Князь Стародубский (СИ) - Лист Банный. Страница 6

Развязав горловину мешочка, я извлек три серебряных блямбы (дирхемы, пришло сразу понимание), кресало и трут. Зажигалка местного производства. Хорошо, что здесь нет табака, задолбаешься прикуривать.

Ко мне подскочил козликом сухопарый мужичок и в самом деле смахивающий на козла. Огнищанин Путило.

— Князь, пора бы собирать работников. Стемнеет скоро, нужно возвращаться. Пока лесорубы выйдут, пусть холопы дороют ледник. Что выгнал то их, Ростислав Владимирович?

— Вот что, Путило. Здесь не будет ледника, подпол будет. В подклети. А там, где терем планировали и копайте по новой. Там ледник будет.

— Как же так, Ростислав Владимирович, решили же давно все…

Огнищанин потеряно огляделся, ища Дружину Кнутовича. Понять его можно. Все распланировано, размечено. А тут — раз и молодой господин взбрыкивает.

— Ты, Путило, никак боярина моего повыше меня ставишь? Может стар становишься, пора бы и на покой? Ну так я грамотку то обельную могу разорвать. Иди на все четыре стороны, вольный человек.

— Что ты! Что ты, княже! Завтра же начнем копать на новом месте!

— Послезавтра. Завтра пусть холопы подравняют стены, накроют бревнышками в накат и ступеньки деревянными плашками уложат.

— Сделаем, Ростислав Владимирович.

— Всё, ступай. Готовьтесь к возвращению. — Отпустил я огнищанина.

Оставшись один, погулял еще по строительной площадке, разглядывая людей и любуясь природой. Через какое-то время ко мне подошел боярин Дружина, хмурый какой-то.

«Нажаловался-таки, Путило», догадался я.

— Олаф, что ты задумал? Решили же все. — Проворчал старый.

Так, плавали, знаем. И способы есть, как исправить. Я медленно повернул к нему голову и посмотрел фирменным взглядом следователя, взирающего на мелкого преступника, которого вроде бы и нужно расколоть, но проще пристрелить. Взгляд этот отрабатывался годами, зато эффект на некоторых оказывал о-го-го! Дружину, конечно, таким не пронять, но все же не ожидал он, не ожидал. Даже отскочил, сам удивившись.

— Ээээ? — Потеряно промычал он.

— Так нужно, Кнутович. — Попытался успокоить боярина.

— Для кого нужно или для чего?

— Не могу пока сказать, знаю, что нужно и все.

Потоптавшись и помычав, старик выдал, наконец:

— И ладно, пусть. Вечерком посмотрим бересту, переделаем кое-чего.

Развернулся и совсем уже собирался отойти, но на последок бросил:

— А ты повзрослел, Олаф. Очень быстро, как-то. Я и не заметил.

И пошел.

Да, повзрослеешь тут. Я и так старше тебя, мужик. И на много.

Сани подъехали где-то чрез часа полтора. Народ гурьбой потащил имущество и инструмент к транспортным средствам. Оставить на месте даже гнутый гвоздь никому и в голову не пришло бы. Всякая вещь, сделанная руками имела свою цену, пусть и самую незначительную. На нее потрачена энергия, а это самое дорогое во все времена. Тем более, что в 13 веке изобилия нет и не предвидится. Идя по дороге, путник поднимет дырявый лапоть, дивясь расточительству некоторых. Бревна бы тоже утащили, но это проблема.

В первые сани уселись кмети, возглавляемые Симеоном Дружинычем. Во вторых разлёгся я со своими боярами. Дальше огнищанин и смерды из самых уважаемых. Потом просто смерды. Ну и в конце холопы и холопки. Тут же и тронулись. В усадьбе ждал горячий и обильный ужин. Смерды радовались, когда еще так покормят? В своем хозяйстве не забалуешь, вмиг по миру пойдешь. Мясо по большим праздникам или после редкой, удачной охоты. Только холопам было все равно. Им и так не плохо жилось. А тут еще заставляют вкалывать, тяжело и долго.

Усадьба… Что о ней сказать. Не впечатляла. По нынешним временам, может и впрямь роскошь. Но я то видал и получше. Терем возвышался над всеми постройками. Внешняя стена глухая, со стороны двора небольшие окошки, заставленные слюдяными пластинами. В одном окошке, побольше, на третьем этаже, были даже мелкие, мутные стекла, скрепленные свинцом. Из крыши, покрытой дранкой, торчала труба. Печь явно есть, правда одна. На такое помещение… Такое себе, честное слово. Зима то здесь покруче нашей. По бокам терема, образуя прямой угол, стояли с одной стороны подсобные строения: хлев, курятник, амбар, конюшня, сенник, дровяник, с другой двухэтажный хозяйский дом. Напротив, терема — тын из заостренных бревен с воротами. Отдельно, на берегу — баня. Каждую весну ее разбирали, чтобы не смыло половодье. Сама усадьба раскинулась на невысоком холме, которого, однако хватало, чтобы ее не затапливало. От ворот летом протаптывались тропки в лес, к ягоднику, на сенокосы и огороды. С внешним миром была связанна только одна дорога, надежная и крепкая — река. Зимой по льду, летом по воде.

Вначале планировали использовать материал от старой усадьбы для строительства, частично новой. Но тут случилось интересное событие. К Дружине приехал старый приятель и побратим Ингварь, сын Бьёрга, из Киева. После Калки он …. СТОП!!! КАЛКА!!!

Меня аж подкинуло в санях. Бояре за озирались и хором спросили:

— Чего?!

— Хм… Все хорошо. Померещилось.

— А! Бывает… Зима, темное время.

КАЛКА!!! Слово-маркер. Тут же память Ростислава выдала — 4 года назад. Для русичей из Владимирской земли событие не самое важное. Ну разгроми южных князей, и что? Такое случалось и раньше. Нам же лучше. Потенциальные противники, даже враги, почти чужие люди, недостойные, ослабли, а мы то сильны! Как там Мстислав говорил: «… вот лежит варяг, а там северянин, а своя дружина цела!». Радовался, упырь. Так и нынешние. Но я то знал — скоро нашествие Батыя! Так. Срочно домой и в интернет. Надо бы разузнать поподробней. Не силен я в датах и древней истории.

Блин! Меня продолжало потряхивать, хотя я и пытался скрыть это, стараясь не беспокоить ближников. Итак, Ингварь. Ушел с Калки, живой и даже с двумя сыновьями из трех. Пораненные, но терпимо. Умудрились добраться до Переславля Русского. А там уж и домой, в Киев, довезли. Но что-то сломалось в воине. Не захотел больше в Киеве жить. Хотя новый князь зазывал, сулил многое. Снялся с всем двором и перебрался во Владимир. Там тоже были бы рады бывалому вояке. Тем более не бедному совсем. Да и воинов с собой привел два десятка, прекрасно вооруженных и на сказочных конях. А Ингварь повстречал своего приятеля, Кнутовича, бывшего в то время по кое-каким делам в столицу. пображничал с ним несколько дней и заявился ко мне.

Я поначалу не мог понять, чего он от меня хочет. По знатности боярин пусть слегка и ниже, зато по богатству то на много выше. Великий князь его на пиры зовет, к себе приблизить хочет. Зачем ему наш медвежий угол? Пусть сам, но детям и внукам отчего жизнь то портить? Но Ингварь был настойчив. В конце концов ударили по рукам. Я ему, в счет будущей службы, передаю старую усадьбу с землями вокруг. А он сам ее обиходит, сманивает переселенцев и ставит деревни. Так что дружина моя с весны будет уже не в 10 человек, во все 30! И это не мало. У отца, князя Стародубского, дружина была в 200 витязей.

Как только мы приблизились к воротам, те тут же распахнулись и обоз, не мешкая, вкатился во двор. Шум и гам, сутолока… Обычное явление, когда толпа изголодавшихся и уработавшихся мужиков возвращается домой.

— Эй! Люди добрые! — Голос Дружины запугал бы и тура во время гона. — Что сначала, баня или ужин?!

Труженики прислушались к себе и уразумели, что жрать хочется больше.

— Ясно. Куница, все ли готово? — Вопросил боярин.

Из кучки встречающих вышла вперед мордвинка, страшная, как моя судьба, лет 30-ти и умильно глядя на Кнутовича, часто закивала головой.

— Ну так веди смердов в повалушу, корми, все на столы ставь, славно они сегодня поработали.

Баба поклонилась и махнула рукой, приглашая следовать за собой. Гурьба мужиков не заставила себя упрашивать и дружно повалила в тепло.

— Ну а мы в баню? — Полу вопросительно, полу утвердительно обратился ко мне, сыновьям и второму боярину старый.

— Пошли, — согласился Жданович, — а то набегут ватагой, выстудят всё, изгваздают. Пока холопки отмоют и натопят по новой — уснем.