рабыни высоко ценились на Востоке.

А вот не будет вам ничего! Никого то есть.

Взмахнув мечом, Довмонт погнал коня на всадников, чувствуя за собой топот копыт дружины. Враги схлестнулись, уже давно потеряв строй. Теперь каждый был сам по себе и сам за себя, теперь все зависело от воинской выучки каждого конкретного воина. И еще – от благоволения богов, от удачи.