Птицы - Торин Владимир. Страница 41

– Но почему вы не поете об этом?

– А это, милая, никому не нужно. Всем подавай стр-р-расть, огонь, пошлость и вульгарщину, неразделенные чувства, предательства. И всё с этим циничным черным юмором, от которого хочется повеситься. Это даже хуже, чем кукольный водевиль, это… это… кабаре.

Мадам Розентодд уставилась на медленно падающие снежинки. Кажется, она впервые это сказала вслух, будто выцарапав из себя признание. И все же было видно, что ей удалось сбросить с души тяжелый камень.

– Вам нужно обмануть их, – сказал Финч. – Всех тех, кто ждет от вас… ну, то, что ждет. Пойте о том, о чем хотите. Вы пробовали?

– Очень давно, Финч, – грустно протянула мадам Розентодд. – Еще когда только начинала. Меня встретили презрительным улюлюканьем, но, когда я затянула о красотке Бонни, не дождавшейся своего лихого штурмана, все были в восторге.

– Но сейчас все по-другому, так?

– О чем это ты?

– Ну, тогда вы еще не были… – Финч припомнил: – «Самим очарованием», «восхитительным цветком» и «гвоздем программы». Сейчас вы можете делать что захотите, и все будут вас любить.

– Но мне страшно. А если они снова начнут улюлюкать?

– Фанни, – сказала Арабелла тоном, каким обычно взрослые говорят с детьми. – Вам не стоит бояться. Вы прекрасны. И это они все в ваших сетях, а не наоборот. Так нарисовано на афише.

– Дедушка говорит, – добавил Финч, – что, когда человек надолго прекращает быть собой, его душа черствеет, и он умирает изнутри.

– Так и есть, – кивнула мадам Розентодд. – Я почти очерствела и умерла изнутри. Вы очень умные дети.

Она будто на мгновение забыла о собственных бедах и пристально поглядела на Финча и Арабеллу. Оба тут же опустили глаза и покраснели, не в силах выдержать немигающий взгляд этой восхитительной женщины.

– Вы очень милые, – сказала мадам Розентодд. – Спасибо вам за вашу доброту. Сейчас нечасто встретишь того, кто просто выслушает и попытается утешить. Жаль, что вы всего лишь дети. И жаль, что все несколько сложнее, чем просто взять и попробовать. Но вы своего добились, маленькие коварные интриганы! – Она звонко рассмеялась. – Мне уже не так грустно. Может, это я могу что-то для вас сделать?

– Нет, Фанни, спасибо… – начал было Финч, но Арабелла перебила его.

– Мой дядя, – сказала она и указала на дверь за спиной мадам Розентодд. – Он там, внутри. Мы не шли ни на какую ярмарку, а следили за ним, потому что на самом деле он не мой дядя. Он очень плохой человек. И мы хотели узнать, что он замышляет.

Мадам Розентодд вздохнула.

– Я тебе очень сочувствую, малышка, но детям и правда лучше не посещать такие места, как «Пересмешник». Там полным-полно плохих людей. А еще то, что показывают на сцене, порой бывает… гм… непонятным для детей. К тому же, – она наклонилась к Финчу и Арабелле и, приставив ладонь к губам, прошептала: – За дверью черного хода стоит Вингало, младший брат Боргало, который сторожит главный вход. Они очень злобные, и я не смогла бы вас провести, даже если бы захотела. Мне очень жаль…

Арабелла пригорюнилась, и мадам Розентодд ласково взяла ее за подбородок. Лукаво прищурилась и сказала:

– Знаешь что? Как выглядит этот твой дядя? Который не-дядя.

– Он носит черный костюм в тонкую белую полоску. А еще у него черные усики.

– Я погляжу, что он там делает, и напишу тебе в письме. Скажи мне номерной код твоего приемника пневмопочты.

– В Горри не проведена пневмопочта. Но вы можете написать мне обычное письмо! Я сама всегда забираю почту!

– Говори адрес, – сказала Фанни.

– Горри. Улица Трум. Дом номер семнадцать. Арабелла Джей из девятой квартиры.

– Горри. Трум. Семнадцать. Девять. Арабелла Джей. Сейчас запишу в гримуборной.

В дверь постучали. Глухо. Несколько раз.

Финч никогда не видел и не слышал, чтобы кто-то стучал не внутрь дома, а наружу. Но мадам Розентодд явно поняла знак.

– Да иду уже! Иду! – раздраженно воскликнула она и повернулась к детям: – Рада была с вами познакомиться. Финч. – Она протянула руку мальчику, и тот ее восторженно пожал. – Арабелла. – И девочка тоже пожала. – Дети, я должна вас предупредить. Не стоит ходить по таким местам. Здесь бродит всякий сброд, и вас могут обидеть. А я этого не хочу.

– Хорошо, Фанни! – сказали Финч и Арабелла хором.

– Ну ладно. – Женщина улыбнулась. Кажется, она поняла, что никакие советы и увещевания детскому любопытству не указ.

Мадам Фанни Розентодд, «гвоздь программы», кивнула им напоследок и исчезла за дверью.

Уже стемнело. Финч брел домой, утопая по щиколотку в снегу. Ноги мальчика гудели от долгих блужданий по закоулкам родного района, руки совершенно одеревенели от копания в кучах ржавых деталей и механизмов, сваленных на задворках мастерских. В животе от голода скрипело, скрежетало и урчало, словно Финч и сам был сделан из таких механизмов.

После возвращения в Горри они с Арабеллой разделились, и девочка сразу пошла домой – дожидаться письма от мадам Розентодд. Финч же отправился в буквальном смысле в неизвестность – на поиски того, без чего их план не мог состояться.

И все же трофей, который он сжимал в руке, а именно увесистый сверток, служил доказательством, что все было не зря.

На улице Трум, от самой улицы-трубы в одном ее конце и до «Дома-со-злой-собакой» у моста в Гротвей в другом конце, горели лишь несколько фонарей, да и те довольно далеко друг от друга. Они походили на висящие в воздухе брызги света, которые выхватывали из темноты небольшие отдельные фрагменты вечера.

В будочке на станции мистера Перри светились окна: старик, должно быть, сейчас готовил ужин. В некотором отдалении располагался «Фонарь констебля»; к нему вела дорожка из развешанных на проволоке фонариков. Зажигал их всегда мистер Перкинс, младший констебль, в то время как мистер Доддж, его старший коллега, считал это дело ниже своего достоинства, предпочитая сидеть в тепле и указывать помощнику, как правильно зажигать фонари, через рупор вещателя. Одинокий фонарь на кованой опоре висел и над входом дома № 17; в рыжих прямоугольниках окон колыхались темные силуэты жильцов…

Финч уже был неподалеку от своего дома, когда входная дверь открылась и из нее вышла женщина. Свет фонаря вырвал из темноты зеленое пальто с лисьей оторочкой и шляпку с загнутыми полями.

«Миссис Чаттни из шестой квартиры! – пронеслось в голове. – Интересно, куда это она направляется?!»

Ближе к вечеру в доме всегда начиналось все самое интересное: жильцы бродили по подъезду, громыхали дверьми, разъезжали на лифте, переругивались друг с другом и с миссис Поуп – можно было много чего унюхать и подслушать. То, что миссис Чаттни решила пропустить все это, показалось Финчу очень подозрительным…

Соседка поравнялась с ним. Уголки ее губ тронула едва заметная улыбка.

– Добрый вечер, миссис Чаттни, – поздоровался Финч.

– Добрый вечер, Финч, – кивнула соседка. – Как поживает дедушка?

Финч мог бы поклясться, что сказала она это как-то слишком уж многозначительно. Не просто «Как поживает дедушка? Как его здоровье и что он думает о последних новостях?», а «Как поживает дедушка? Хотя о чем это я, ведь мы оба прекрасно знаем, что он исчез, возможно, похищен, а возможно, и убит и больше никак и нигде не поживает».

Мрачные подозрения Финча подкрепило то, что она не стала дожидаться ответа, а просто прошла мимо.

Мальчик с трудом остановил себя, чтобы не броситься следом с расспросами. Да и что бы она ему ответила? Если миссис Чаттни в сговоре с Человеком в черном, он, Финч, только выдаст, что подозревает ее. Нет, нужно как следует все продумать и посоветоваться с Арабеллой. Может, вместе они найдут способ, как вывести соседку на чистую воду.

Финч направился к дому.

Он был уже на пороге и даже взялся за дверную ручку, когда та повернулась. В следующий миг дверь распахнулась, и на Финча налетела Арабелла в своей рыжей шапке, завязанной под подбородком.