Эта черная, черная смерть - Квиннел А. Дж.. Страница 4

– Кризи, это тебя… Джим Грэйнджер из Денвера.

Кризи что-то удивленно пробурчал и поднялся с кресла.

Когда минут через десять он вернулся, сел и взял в руку бокал, лицо его было задумчивым.

– Наши планы изменились, – сказал он священнику. – Мы отправляемся завтра, но не на Восток, а на Запад. – Он обернулся к Джульетте, стоявшей в дверях. – Завтра мы летим в Денвер – я, Майкл и ты.

Глава 4

Похороны у китайцев, как правило, ритуал, отработанный до мельчайших деталей. Профессиональные плакальщицы одеты в белые траурные одежды; чем громче они рыдают, тем больше им платят. Склеенные из яркой разноцветной бумаги дома, обстановка, машины и деньги сжигают в храме для того, чтобы все отошло с усопшим в мир иной.

Ничего этого Люси Куок Линь Фон делать не стала. Она просто кремировала тела отца, матери и брата, сложила пепел в одну урну и отвезла ее в старинное здание на берегу залива Козуэй. Там она заплатила несколько тысяч долларов, чтобы урну поставили на полку рядом с другими.

Когда она вышла из крематория, к ней приблизился мужчина европейского облика. Его светлые короткие волосы оттеняли красное, круглое, покрытое каплями пота лицо. Он был одет в легкий голубой костюм. Человек представился старшим инспектором Колином Чапмэном. Это имя она уже как-то слышала. Чапмэн возглавлял отдел гонконгской королевской полиции по борьбе с «Триадами». Когда убили ее семью, он находился в отъезде.

– Мисс Куок, не могли бы вы уделить мне немного времени для беседы? – Он говорил с сильным йоркширским акцентом, который почему-то ее раздражал.

– Все, что мне было известно, я, кажется, уже изложила вашему помощнику – инспектору Лау.

– Да, вы этим очень нам помогли. И тем не менее я был бы вам весьма обязан, если бы вы уделили мне еще несколько минут. – Он махнул рукой через дорогу в направлении чайного домика.

Люси вздохнула и посмотрела на часы.

– Ну что ж, пойдемте. Но только на несколько минут, – ответила она без энтузиазма.

Она заказала чашечку жасминового чая и пиво.

– Прежде всего, примите мои самые искренние соболезнования, – сказал он. – Для вас это было страшной трагедией.

Она отпила глоток из чашки и посмотрела на инспектора. В чайном домике было шумно. Люси окинула взглядом большой зал. Чапмэн был здесь единственным иностранцем, вполне вероятно – единственным иностранцем на несколько миль вокруг. Она почувствовала, как ее захлестывает негодование.

– Мне кажется очень странным, старший инспектор, что столь ответственный отдел полиции возглавляет англичанин. Это, наверное, то же самое, что послать на Сицилию немца руководить там борьбой с мафией. Иностранец никогда не сможет понять этих людей. Даже тех, кто тут находится. Я, конечно, уверена, что вы сдали экзамен по китайскому языку и говорите на нем достаточно хорошо, чтобы поражать девушек в баре на Ванчэй. Кстати, сколько вам лет?

Чапмэн вроде бы даже не обиделся. Люси заметила, что глаза у него глубокого темно-коричневого цвета.

– На следующей неделе мне исполнится тридцать пять, – сказал он, вынимая шариковую ручку из нагрудного кармана куртки. Потом придвинул салфетку и что-то очень быстро на ней набросал.

Она удивленно наблюдала за ним. Чапмэн убрал ручку в карман, сложил салфетку и подвинул ее к Люси. Развернув бумагу, она внимательно изучала то, что там было написано. Видно было, что она напряженно думает. На салфетке рукой опытного каллиграфа были выписаны шесть китайских иероглифов. Уловить их смысл Люси никак не могла. Она медленно подняла на инспектора взгляд. Коричневые глаза Чапмэна смотрели не мигая.

Чтобы читать по-китайски газетный текст, надо знать около семи с половиной тысяч иероглифов. Выпускник университета будет собой доволен, если за время обучения овладевает тремя тысячами. Люси Куок Линь Фон закончила гонконгский университет и очень гордилась тем, что знает более четырех тысяч иероглифов. Но шесть значков, изображенные на салфетке, она прочесть не могла.

– Что это значит? – спросила она.

– На каком диалекте? – ответил он вопросом на вопрос, все с тем же йоркширским акцентом.

Она улыбнулась.

– На кантонском.

На безупречном кантонском диалекте он сказал ей:

– «Не каждый иностранец – круглый дурак».

Улыбка ее стала более приветливой, и она на том же диалекте спросила:

– Это сказал Конфуций?

– Нет. Это сказал Колин Чапмэн. – Он без всякого усилия переключился на столь же безупречное шанхайское наречие. – Или вам хотелось бы беседовать на языке вашей матери?

Она рассмеялась.

– Очень недурно, старший инспектор, но вы, уверена, согласитесь со мной, что можно оставаться дураком, умея говорить на разных языках. Попугай всегда остается лишь попугаем.

Впервые за все время их общения Чапмэн улыбнулся. Он выпил пива и сказал по-английски:

– Это вы очень точно сказали, мисс Куок. Я понимаю, почему вы считаете, что иностранцу не понять «Триаду», но у меня в этом деле более чем десятилетний опыт, и, говоря без лишней скромности, я причислил бы себя к трем ведущим экспертам мира в этом вопросе.

– А кто остальные двое?

– Мой помощник, инспектор Лау, который замучил вас своими беседами, и профессор Чень Лэм То из университета Тайпея.

Люси смотрела на салфетку. Длинным красным ногтем она провела на ней полосу.

– Сколько вы знаете иероглифов? – спокойно спросила она.

– Около восьмидесяти тысяч, – ответил старший инспектор. – Но, естественно, учиться никогда не поздно.

Она снова улыбнулась.

– Могу я попросить вашу ручку?

Он ее передал. Люси что-то написала в нижней части салфетки и протянула ему через стол. Чапмэн взглянул на бумагу: «Ета девуска осень залеет о плоиседсем. Она будет с вами говолить».

Он усмехнулся и заметил:

– Может быть, мы могли бы сделать это в более подходящей обстановке, скажем, в моем кабинете, сегодня днем? Мне понадобится по меньшей мере два часа вашего времени.

– Считайте, старший инспектор, что вы уже им располагаете.

Глава 5

Доберман встретил его как старого друга, несмотря на то что несколько лет назад Кризи предательски всадил в него шприц со снотворным. Собака помахала ему обрубком хвоста и лизнула в ладонь.

Сенатор Грэйнджер крепко пожал руки Кризи и Майклу, тепло расцеловал в обе щеки Джульетту и сказал ей:

– Добро пожаловать. Надеюсь, здесь тебе будет хорошо.

Девушка посмотрела на роскошный холл дома, перевела взгляд на полненькую мексиканскую служанку, ждавшую, когда можно будет взять ее чемодан.

– Я уверена, что буду здесь счастлива, – сказала девушка. – Мне очень приятно, что вы пригласили меня к себе.

Через пять минут все уже сидели у бассейна, держа в руках высокие стаканы с холодными напитками. Сенатор взглянул на часы.

– Ваш полет немного задержался, – сказал он, – но Глория скоро будет. А пока ее нет, я прямо сейчас введу вас в курс дела. – Он глотнул из стакана, рассеянно потрепал добермана по короткой шерсти, мысленно переносясь на годы в прошлое. – Глория Мэннерз родилась в небогатой семье белых фермеров с Юга, у которых, как часто бывает, земли с гулькин нос, зато семья – мал мала меньше. Здесь, в Денвере, она нашла работу официантки в хорошем ресторане. Там она и встретилась с Гарри, завсегдатаем этого заведения. Он, наоборот, принадлежал к весьма состоятельному семейству Колорадо. Родственники его были против женитьбы на Глории, считали ее социальное положение и происхождение слишком низкими. Но он продолжал с ней встречаться, и тогда отец выгнал его из дому без единого цента в кармане. Вот так, начав с нуля, он сколотил огромное состояние на спекуляции недвижимостью и нефтеносными участками.

– Он, похоже, был серьезным малым, – вставил слово Кризи.

Грэйнджер кивнул.