Эльфийский бык - Демина Карина. Страница 12

Говорить с набитым ртом было неудобно. И Кошкин захлебнул блин чаем.

Хорошая кружка.

И чай из нее чудо до чего хорош. Не зря она ему так глянулась.

– Не получилось, – вздохнула матушка. – Выяснилось, что этот молодой человек имеет совершенно другие жизненные планы.

– Сволочь.

– Склонна согласиться с твоей оценкой… но, к сожалению, сволочь из древнего и весьма богатого рода, к тому же имеющего связи…

– Имя?

– Не стоит, – покачала матушка головой. – История давняя… да и умер он давно… впрочем, разбирательство длилось… и мне пришлось повторить все уже перед… представителем этого рода. Сколь понимаю, Людочкин отец требовал заключить брак.

Она поморщилась.

И Кошкин кивнул. Разбирательства подобного толка ушли в прошлое, но… вряд ли в них было что-то приятное.

– Дошло до привлечения полномочного представителя Его императорского Величества. Вельяминовы – род тоже древний, пусть не слишком богатый, но уважаемый. И наделены правом обращения к Императору, которым и воспользовались. Началось новое следствие, о совращении девицы Вельяминовой, и до окончания его нас поместили в лечебницу. Под надзор. Снова начались расспросы, затем и допросы. Раз за разом повторяя историю, я понимала, какие мы… дуры. И Людочка уже не плакала даже. Кажется, её сломало понимание, что нет никакой любви. И не было никогда. Что не нужна она… тот юноша заявил, что Людочка сама его преследовала. Предъявил её письма…

– А его?

– А он писал зачарованные, такие, знаешь, которые исчезают спустя пару дней. Так что предъявить оказалось нечего…

– След на бумаге? Воздействия?

– Это сейчас можно выявить и остаточное воздействие, и даже, слышала, восстановить. Но тогда-то… тогда у Людочки на руках оказалась стопка чистых листов бумаги и пара засохших цветочков. Он же сказал, что сперва намеревался лишь побеседовать с Людочкой, убедить, что она ему не интересна и вовсе ведет себя неподобающим образом.

А имя Кошкин все же выяснит. Вряд ли это будет так уж сложно. История, конечно, давняя. И его, если подумать, не касается. Но знать стоит. Хотя бы потому, что если род допускает подобные истории, то… лучше с ним дел не иметь.

Вообще никаких.

Чтоб в случае чего не заляпаться.

Глава 7.

О делах разной степени давности и секретах разной степени подзабытости

– Этот… нестоящий доброго слова человек, – матушка все же получила хорошее воспитание, хотя сам Кошкин искренне не понимал, почему сволочь нельзя назвать просто сволочью. И проще же, и понятнее. – Во всеуслышание заявил, что не сумел справиться с влечением. Что, возможно, его даже опоили. Или приворожили… а Людочка… мы с Людочкой… как назло обращалась к одной особе…

– Мама?!

– Что? Да гадать мы ходили! Все наши девчонки к ней гадать бегали. На будущее, женихов. Обычное, если так-то, развлечение… кинотеатра еще не было. Этого вашего недограмма тоже. Вот и оставалось, слухи и гадалки. Она мне еще заговор продала на счастливую жизнь. И главное, пять рублей обошелся! Я их месяц зарабатывала…

– Как, боюсь узнать?

– Бестолочь, – ласково произнесла матушка. – Уроки делала. Далеко не все ученицы так уж хотели постигать науки. Особенно тяжко некоторым давалась арифметика. Или вот рукоделие… помнится, была у нас одна… у нее никогда терпения не хватало. Зато деньги имелись…

– Значит, вы ходили к ведьме.

– В том и дело, что она в императорском реестре значилась.

Кошкин мысленно закрыл лицо рукой. Они еще и ведьму лицензированную отыскать сумели.

– И заявила, что провела для Людочки ритуал сведения судеб. Этого оказалось достаточно…

– Что за ритуал?

– Да… пустое. Ведьма та девятой категории была. Ей только дома от мышей и заговаривать, а ритуал… название громкое. Суть же в том, что ведьма сводит две судьбы воедино, связывает пути-дороги так, чтобы люди, предназначенные друг другу свыше, встретились.

– А…

– Есть такой ритуал.

– И вы… серьезно? Мам!

– Не мамкай, не маленький… – отмахнулась матушка. – Она предъявила договор. И Людочка подтвердила, что подписала его. Добровольно. И желая свести судьбу. Это было сочтено фактически признанием. Род… заявил о незаконном воздействии. И претензия была принята. Вельяминовым пригрозили встречным обвинением…

Она поставила недопитый кофе.

– Это теперь я понимаю, что, пусть ритуал и существует, но он из числа особых, и ведьме девятой категории просто-напросто не подвластен. Да и не всякая высшая возьмется…

– Судья должен был знать. Представитель, – поправился Кошкин.

– Думаю, он и знал… потом, позже, повзрослев, я узнала много интересного… о том, что род тот был со многими связан. И связями этими пользоваться не стеснялся… не утверждаю, что дело именно в этом… взятку императорский представитель взять не рискнул бы. Но ссориться с…

Кошкин дожевал еще один блин, подумав, что всенепременно разберется, с кем там и кто не хотел ссориться. И представителя этого имя выяснит. Так, понять, давно ли он от работы отошел.

– …ради Вельяминовых, у которых только и осталось, что имя и кусок родовых земель… в общем, в праве на свадьбу отказали. Приговор вынесли в пользу юноши, которого обманом завлекли в сети порока, – эти слова матушка почти выплюнула. – От встречного обвинения та сторона отказалась, проявив благородство…

И по выражению лица было ясно, что матушка о подобном благородстве думает.

– А вот судебные издержки Вельяминовым пришлось оплатить.

– Много?

– Не знаю. Как только разбирательство завершилось, меня забрали. Родители были в ужасе, тем паче, что скандал вышел далеко за пределы пансиона… пансион в тот же год и закрылся. Меня увезли. Я… не хотела уезжать. Просила оставить меня с Людочкой. Я даже придумала, что мы будем жить втроем. Я, Людочка и её ребенок… уедем в Петербург. Поступим на высшие курсы. Будем давать уроки…

– Кому?

– Кому-нибудь. Пашенька, не смотри на меня так. Мне было шестнадцать, и я пребывала в уверенности, что булки растут на деревьях. Образно говоря. Кулинарию нам преподавали неплохо… как ты понимаешь, матушка, услышав этакий план и гордую заявку, что поддержка рода мне не нужна, раз они все так, потеряла дар речи. И я оказалась заперта в доме. Затем меня вывезли к тетке, от которой я пыталась сбежать… я писала письма Людочке, но не получала ответа. Это приводило меня в ужас. Воображение рисовало страшные картины. И в какой-то момент со мной случился истерический припадок. Я плохо помню, как это произошло, но матушка обеспокоилась… ладно, меня она считала пропащей, но ведь оставались сестры. Если бы пошел слух, что я не только легкомысленна, но еще и безумна…

Блины не лезли.

Вот… хорошие блины, но уже не лезли. А вот чай, тот вполне себе помещался, если подливать в кружку.

– Матушка привезла какого-то доктора. Он дал мне капли. И стало хорошо. Я то спала, то просыпалась, потом и вовсе пребывала в странном состоянии, когда вроде бы и понимаю, что происходит вокруг, но мне все это происходящее безразлично. И это длилось, длилось и длилось. Сколько – понятия не имею.

– А потом?

– Потом… потом все забылось. Как-то. Более того, карьера отца пошла вдруг вверх. Дела семьи, не сказать, чтобы расстроенные, улучшились… а мне нашли жениха.

– Отца? – уточнил Кошкин.

– Да. Военный. Перспективный. Сильный. Рода старого, но и только-то… по меркам Петербурга завидным женихом он не был… да и…

– Имел на руках маленького сына сомнительного происхождения, – Кошкин решил избавить матушку от необходимости говорить вслух неприятные вещи.

– Павел! Я…

– С отцом у вас не заладилось, это я видел… чай, не слепой. Но… я не знаю другой матери.

И это было правдой, пусть неудобной, но какая уж есть. Кошкин весьма не любил вспоминать о том, что было прежде. Сама его жизнь будто бы и началась именно здесь, в этом вот особняке, любезно отписанном матушке – а он упрямо отказался признавать княгиню кем-то иным – на свадьбу.