Метафизик 1 (СИ) - Дичковский Андрей. Страница 18

Пауза между нами тремя постепенно перерастает в неловкое, тягучее молчание. Я не знаю, как вести себя в такой ситуации. Да и, пожалуй, никто не знает. Что тут делать? Извиняться? Говорить, что с ним все будет хорошо? Уверен, от таких слов я стану Элейн еще более противен — поэтому я стою, как дурак, и жду.

Хвала небесам, наконец дверь в лазарет открывается, и в коридор выглядывает облаченный в желтый халат местный врач.

— Достопочтенный Фан Лин готов вас принять, дамы и... лорд Грэй. — Лекарь отвешивает мне поклон. — Прошу за мной.

Я пропускаю девушек вперед и последним захожу в лазарет. По носу сразу же ударяет запах спирта и каких-то трав. Нас ведут в дальнюю часть зала, где, с трех сторон окруженный ширмами, лежит на кровати перебинтованный практически с ног до головы Фан Лин. При виде нас он поднимает голову и даже пытается сесть, но врач настойчиво укладывает его обратно.

— Фан Лин! — хором восклицают Элейн и Лиара.

Они бросаются обнять его, но врач недвусмысленно намекает, что этого пока делать не стоит. Я стою чуть поодаль и неловко переминаюсь с ноги на ногу. Затем все же решаюсь подойти чуть поближе.

— А, лорд Грэй... — Я впадаю практически в ступор: я ожидал чего угодно — отстраненности или неприязни — но только не улыбки на лице Фан Лина. — Я рад, что вы... что ты выжил. Слышал, тебе тоже пришлось несладко.

— Пустяки, — отмахиваюсь я. — Так, немного поиграл в догонялки с этими массовиками-затейниками болотного округа. К тому же, если бы не лорд Минэтоко...

— Брось, не прибедняйся. — Несмотря на улыбку на лице, разговор дается Фан Лину с трудом, отчего мне вдвойне неловко. — Мне рассказали, что ты не только сражался в одиночку против четверых, но и проломил одному из них грудь с головы.

Лиара недоверчиво косится на мою голову, словно прикидывая, насколько сильно преувеличены об этом слухи — на девяносто девять процентов или же на все сто.

— Ну... — Я немного нервно почесываю отросшую за последние дни щетину. — Как бы там ни было, хорошо, что все хорошо закончилось, верно? И... я хотел бы поблагодарить тебя... — Я запинаюсь, как школьник, впервые признающийся в любви. — Твой поступок...

— Эй-эй, перестань. — Фан Лин снова пытается сесть, но наблюдающий за нашей беседой лекарь неумолимо возвращает его в лежачее положение. — На моем месте так поступил бы любой. К тому же, это по моей вине ты подвергся опасности: я должен был раньше заметить приближение болотников...

— Ну вот, — шепотом вздыхает Лиара, — сейчас они начнут соревноваться в извинениях, и продлится это до вечера, если не до...

Мы с Фан Лином недовольно косимся в ее сторону, и Лиара замолкает.

— Врачи говорят, мне еще месяц лежать, — продолжает Фан Лин, — но, боюсь, у меня нет столько времени. Как-никак, через полторы недели нам выезжать.

— Выезжать? — уточняю я. — Секунду. Куда... выезжать? И кому?

— Нам с ва... с тобой. В Тальданор, разумеется, куда еще.

— В Тальданор... — Столица Альянса, это я помню. Но причем тут... А-а. — Так сейчас что-то вроде каникул перед началом учебного года?

— Ну да. Иначе что я бы делал здесь.

Теперь все трое (четверо, если считать лекаря, что очень плохо делает вид, будто совсем не вслушивается в наш разговор) смотрят на меня как на кретина, не сумевшего сложить два и два. Вообще да, логично. Мог бы и сам догадаться. С другой стороны, как тут делать какие-либо выводы, когда то выясняется, что в этом мире тринадцать месяцев в году, то, что математика под запретом для всех, кроме избранных, то и вовсе по голове прилетают удары дюралевым палашом.

— Ага. Ясно. — Сегодня я красноречив, как Цицерон. — Ну, ты это... постарайся оклематься побыстрее, ладно?

— Куда ж я денусь. — Фан Лин вновь выдавливает из себя улыбку.

Пока он начинает о чем-то беседовать с Лиарой и Элейн, я ловлю себя на мысли, что немного погорячился с выводами на счет Фан Лина. Да, может он и немного заносчивый, но... на него точно можно будет положиться. Я надеюсь. А еще я понимаю, что, несмотря на все его заверения, остаюсь у него в долгу.

— Лорд Грэй?

Я оборачиваюсь, поскольку голос доносится из-за спины. В дверном проеме стоит один из местных слуг.

— Вас требует к себе лорд Минэтоко.

Мне ничего не остается, кроме как тяжко вздохнуть и кивнуть:

— Сейчас буду.

* * *

— Вы не боитесь инквизиторов? — решаюсь я задать вопрос, мучающий меня с того момента, как об этих самых инквизиторах впервые два с половиной дня назад упомянул Фан Лин.

Конфуций медленно отводит взгляд от кипы подготовленных им к занятию листов с записями. По его лицу как будто на мгновение проскальзывает тень страха.

— Не советую тебе упоминать их без особой необходимости, — негромко произносит он, глядя мне в глаза. — Но что касается твоего вопроса... Сеть моих агентов обычно предупреждает меня незадолго до того, как один из них направится в земли нашего клана. Последний гость был у нас за пару дней до твоего появления в крепости, после чего отправился на юг. Вероятность того, что до твоего отъезда один из них заглянет к нам, меньше двадцати процентов. К тому же... мы всегда успеем замести следы.

— А при поступлении? — Я знаю, что Конфуций очень не любит, когда я забрасываю его вопросами — однако после того рассказа Фан Лина я хочу перестраховаться. — Разве мое знание математических основ... не вызовет подозрения? Меня не отправят со вступительного экзамена сразу на эшафот?

— Это работает немного не так... хотя вопросы к тебе, безусловно, будут, ведь подавляющая часть абитуриентов за несколько лет до поступления получала через своих родителей специальное разрешение Высшего Совета на возможность изучать арифметику и основы алгебры и геометрии. Нам, главам кланов Семнадцатого Доминиона, такой возможности не предоставляют.

Я пытаюсь уложить новую информацию в своей голове, после чего интересуюсь:

— И какая у меня, в таком случае, будет легенда?

— Хороший вопрос, Грэй. Я предлагаю такой вариант: в тебя ударила молния.

— В меня что?!

— Ударила молния. И наделила тебя способностями к математике.

Несколько секунд я молчу, пытаясь понять, шутит сейчас Конфуций или же говорит это на полном серьезе. И, судя по его сосредоточенно-строгому выражению лица, я все больше склоняюсь ко второму варианту.

— А что... в эту чушь кто-нибудь может поверить?

— Конечно, нет — в комиссии же не полные идиоты. Однако я открою тебе тайну: экзаменаторы прекрасно понимают, что часть поступающих втайне от инквизиции с кем-то занималась математикой. Но когда официальных доказательств в виде отчетов инквизиторов об этом нет, то и привлечь к ответственности за это нельзя.

— Понял. Все как с коррупцией.

Конфуций чуть приподнимает брови.

— Интересное сравнение. В любом случае, суть ты уловил.

— Вроде того. Мне нужно что-то еще знать перед тем, как я отправлюсь в Тальданор? О чем-то, что не связано с математикой.

— Только то, что тебя все будут ненавидеть.

«Так. Об этом я уже где-то слышал».

— А еще, если поступишь, тебя будут всячески пытаться подставить и отчислить за малейшее нарушение.

Я вспоминаю о том, что Фан Лин рассказывал мне о Конфуции. Вроде как там произошла какая-то мутная история... Даже не знаю, стоит ли сейчас выяснять детали. С одной стороны, Конфуций-Минэтоко сейчас как никогда благодушен ко мне. С другой... Я не забываю (и, подозреваю, что никогда не забуду), как этот человек лупил меня посохом и приговорил к изгнанию. Если бы не случайная партия в шахматы следующим утром, я бы сейчас прозябал в голоде и холоде — а, скорее всего, и вовсе был бы мертв; такие люди, как Конфуций, наверняка не привыкли оставлять свидетелей.

Пожалуй, мы все-таки еще не настолько близки.