Хроники Перепутья - Аве Алиса. Страница 9
– И вы оставите мне этот облик? – неожиданно спросил мальчик.
Ведьма вскинула лохматые брови.
– Если тебе хочется, – медленно произнесла она, пробуя на вкус неожиданную смелость питомца, – ну а что… будешь помогать мне по хозяйству. – Ведьма ухмыльнулась, идея пришлась ей по нраву. – Стану тебя отправлять на поиски завистливых, ревнивых и глупых детишек. Кто-то из моих старинных знакомых подбирал себе учеников, приманивая их обещаниями силы и бессмертия, натаскивал добывать еду. Хочешь быть моим учеником, а?
– Да! – поспешил ответить мальчик-кролик.
Ноги дрожали, он еле стоял и плохо соображал. Чутьё, обретённое в облике кролика, подсказывало, что нужно подыграть бывшей хозяйке.
– Я согласен. Оставьте меня мальчиком, и я не просто расскажу, где она, я приведу к вам девочку. Сделаю так, что она откажется от брата, и тогда вам достанутся не две, а целых три души.
– Три? – переспросила ведьма. Она подалась вперёд, слова мальчика-кролика заинтересовали её.
– Она помогает мальчишке, его ждёт Хранитель. Я приведу обоих.
– Сколько лет мальчишке? – хрипло каркнула ведьма.
– Не больше трёх, я думаю.
Разговаривая с ведьмой, мальчик то и дело косился на руки и ноги. Проверял, не обернулся ли обратно кроликом. Ему нужно остаться человеком, чтобы помочь Маше.
– Свеженький. – Ведьма облизнулась. – Где же ты их оставил, кроличья душа?
– Ваш зов настиг меня среди Сонных холмов. Девочка в плену шипов, она спит.
Он говорил правду. Никто не мог выбраться из сонного плена холмов. Ведьма постучала толстым пальцем по губам. Она раздумывала:
– Я могу сама отправиться на холмы и забрать их.
– Но разве тогда девчонка сгодится? – выпалил мальчик. – Разве не должна она коснуться тьмы, чтобы стать ведьмой?
– Ишь ты, – если просьба мальчика оставить его человеком позабавила ведьму, то теперь она по-настоящему удивилась, – какие познания! Ты что же, своим кроличьим умом догадался?
Мальчик съёжился, на мгновение он пожалел, что не может обернуться зверьком. В животном обличье печаль, страх и отчаяние проплывали над ним, почти не касаясь шёрстки, не то что души. Как и смысл фраз, произносимых ведьмой. Машины слова отчего-то впечатывались в память, а слова ведьмы размывались и таяли как дым. Но стоило вновь стать человеком, и дым обрёл форму, звук и краски, перевернул кроличий тесный мир и открыл тайны, которые скрывать от питомцев ведьма не стремилась. Потому что они не могли понять. Не могли связать красные ниточки её пряжи в единый узор. Ведьма пряла своё колдовство. Дом в яблоневом саду, его единственная комната, порой заполнялся бесконечными шерстяными нитями, на которых ведьма вязала узлы – магические напевы.
Ведьма всё реже покидала Перепутье. Она давно не принадлежала внешнему миру и почти не помнила, когда именно оборвалась тонкая связь с прошлой жизнью, где она также похищала детей, но магией, волшебным даром околдовывать своих жертв не обладала. На Перепутье, в которое она вцепилась зубами и ногтями, страшась оказаться в ином месте – там, где души получают заслуженное: покой или наказание, – ей повстречалась тьма. Великая, густая, лишённая цвета, предлагающая исполнить желание взамен на поглощение. Стать частью тьмы значило обрести могущество и вечный голод. Тьма требует новых и новых душ и легко проходит сквозь границу. Ведьма служила тьме долгие годы, возвращалась во внешний мир и занималась тем, что умела, – крала детей. С помощью магии обращала их в кроликов. Ведьма не выносила детского крика. Как не выносила и момента, когда тьма требовала своё.
Глядя, как его братья, а похищенные дети становились братьями и сёстрами, ушастыми и трясущимися от постоянного страха, исчезают в огромной пасти на животе ведьмы, пока она жадно поглощает яблочные пироги человеческим ртом, кролик ждал своего часа. Крошки падали на белый фартук, ведьма стряхивала остатки пирога на пол, и кролики, поначалу обходившие их стороной, оголодав, кидались на жалкие объедки.
Порой кому-то удавалось вырваться из плена колдуньи. У везунчика появлялись новые хозяева, с мягкими, заботливыми руками, они кормили морковкой и называли смешным именем. Но кроличья радость означала горе в семье. Зверёк заменял какого-нибудь ребёнка, обычно младшего братика или сестрёнку, и магия ведьмы делала так, что семья забывала о малыше, полностью поглощённая пушистым другом. Зачем ведьма совершала такой обмен, мальчик понял лишь сейчас. Она искала. Искала того, кто не забудет о пропавшем брате или сестре, кто решится вернуть его, перейдёт границу, отыщет ведьму и бросит ей вызов. Такой ребёнок особенный и сможет вырвать ведьму из плена Перепутья, вернуть в реальный мир и сохранить обретённую ею магическую силу. Она вновь станет живой. Для этого нужен проводник. А лучше проводница, девочка, сильная и смелая.
Знание проникало в мальчика тихим шепотком, будто кто-то хотел, чтобы он раскрыл секреты ведьмы.
– Ты затащил её на Сонные холмы, – рассуждала ведьма, – хотя мог повести вдоль реки прямиком к моему дому. Ты хитрый мальчишка! Стоило обратить тебя в лиса или в змею. В змеёныша, да! Шипы выведают её страхи и надежды, и останется лишь подтолкнуть!
– Я знал, чем вас порадовать, хозяйка, – подтвердил мальчик.
– Лишь бы остаться человеком? – передразнила его ломкий голос ведьма.
– Да! Что угодно ради того, чтобы остаться мальчиком. И, – он зажмурился и выпалил несбыточное, – чтобы вновь обрести имя!
Ведьма расхохоталась. Платье заходило ходуном, словно не сидело на крепком теле, но обхватывало пустоту. Фартук вздохнул оборками. На миг мальчик увидел, какая его хозяйка на самом деле. Она упёрла руки в бока и смеялась громким клёкотом, будто со всех сторон налетели птицы и закричали все как одна. Хохотала широкая пасть на её животе. Прямо на юбке. Бездонная, непроглядно-чёрная. От жуткого смеха налетел ветер, качнулись ветви яблонь, деревья застонали и уронили яблоки на бурую землю.
Ветер метался вокруг. Мальчик хотел убежать, петляя в разные стороны, как бегают кролики, но ноги подогнулись. Ветер подхватил его, перевернул, потряс и понёс прочь.
– Веди её ко мне! – кричала ведьма, перекрывая рёв ветра. – Веди ко мне новую жизнь!
Глава пятая. Сонные холмы
Маша сидела, глядя в пустую тарелку. Тарелка едва заметно подпрыгивала и позвякивала от громкого крика. На этот раз Маша выбрала злую маму.
Она уже сбилась со счёта, сколько раз засыпала и просыпалась. Мама готовила блины, сырники, запеканку, ленивые вареники, пекла ватрушки, яблочный штрудель, творожные печенья, сахарные язычки. Доставала из многочисленных шкафов кухни вишнёвое, клубничное, абрикосовое, сливовое варенье. Всякий раз мама становилась чуть-чуть больше, выше ростом. Нависала над дочкой, следила, чтобы та съела всё до последней крошки. Приговаривала: «За маму, за папу, за бабушку, за дедушку», словно Маше было не восемь лет, а три года. Маша послушно ела.
Почему дни так похожи друг на друга? Почему мама не собирает Машу в школу? Почему сама не идёт на работу? Почему квартира сжалась до одной кухни? Многочисленные «почему» вязли в варенье и сгущёнке, варёной и обычной. Мама держала банки со сладким в розовом холодильнике. У Маши слипались губы, язык еле шевелился, и после завтрака она постоянно хотела спать.
– Маша-Машенька хочет кашеньки, – напевала мама.
Маша поёжилась от непривычного маминого сюсюканья, такого же сладкого и липкого, как варенье.
– Мам, – пробормотала она, пока сон снова не погрузил в беспамятство, – я сюда одна пришла?
– Конечно, одна. Разве нам ещё кто-то нужен? – мама гремела посудой.
– Я с малышом шла. С Платоном, – настаивала Маша.
– Платон – твой друг? Одноклассник, да? Мы и его накормим вкусненьким.
Мама слышала и не слышала Машу. И посудой гремела специально, чтобы заглушить расспросы.