Игрок 2 (СИ) - Риддер Аристарх. Страница 15

Первый час я проигрывал примерно рублей семьсот, это на вскидку, лень было считать точнее, а потом, когда Высоцкий заметно повеселел, решил — хватит.

Как раз Владимир Семёнович сдал мне две длинные масти без тузов, которые ждут меня в прикупе.

Мы бьёмся за игру с Талем, у того семь старших пик, и на моих восемь первых он сдаётся.

Я эффектно переворачиваю прикуп, а потом беру его, сбрасываю две малки в крестях, семь и восемь и объявляю игру.

— Девять бубей, — козырный туз сдаёт мне Высоцкий.

— На девятерной вистуют только пьяницы и студенты, пас. — голос очередного солнца русской поэзии изрядно противоречит его словам, но дело сделано. Два паса и я показываю расклад. Действительно, девять взяток.

С этого момента начинается мой ренессанс. И для того чтобы начать выигрывать, и выигрывать крупно я не сдаю себе выигрышные расклады. Я набираю своё на первом слове, а свою раздачу использую выборочно. То сдаю почти-почти для одного, то для другого, то себе маленькую, но верную игру.

Правда, пару раз всё-таки пришлось сдать себе и большую игру, Мизер и десятерную.

С мизером вообще смешно получилось, сначала его сдал мне Высоцкий, а потом я сам.

— Мизеры ходят парами, — философски отмечает Таль, — он всё так же внимательно изучает, как я играю и как я сдаю, но всё чисто, я не даю ни малейшего шанса в себе усомнится.

В итоге ещё через шесть часов, санаторий Украина в это время уже погрузился в вечерний мрак, я заканчиваю. Пуля закрыта и пора считать, что и у кого получилось.

Минусую гору, раскидываю висты, сокращаю их и вот он результат.

— В этот раз получилось меньше, — говорю я Талю. Он тоже всё видит и кивает.

— Да, я сменил стратегию, играл более осмотрительно, но мне снова это не помогло. Моё почтение, Фёдор. У вас редкий талант, — в это время он отсчитывает мне восемь сотенных купюр, которые занимают почётное место рядом со своими товарками.

Правда, одна из них, со счастливыми серией и номером задерживаются на столе, и я с улыбкой подаю ручку и купюру Талю.

— Может, распишетесь? — Вставлю в рамочку и повешу у себя над письменным столом. Будет очень ценный сувенир.

Это не пустая бравада и бездумное отношение к деньгам, вовсе нет. Это точно такая же игра как и всё что я делал до этого. И буду делать очень скоро, буквально через несколько минут, когда очередь дойдёт до Высоцкого.

У того дела не столь радужны, если можно так сказать про человека, который проиграл восемьсот рублей, шесть месячных зарплат. И это только что, не будем забывать про предыдущие полторы тысячи.

Владимир Семёныч же остался без круглой суммы в двадцать пять тысяч. Обычный советский гражданин столько не увидит никогда в жизни, разово, конечно. Это примерно зарплата врача за двенадцать лет.

И большая часть этой суммы это Renault 16, которую Высоцкий оценил в тринадцать тысяч.

Правда, на самом деле вообще без разницы, сколько на самом деле может стоить этот автомобиль в Советском Союзе. Если мне не изменяет память, то Влади купила его за три тысячи марок. По нынешнему курсу, а газеты регулярно публикуют эту совершенно ненужную для простых советских граждан информацию это 1200 рублей. Но с учётом того, чья это машина, то цена будет намного выше даже той, что озвучивает мне Высоцкий.

И без разницы мне, потому что я беру ключи, любуюсь на заграничный брелок, а потом с улыбкой подаю его Марине.

— Вы знаете Марина, я ведь ваш большой поклонник. Куприна я считаю своим учителем и то как, вы сыграли в фильме по его повести было великолепно. Поэтому позвольте мне преподнести вам этот скромный презент. Говорю сразу, отказа я не приму.

Вот так вот господа и дамы, шахматисты и поэты с артистами и актрисами. Шикарный жест, которым я подвожу итог этого вечера.

Этим я убиваю даже не двух зайцев, а целую стаю. И не беру машину у подвыпившего и немного потерявшего контроль над собой человека, я же не сволочь, и возвращаю подарок, который всё тому же человеку сделала его любимая женщина и, что самое главное, делаю иррационально широкий жест, который точно меня выделит из целого ряда катал всех мастей. А Высоцкий знаком со многими из них, это наверняка.

Лучшего пропуска в мир большой игры, о которой говорил Юра, и быть не может.

Плюс, что тоже немаловажно, хотя на самом деле это главное, о том что я обыграл Высоцкого на очень много денег и не взял его машину, наверняка узнают интересующие меня фигуранты. И в голове этих ублюдков должна сложиться очень простая, но при этом логичная, цепочка.

«Раз этот московский фраер не взял машину, которая стоит как новая Волга, а то и больше, то наверняка денег он на Высоцком сделал ну просто неприлично много».

Это будет означать, что совсем скоро мной заинтересуются.

Ну а пока Влади принимает мой подарок, на Таля и Высоцкого, особенно на Высоцкого, это тоже производит нужное впечатление.

И вот мы уже, правда без Миши, едем в Тавриду, продолжать так удачно сложившийся для меня вечер.

Уже знакомый мне швейцар мигом входит в положение, всего то двадцать пять рублей, сущие мелочи. И вот мы уже в ресторане и сидим в достаточно приватной обстановке. Она нужна, чтобы один из самых популярных людей в стране мог отдохнуть и не поднимать бесконечные тосты и не принимать подарочный коньяк и водку в товарных количествах.

Правда о том, что Высоцкий и Влади в ресторане всё равно узнало достаточно много народу, хорошо хоть они все были их знакомыми. Поэтому мой кошелёк, а проставлялся победитель, изрядно похудел. На фоне выигрыша это было не очень много, но в любом случае три месячных зарплаты я в ресторане оставил.

Посидели мы очень хорошо, и связи как и репутация у меня теперь ну просто отменные. Ещё бы, я же и Таля обыграл дважды, и у Высоцкого сначала машину выиграл, а потом её не взял, прям богемная легенда.

Жалко только что вечер пришлось завершать не самым приятным образом. Я вызвал такси до гостиницы и когда вышел из него, то меня уже второй раз окликнул товарищ следователь.

— Фёдор Михайлович, прошу в машину, расскажите о своих приключениях.

Глава 8

— Это уже становится традицией, — говорю я следователю, когда сажусь в его машину. Волга мягко трогается и плавно набирая ход буквально скользит по ночным улицам Ялты.

В свете фонарей мелькают ночные прохожие, Целые компании, влюблённые парочки и просто одиночки. Приморский курортный город готовится отходить ко сну даже не зная, что существует его изнанка. На которой живут чудовища.

— Что поделать, Фёдор Михайлович, — отвечает мне Федоров, — вы слишком своевольный кадр, чтобы пускать дело на самотёк. Я так понимаю, ваша затея с Талем и Высоцким удалась?

— Более чем, — открываю окно машины и закуриваю, — думаю я оставил достаточно хлебных крошек для интересующих нас людей.

— Простите что? — непонимающе переспрашивает Фёдоров.

— Хлебных крошек. Есть такая сказка про брата и сестру, Гензеля и Гретель. Не читали? Братья Гримм у нас в Союзе очень популярны.

— Нет, не припоминаю, — сухо отвечает Фёдоров.

Следующие пять минут мы едем в тишине и наконец останавливаемся возле уже знакомого мне здания прокуратуры.

Спустя ещё пару минут я в уже знакомом кабинете. Тут всё так же накурено, а вместе с Болотиным меня и Фёдорова ждёт ещё один, не побоюсь этого слова, типчик.

Низенький с сальными волосами мужик в чёрном похоронном костюме, кстати, не очень хорошо сшитом да ещё и плохо сидящем.

Весь его облик говорит о том, что это крайне неприятный человек, вот такой прям до отвращения неприятный.

— Знакомьтесь, Фёдор Михайлович, — Юрий Дмитриевич Белогорский, со вчерашнего дня ещё один член нашей следственной группы из Москвы.

— Рукопожатие Белогорского было под стать его внешности, безжизненное и холодное, как будто с трупом поручкаться пришлось, честное слово.

— Наслышан о вас и о ваших талантах, товарищ Евстигнеев, — а вот голос резко контрастирует, говорит Белогорский хорошо поставленным баритоном. Ему бы актёром озвучки быть честное слово, а не в органах работать.