Любовь вопреки (СИ) - Ти Эллин. Страница 16

Мы смотрим фильмы вечерами, долго выбирая и споря, что же включаем сегодня, вместе ужинаем и завтракаем, даже болтаем о детстве, родителях и друзьях.

Он обещает познакомить меня со своими, кстати. Почему-то называет их гопниками, но если они все такие же гопники, как сам Ярослав, то эта компания мне точно должна понравиться.

Ярик очень много шутит, постоянно поднимая настроение, когда на меня накатывает грусть от произошедшего со мной, и не дает грустить ни минуты.

Он ударяется рукой об стол случайно, сбивая только начинающие заживать костяшки, а потом шипит от боли, когда я берусь это всё обрабатывать, не понимая, как можно было так драться, чтобы сбить кулаки настолько сильно.

Он говорит мне, конечно, что подрался со стеной, но я ему мало верю.

И если я обычно против драк и вообще не могу на такое смотреть, то тут… Мне почему-то не страшно думать о том, что он мог кого-то избить ради меня. Хотя несомненно это не лучшее решение проблемы. Но после того, когда я думала, что просто умру на своей кровати той ночью, я решаю засунуть свои принципы далеко и надолго.

А утром следующего дня приезжают родители. И мамино чувство вины за то, что она уехала и бросила меня одну тут чуть ли не умирать витает в воздухе слишком густой смесью.

Слова о том, что со мной был Ярослав, который сделал все, для того, чтобы мне стало лучше, она почти не слышит, хотя находит пару секунд для того, чтобы обнять его и поблагодарить.

— Всё еще не понимаю, что с тобой могло случиться, — причитает мама, ощупывая моё лицо, чтобы понять, нет ли у меня температуры. Сумасшедшая женщина.

— Главное, что сейчас всё в порядке, — обнимаю маму. Я не сержусь, что она все-таки уехала. На самом деле я даже рада. Во-первых, она бы тут устроила настоящий лазарет и эти дни казались бы мне бесконечностью. А во-вторых… всё это время очень сблизило нас с Ярославом. Вчера мы даже задремали на одном диване, пока смотрели фильм, и я проснулась у него на плече, пока он все еще мирно сопел.

Так мы выяснили, что оба не фанаты детективов. И что у Ярослава очень удобное плечо.

— Я рад, что ты в порядке, — подходит Игорь, целуя меня в лоб. — Спасибо, сын, за помощь, — он обращается к Ярославу, а у меня от этого тает сердце. Они так сложно общаются в последнее время, что такие слова очень дорогого стоят.

Игорь подходит пожать руку Ярику, но по дому внезапно разносится звонок.

Мама подходит к домофону и снимает трубку, а потом округлившимися от шока глазами смотрит на всех нас и шепчет:

— Там полиция…

Сердце замирает на пару мгновений, а потом начинает стучать так быстро, что становится больно.

Игорь выходит во двор, чтобы открыть им дверь, или сделать еще что-то, а я в упор смотрю на Ярослава, пытаясь без слов спросить, что же он натворил.

Но он смотрит в пол, и мы оба понимаем, что незванные гости приехали именно по ему душу.

Игорь входит в гостиную с двумя полицейскими через несколько минут, хмурясь так сильно, что я впервые замечаю несколько морщин на его лбу.

— Добрый день, — здороваются полицейские. — Мы ищем Ярослава Игоревича, проживающего по этому адресу.

Мне отчаянно хочется закричать, что таких тут нет и вообще они ошиблись адресом, именем и всем чем угодно.

Но Ярослав сам делает шаг вперед и говорит:

— Это я.

— Молодой человек, вы обвиняетесь в нанесении тяжких телесных повреждений некому Манукяну Давиду Сергеевичу. Мы вынуждены вас задержать до выяснения обстоятельств, пройдемте с нами.

Что за…

Что он наделал?! Какие тяжкие телесные? Что там творилось?..

Мама ахает, прикрывая рот рукой, а Игорь опускает голову и шумно выдыхает.

Ярослав в свою очередь подходит к полицейским и даже не старается никак отпираться.

Я помню, что говорит Ярослав. Давид — сынок начальника местного отдела полиции. Как с ними бодаться-то тогда?

Господи, Ярослав, что же ты натворил…

Его уводят как преступника, пока в комнате дышать становится так тяжело, что я даже закашливаюсь, только потом замечая, что давлюсь собственными слезами.

В глазах Игоря я вижу, что он понимает, о каком Давиде идет речь, и он хмурится только сильнее.

— Я поеду за ними, — говорит Игорь нам с мамой, когда Ярослава выводят из дома. — Отставить слезы. Разберемся.

И мне так отчаянно хочется ему верить…

Глава 14. Ярослав

Видимо, я всё-таки недостаточно сильно отлупил урода, раз он нашел в себе силы накатать на меня заяву и рассказать, кто разукрасил его противную рожу.

Либо же наоборот, настолько сильно, что настучал кулаками себе на срок.

Я бегать от закона не собираюсь, конечно, но Машку одну оставлять на несколько лет не лучший вариант. Она один вечер без меня умудрилась в неприятности влипнуть, а если мне трешку дадут? А то и больше. Да с ней что угодно случиться может за это время, и я себе этого никогда не прощу.

Не жалею, что пизды этому уроду дал, просто о последствиях в моменте не думал. А сейчас вот думаю. Когда сижу на заднем сиденье полицейской тачки как настоящий преступник пристегнутый наручниками.

М-да…

Вижу в зеркало заднего вида тачку отца, понимаю, что едет за нами. Как ему-то это всё объяснять? Как вообще разрулить все это, когда батя того идиота — начальник полиции? И везут меня именно в его участок, я на все сто уверен. Еще и пизды пропишут, без этого тоже никак. В протоколе потом напишут, что оказывал сопротивление сотрудникам, и можно будет мутузить меня до отключки.

— Дурак ты, парень, — внезапно говорит мне один из полицейских. — Он же посадит тебя за сына, каким ты тот гавнюком не был.

А, видимо репутация Давида и в кругах его папочки не так уж и прелестна.

— Он сестру мою наркотой опоил, — говорю сразу, не церемонясь, — она чуть не умерла, еле откачали.

— Его тоже еле откачали, — хмыкает, но я и доли сочувствия к сыночку их начальника в голосе не слышу, — хорошо ты его. Занимаешься чем-то?

— На улицах часто дерусь, — жму плечами, даже не думая о том, что это не лучшая информация для полицейских. Хуже уже точно не будет. — Занимался пару лет рукопашкой.

— По побоям заметно было.

Мне странно всё это слышать от ментов, хотя, возможно, это какой-то новый способ добычи информации у них, я не знаю. В любом случае я не собираюсь отмалчиваться. Я бил, признаю. Но за дело, не просто мне подраться вдруг захотелось. Гнуть эту линию до конца буду, а там как пойдет уже. Надеюсь, Машка будет меня навещать, если меня посадят таки. А то я без нее вообще не вывезу тут.

— На выход, — говорит один из ментов, выводя меня из тачки.

Машина отца влетает на парковку у отделения сразу же, папа выходит взбешенный и весь на эмоциях. На меня бесится?

— Ярослав, ни слова без адвоката, понял меня? — киваю. Понял, понял. Пофиг только, что рассказал уже всё, что мог. Правда в протокол ничего никто не писал, надеюсь, что диктофона у них с собой не было.

Меня заводят внутрь, отец остается на пункте пропуска объясняться, кто он такой и зачем его должны пропустить.

Меня как шавку кидают за решетку, временная камера для только задержанных, даже не снимая наручников. Ну зашибись спасибо, мне в кандалах этих жить теперь что ли?

— Посиди тут часок, подумай, потом к тебе полковник Манукян подойдет, с ним разговаривать будешь. Понял?

— Понял. Наручники-то сними, чё я за решеткой сделаю без них?

— Не положено, — говорит беспристрастно и замыкает дверь, уходит.

А я остаюсь. В камере стремные серые бетонные стены и что-то похожее на лавочку у дальней стены. Грязное, вонючее и затхлое помещение просит поскорее убраться отсюда, но я могу ровно столько, сколько раз я по-настоящему целовал Машу. Ноль.

Минут через шесть таки врывается отец. Еще более бешеный и взволнованный.

По пути ко мне его перехватывает один из сотрудников, но папа отмахивается от него, как от назойливой мухи.

Закаленный жизнью, ему на всех насрать.