Уиронда. Другая темнота (сборник) - Музолино Луиджи. Страница 67

Как только Джако вышел из церкви, шаркая ногами, в него когтями вцепилась июньская ночь. В церкви время текло иначе. И в его голове тоже. Идя домой, он снова вспоминал войну, бомбоубежище, людей, сбившихся в кучу и надеявшихся, что смерть обойдет их стороной.

Джако вернулся домой в волнении и замешательстве. Зайдя в подъезд, увидел, что дверь в квартиру Грации Де Микелис приоткрыта. Внутри царил полумрак, свет уличного фонаря просачивался через щель между ставнями. Джако заглянул в комнату и среди разбросанных вещей в кресле, где оборвалась жизнь Колдуньи, увидел книгу Энрико Бедолиса «Наука о мертвых средах», серебряные буквы на обложке которой светились, как неон на вывеске магазина.

Он подозрительно огляделся.

– Здесь… здесь есть кто-нибудь? – вопрос растаял в сумраке квартиры.

Ему никто не ответил.

Не раздумывая, Джако проскользнул внутрь, схватил книгу и вышел. Обычный с виду томик оказался довольно увесистым, и старику потребовалось сделать усилие, чтобы поднять его из кресла.

Он вернулся в квартиру на лифте, запер книгу в ящике шкафа в прихожей и постарался не смотреть на трещину, хотя знал, что она там. Он чувствовал ее присутствие, ее радость и удовлетворение.

Потом сходил в туалет.

Поприветствовал Фаустино, который в ответ выкрикнул его имя раз пять. И собрался ложиться спать.

На всякий случай выпил еще по одной таблетке. Утром он про них забыл, поэтому принял вечером, какая разница? Лучше бы, конечно, завтра позвонить доктору Джильи. Зайдя в спальню, Джако не смог удержаться, чтобы не посмотреть на щель. Она снова бежала над кроватью. Но было и кое-что еще. Из ее конца, расположенного чуть ниже изображения Иисуса, сочилась темная, вязкая жидкость. Черт подери. Похоже на деготь, который иногда вытекает из печных труб, или на гнилое мясо, когда оно чернеет и в нем заводятся червяки и мушки.

Из трещины торчали перья.

Переваренные, перекрученные, пережеванные, но, без сомнений, перья – голубиные.

Ееешь.

В трещине кто-то шевелился, выталкивая эту тошнотворную слизь наружу. По поверхности бегали маленькие пузырьки, будто в жижу дули через соломинку.

– Чего ты хочешь? – воскликнул Джако. Он устал. Ему ужасно хотелось спать. Уснуть и проснуться в нормальном мире. – Чего, черт подери, ты хочешь, проклятая?! – Джако заплакал. Его охватило невыносимое желание выйти на балкон и прыгнуть вниз. Но мысль о том, что там, в темном мраке трещин, кто-то, возможно, ждет именно этого, останавливала старика.

– Ееешь. Помоги. Себеее, – раздался из трещины протяжный голос.

Старик подошел к кровати и внимательно посмотрел на вытекающую жидкость. Вблизи она издавала еще один едва уловимый запах, который сложно описать, – запах сладостей, меда и чего-то вкусного, материнской груди и секса с Пьерой, запах, разносившийся по улицам района, когда Джако был молодым, а жизнь текла своим чередом, открывая перед ним тысячи путей и возможностей.

Ееешь.

Джако забрался на кровать и ухватился за изголовье. Ему пришлось собрать все оставшиеся силы, чтобы вскарабкаться на матрас и прислониться к стене. Дряхлые ноги дрожали. Наконец, влекомый запахом и воспоминаниями, Джако прильнул ртом к трещине и начал сосать. Как грудной младенец. Вязкая жидкость потекла в горло, и он подумал – если Бог существует и Манна в пустыне действительно была, вкус у нее именно такой.

Липкий сосок трещины прижимался к губам и успокаивал Джако. Правда, пару раз его чуть не вырвало, когда перья или какие-то жесткие кусочки, наверное, осколки костей, попадали в рот.

Наевшись до отвала, Джако рухнул на кровать.

– Еще. Голооод. Завтра, завтра, завтра, – затараторила трещина, и под ее убаюкивающий голос старик забылся сном без сновидений, глубоким и спокойным, каким не спал никогда в жизни.

Рассвет погладил вздрогнувшие в ответ веки Джако с тонкими ресницами. Проснувшись в своей спальне, обставленной мебелью семидесятых, Джако приподнялся на матрасе. Удивительно, как легко ему удалось выпрямить спину – она вдруг стала такой гибкой, не ныла и не хрустела! К тому же в трусы уперся член, демонстрируя впечатляющую эрекцию. Он невольно вспомнил наркоманку, которая за гроши предлагала ему отсосать, но тут же постарался выбросить из головы мысль об этой несчастной опустившейся женщине.

Сунув в рот таблетки от деменции, Джако запил их стаканом воды. Трещина по-прежнему прореза́ла стену, но теперь она словно бы стала у́же и напоминала прилипший к стене волос. Следы кашицы по краям исчезли. Джако почувствовал, что во вставной челюсти, которую он не снял на ночь, что-то застряло. Он нащупал это кончиком языка. Джако вынул и внимательно осмотрел протез: между коренными зубами торчал заостренный крючочек. Доставать его пришлось ногтем. Старик долго разглядывал странный предмет, силясь понять, что же такое он держит в руках.

Ну, конечно, это клюв голубя, чистый и блестящий, как диковинное украшение. Джако положил находку на тумбочку, решив больше не спрашивать себя, сон это или старческое слабоумие. Черт подери, он так хорошо себя чувствует, и голова соображает отлично, значит, все нормально, хотя происходящее вокруг только слабоумный мог бы назвать нормальным.

Но он и есть слабоумный.

Счастливый слабоумный.

Перед глазами вдруг замелькали картинки из далекого прошлого, как он и Пьера занимались любовью в деревне, на сеновале, и член в трусах одобрительно зашевелился.

– Боже мой! – воскликнул Джако, сладко подтягиваясь. Давненько он не чувствовал себя таким бодрячком и молодцом. Напевая (Фаустино вторил ему), Джако сварил кофе. Скворец тоже выглядел бойким и веселым.

Пружинистой походкой Джако пошел в ванную, умылся с мылом. И вздрогнул от неожиданности, когда вытер лицо полотенцем и посмотрелся в зеркало.

– О, мой бог…

Джако не верил своим глазам. Или это ему просто кажется, или сон так благотворно на него подействовал… Морщины вокруг глаз почти разгладились, дряблая кожа на шее стала подтянутой, а выцветшие глаза – яркими и сияющими, словно от счастья. Даже пигментные пятна, типичные для стариков, на подбородке побледнели, превратившись в легкую тень.

Вдруг из спальни донесся голос, заставивший Джако вздрогнуть.

– Ты помог мне. Я помогла тебе. Есть. Еще.

Полюбовавшись своим отражением, Джако улыбнулся. Он понятия не имел, что происходит, но все это ему нравилось.

Безумно нравилось.

Утро пролетело быстро. Ощущая необычайную легкость, Джако прибрался в квартире, прочитал пару страниц Буццати, а потом долго стоял на балконе, преданно глядя на крышу церкви Святого Духа. Он не сомневался, что чувствует себя хорошо благодаря энергии старого района. Даже пробормотал нечто вроде молитвы из слов, нашептанных призраками минувшей ночи.

На обед старик приготовил себе два кусочка курицы, но съесть их не смог. Во рту так и остался сладковатый привкус вязкой жидкости, которым накануне вечером его накормила трещина. И этот привкус перебивал вкус курицы.

Несколько раз Джако заходил в ванную, чтобы посмотреть в зеркало и увидеть, как он помолодел. Потом забрался под горячий душ, вдруг обнаружив, что руки и ноги окрепли, а тело стало подтянутым.

Он глупо засмеялся и долго не мог успокоиться, в конце концов почувствовав себя полным дураком. Нет, негоже так вести себя в моем-то возрасте, опомнился Джако.

Часа в два, когда он голый лежал на кровати, глядя в потолок и вспоминая молодость, зазвонил телефон. Джако снял трубку. На другом конце провода послышался взволнованный голос. Звонила доктор Джильи.

– Синьор Боджетти, добрый день. Я хотела узнать, все ли с вами в порядке. Вы не пришли на прием…

Джако смущенно засмеялся, пытаясь найти убедительное оправдание.

– Да, простите меня, я… я заснул. И проспал прием, даже предупредить не успел.

– Но у вас все хорошо? Вы пьете таблетки? Как вы себя чувствуете?