Игрок 2 (СИ) - Риддер Аристарх. Страница 44
Помню игру, моих партнёров, Золотова, особенно когда я начал его оставлять «без штанов», то «Золотник» моментально вспотел от напряжения.
Зинаида Павловну помню и её парфюм. Красная Москву, вечную советскую классику ни с чем не перепутаешь.
Аллочку я помню тоже. Она так замечательно сыграла свою роль, что мне оставалось только взять то, что нам вынесли на блюдечке.
Хвастливую реплику моей ассистентки я тоже помню. Как и холодный брют, которым мы начали отмечать выигрыш.
А вот дальше пустота, наполненная только какими-то отрывками. Такси, ресторан, ещё бы вспомнить какой. потом другой, третий. Ясно я помню только то, что я отдал Юре мой выигрыш, «на сохранение». Весь за исключением пятисот рублей. Их-то я, наверное, и прокутил. Но с чего? Я же никогда так не пил!
Да твою мать! Видать, это слишком сложная мысль для меня сейчас. В голове как будто маленькая бомба взорвалась.
Стону от боли и понимаю, что очень хочется пить. Мало того что во рту как будто кошки нас… справили свои физиологические потребности, так он ещё чисто пустыня. Сахара или наши родные Кара-кумы.
Да ещё и прямо над ухом, не иначе палач какой-то громко громыхнул дверью. Ну нельзя потише? Тут человеку плохо.
— Дорогой, — раздался смутно знакомый голос, — я тебе аспирина принесла и минералочку. Выпей, тебе полегчает.
— Слышишь, Васька, «дорогой», — раздаётся ещё один голос, чуть приглушённый, как будто его владелец говорит через толстое одеяло или, может быть, пачку картона, — о как! Никогда не слышал, чтобы Алка кого-то дорогим называла!
— Петь, да я их всю ночь слушал, — отвечает кто-то третий, голос у него грубый, резкий, как будто водят стеклорезом по стеклу. Но при этом он тоже чуть приглушён, — этот Фёдор ничего. Алку хорошо так обработал. Я ни разу не слышал, чтобы она так стонала.
— Это да, Вась. Вот сразу видно, что Алка актриса, пусть и несостоявшаяся. Стонала она очень натурально.
— А ну, заткнитесь, козлы! — хозяйка первого голоса, которая предложила мне таблетки и минералку, буквально закричала. Лучше бы она этого не делала! Голова, о моя бедная голова!
— А вообще, Вась, — невидимых двоих этот окрик ничуть не смутил, — Я завидую этому Фёдору. Алка баба-то огонь. Прикинь, как ему повезло. Сначала гульнул на всю ивановскую, помнишь, как они в комнату заходили? А Алка вместо того чтобы угостить шваброй промеж лопаток, устроила ему небо в алмазах, а наутро ещё и минералку с аспирином предлагает! Меня бы моя выгнала ко всем чертям!
— Петя, родной. Так, она тебя и выгнала, — отвечает голос стеклорез, — за разврат его, за пьянство, за дебош! это про тебя, родной. А Алкин хахаль, видать, особо качественный, раз уж она так над ним трясётся.
Я всё ещё лежу непонятно где с закрытыми глазами, и в этот театр абсурда врывается новый звук. Очень характерный. Именно он сопровождает открывание любой бутылки с газированным напитком. Тсс… а потом ещё и звук упавшей на пол крышки.
— Вот, — звучит женский голос, — минералка и таблетки.
В одну ладонь тычется бутылка, а на другую кладут сразу две таблетки.
— Спасибо, — отвечаю я пересохшими губами, с трудом закидываю в рот таблетки и делаю добрый глоток минералки.
Ох уж эта спасительная влага. Она буквально действует, как живая вода.
Особенно в сочетании с таблетками. Я разом выхлёбываю всю бутылку и через пару минут чувствую, что хаоса в моей голове уже меньше и можно попробовать открыть глаза. Что я и делаю.
И первое, что я вижу, это Алла…
Сколько же я выпил вчера, если не узнал её голос? И где я⁈
С трудом оглядываюсь и понимаю, что нахожусь в очень маленькой комнате. Скорее даже комнатёнке, ну или комнатушке.
Она очень тесная и, как бы это сказать покультурнее… эклектичная. О, вот нужное слово!
И ведь не сказать, что по метражу тут всё плохо. Вовсе нет. Вполне солидные двенадцать метров, наверное.
Но проблема в том, что это не нормальная комната три на четыре, а пенал. Длиной метров в шесть и шириной в два. На бумаге солидные двенадцать метров, а в реальности попробуй поживи в такой комнате.
Но это ещё не всё. Стены! О, Господи, из чего тут сделаны стены!
На них нет ни единого живого места. Каждый сантиметр заклеен афишами. Вместе со мной и Аллой её квадратные метры делят Жан Маре, Марина Влади, Андрей Миронов и прочие звёзды отечественного и мирового кинематографа.
И ладно бы только афиши с плакатами! На входе, рядом с дверью почётное место занимает шикарная ширма, вся такая разноцветная и переливающаяся, возле фиолетового комода красуется огромный фикус Бенджамина, он тут явно главный, из скромного обитателя подоконников растение разрослось в настоящую пальму. Рядом с кроватью, на которой я лежу, стоит трюмо с зеркалами, и довершает этот парад безумия самый натуральный диско-шар!
Вот кем надо быть, чтобы жить в такой комнате?
Хотя вопрос риторический. Очевидно, что Аллой. Той самой Аллой, которая помогла мне выиграть очень много денег.
И к которой у меня очень много вопросов.
— Ещё раз спасибо, Алла, — говорю я, но мне не дают продолжить всё те же голоса.
— О, Петь! Алкин хахаль голос подал! Надо будет пойти на него посмотреть. Как думаешь?
— Вась, ну не сейчас же! пусть он сначала в себя придёт. Ал, ты что мужику эту дрянь суёшь, минералку. У меня пиво есть. Холодное. Могу пожертвовать на благое дело и из-за мужской солидарности!
Да, твою мать! Стены тут картонные. Эти двое самым натуральным образом переговариваются через комнату Аллы. И они, судя по разговору, слышали то, что тут происходило ночью.
Но вот что они слышали?
— Алла, нам нужно поговорить, — заявляю я.
Глава 22
— Да, конечно, дорогой, — отвечает мне Алла таким приторным голосом, что аж противно становится.
— Извини за вопрос, но что вчера произошло? — спрашиваю я, чувствуя что краснею буквально с головы до пяток.
Вопрос, учитывая то, что я лежу в её постели в одной майке и трусах, звучит и правда глупо и даже бестактно. Но я и правда не помню, что произошло вчера!
— Как что? — на её лице живо отражается непонимание, — ты что, ничего не помнишь?
— Зато мы помним, — с каким-то гоготанием даже звучит голос из-за стены справа, — ты, Федя, хорошо вчера постарался. Даже очень хорошо.
— Ага, — вторит сосед слева, — я даже Алку на магнитофон записать.
— Зачем? — тут же реагирует левая стена.
— Как зачем? Чтобы Ирке потом включить. А то она на меня вечно обижается, когда я говорю, что она как бревно лежит. Хотел показать, как оно бывает.
— Тоже мне, нашёл учебно-методическое пособие! А может, дело не в Ирке, а в тебе? Может быть, ты сам как тот арбуз?
— При чём тут арбуз?
— Ну как при чём? — Как же они достали! Не просто не дают спокойно поговорить, так еще и вот эта манера, постоянно отвечать вопросом на вопрос. Ненавижу! — Знаешь, как говорят про арбуз: живот растёт, а хвостик вянет.
— Это у кого вянет? У меня? А н,у присылай свою Маринку. И пусть она ещё и сестру с собой захватит. Покажу им, у кого что вянет.
— Слушай, тут нам совсем не дадут поговорить, — Алле эти двое тоже надоели, — давай сходим куда-нибудь, пообедаем. Да и Петька прав. Кружечка, а лучше сразу две пива тебе точно не повредят.
— Эй, эй, вы куда собрались. Вы чего это такое удумали? Какое кафе? А мы? Это получается, что мы, для того чтобы узнать, чем у вас дело кончиться, тоже должны куда-то идти? Алка, так не пойдёт. Мне в ночную же!
Этот возмущённый вопль правой стены решает всё за меня. Хватит, достаточно!
— Идём, — коротко отвечаю я Алле.
Встаю с кровати. Алла даже не собирается отворачиваться или ещё что-то. В принципе это понятно. Кто-то же с меня брюки снимал ночью, и, возможно, что не только брюки. Твою мать, Фёдор, ты чем думал?
Одеваюсь и понимаю, что рубашки-то нет. Как и носок. Мне что, по образу и подобию Остапа обуться прямо так, на босу ногу? Идея интересная, конечно, но нет. Я бы хотел выглядеть как человек.