Ангелотворец - Харкуэй Ник. Страница 19

Дэниел с великой осторожностью возвращает часы даме.

– Ваш муж был… или есть?..

– Был.

– Сочувствую.

– Он умер давно.

– Ваш муж был мудрейшим человеком, мадам. Вещь, которую вы мне принесли и которую он для вас нашел… На поиски такой вещи человек менее достойный мог бы положить всю жизнь. Дорожите ею.

– Дорожу.

– Вот и славно. Если же вы когда-нибудь встретите мастера, который возьмется починить такую вещь, – который понимает, как это делается, – умоляю, скажите ему, что в Лондоне на Койль-стрит живет тот, кто, конечно, не просит открыть ему великую тайну, но кто почтет за честь выпить вместе чаю и убедиться, что где-то еще живет мастер, который владеет этой тайной и передаст ее следующим поколениям.

Он шмыгнул носом.

– Я вас огорчила…

– Напротив, мадам, вы меня осчастливили. Я могу починить часовой механизм, но к ремешку не притронусь. Даже не представляю, с чего начать. Возвращайтесь, когда я состарюсь. Может, к тому времени я научусь.

Тканое Золото. И это еще не самое примечательное в ерундовине. Джо впервые увидел начинку каких-то двадцать минут назад. Он понятия не имеет, что это и для чего.

Во-первых, замок. Вернее, пять замков разом, все крошечные, по одному на каждую секцию приблуды, работают поочередно. На последнем витке защелка отскакивает, и шар открывается. Замки эти, размещенные внутри шара, образуют причудливую конструкцию, своего рода клеть, отдаленно напоминающую вольер для птиц в Лондонском зоопарке. В разомкнутом виде они, подобно надкрыльям чудесного жука, свободно болтаются вокруг заводного сердца шара. Уже одного этого довольно, чтобы привлечь самое пристальное внимание. Хорошая работа – хорошая в том смысле, какой вкладывают в эту скупую похвалу суровые ремесленники, оценивая труд коллеги: Недурно у тебя вышел Тадж-Махал, старик, очень недурно. Только малость лысоват по краям. А зодчий в ответ: Ага, вроде хорошо получилось. С водой не перестарался, как думаешь? Жаль, не успею выстроить второй такой же черного цвета – вот это было бы нечто… Хотя и этот неплох, нестыдно людям показать.

Да, настолько хорошая работа.

Редкая.

Блестящая.

Надев белые перчатки и вооружившись пинцетом из мягкой древесины (лучше уж его сломать, чем оцарапать эту красоту), Джо вновь осматривает изделие: расправляет запорное устройство – при этом его не покидает отчасти непристойное ощущение, что он раздевает спящую принцессу, – и сквозь толстую ювелирную лупу разглядывает механизм.

Самый крупный зуб достигает в длину двух восьмых дюйма. Самый маленький – настолько крошечный, что Джо не представляет, как его можно было изготовить… Вернее, нет, он очень хорошо представляет, что это было сделано посредством особого инструмента, повторяющего все движения инструмента нормальных размеров, только в меньшем масштабе. Слева ты пишешь свое имя обычным образом, а инструмент выцарапывает его на плашке справа в таком размере, чтобы оно могло уместиться на рисовом зернышке. Нет, на половинке зернышка. А потом – и вот здесь у Джо голова идет кругом, – все отдельные детальки, все пружинки, оси, колеса и трибы, – кто-то взял и собрал. Вручную. Получилась живая, изменчивая и подвижная среда из взаимосвязанных, входящих в зацепление друг с другом храповиков и собачек, защелок и рычагов.

Только на разработку концепции подобного устройства, на создание чертежей – без помощи компьютера и даже копира – должен был уйти год, не меньше. Если представить, что обычный часовой механизм – это человек, то начинка приблуды окажется целым городом, мегаполисом. В ней много уровней и много узлов, каждый исполняет сразу несколько ролей и вращается не на одной, а на двух, трех осях. Вот здесь расположен узел еще меньших размеров и совсем уж загадочного предназначения, который одновременно служит гирькой в некоем подобии системы автоподзавода. Зубец, выходящий из шара с его северного полюса навстречу некоему диковинному устройству, приводимому в действие этим крошечным двигателем (хотя это, конечно, не двигатель, а нечто куда более странное и мощное: быть может, носитель данных, компьютерный жесткий диск, сработанный из латуни) – на самом деле всего лишь пылезащитный колпак. Когда приблуда активирована, он отъезжает в сторону, обнаруживая под собой секцию со столь сложными механизмами, что Джо вынужден мысленно назвать их современным словом. Слово это – интерфейс.

«Энигма», думает Джо. «Колосс»? Устройство военных времен для создания или взлома шифров? Неизвестно. Ясно лишь, что это нечто невиданное и неслыханное, волшебное, гениальное. А значит, бесценное.

И да, у приблуды есть один маленький изъян, что неудивительно, ведь она провела несколько десятилетий в чулане. Джо заносит пинцет над поломкой… и обмирает. Между наконечниками пинцета что-то сверкнуло.

Невероятно.

Джо поправляет лампу и присматривается. Затем подносит поближе еще два источника света и ручную лупу, которая в сочетании с основной обеспечивает поистине зверское увеличение.

Нет, это решительно невозможно!

Рядом с самым мелким зубчиком, приводимый в движение еще одним вспомогательным рядом крошечных зубьев, поблескивает металл. Джо всматривается сквозь двойную линзу и… да, вот он, словно висит в воздухе: очередной слой механизмов настолько микроскопических, что их едва можно рассмотреть даже при таком увеличении, ажурная паутинка соединенных друг с другом колесиков, уходящих вглубь шара.

Джо глядит на все это потрясенно и немного разочарованно. Здесь он бессилен. Нужны другие инструменты, стерильные условия, опыт в микроинженерии… Ему это не по зубам.

А впрочем…

Впрочем.

Действительно, если в микроскопической части механизма есть поломка, он не в состоянии ее исправить. Вероятно, на Земле просто нет человека с таким опытом. Устройство уникальное – и безумное, потому что, если уж ты способен такое создать, почему бы не использовать печатный монтаж? Если, конечно, печатный монтаж тогда существовал.

Ладно, это пока оставим. Устройство макро-части более-менее понятно. И да, центральная секция вынимается целиком. Эту проблему он предвидел (разумеется).

Джо идет на кухню, моет стеклянную форму для запекания, тщательно вытирает, извлекает из шара его немыслимое сердце, кладет в форму и закрывает крышкой. Затем переключается на оставшуюся часть механизма.

Да. Это можно починить. Тонкая ось, на которой вращалась одна из собачек, треснула, и теперь собачка болтается. Здесь надо всего лишь… хм… пожалуй, потребуется немало времени…

Закончив, он на четверть часа прикрывает глаза, чтобы дать им отдых. Умение в любой момент подремать крайне полезно и необходимо каждому человеку.

Затем еще раз проверяет сделанное и остается доволен. Механизм работает как часы. Даже пыли нет.

На всякий случай Джо все же чистит его и смазывает. Из уважения.

О великий мастер, создавший это, как жаль, что мы не знакомы!

Ежу понятно: это тебе не музыкальные шкатулки чинить, как сказал бы его недоброй памяти отец. Надо позвонить в газеты. И в «Гартикль». И еще матери – не по этому поводу, просто так.

Он никому не звонит.

А вместо этого принимается за ерундовину, неспешно собирая воедино детали. Великолепные, теперь они кажутся грубыми и простыми. Его руки сами знают, что делать. Джо замечает в устройстве ерундовины те же закономерности и принципы, по которым устроен шар. Что вверху, то и внизу. Изящество во всем.

Приблуду придется вернуть. Неправильно разлучать ее с самой машиной. Впрочем, если клиентка заключит с ним договор на долгосрочное техническое обслуживание, он всегда может…

Джо смотрит на работу и инструменты и решает не мешать телу и рукам делать свое дело. Теперь, когда головоломка решена и задачи ясны, важно не слишком задумываться, ведь он прекрасно понимает – на глубинном, подсознательном уровне, – что нужно делать. Джо обожает эту часть работы: исчезновение «я».

Закончив, он сознает, что проработал слишком долго, и надо спешить.