Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Спесивцев Анатолий Федорович. Страница 27

Аркадий сидел на солнышке в очень приятной глазу низинке, предаваясь с наслаждением стыдному делу. Жалел самого себя. Мысленно, конечно. Слабаков, которые жалуются всем и каждому о том, как им плохо, он с детства на дух не переносил. А друга, которому поплакаться простительно, у него в этом мире ещё не было. Да и в покинутом, положа руку на сердце… в этом отношении у него тоже были проблемы. Грузить же своими соплями боевых товарищей считал дурным тоном. Да и негоже крутому характернику, которым он тут старался выглядеть, ныть вслух. Не поймут. Запорожцы привыкли переносить неприятности с шутками.

А ведь затеял этот марш-бросок, можно сказать, он сам. Вспомнил о посольстве султана в Москву и роли посла Кантакузена в предупреждении азовчан о скором нападении казаков. Вспомнил и предложил использовать это посольство для осложнения жизни врагов. Старшину, прибывшую к тому времени к Васюринскому, такое предложение заинтересовало (участвовать в военном совете с Хмельницким и Сирко – ошизеть можно!).

Отношения с крымскими татарами в то время у турок действительно сильно испортились. Крымский хан, как известно, не откликнулся на призыв султана о помощи войсками, а затеял долгую войнушку в тридцать пятом году с непокорными буджакскими татарами. Покорив же которых с помощью запорожцев под предводительством Павлюка как раз к весне тридцать седьмого, пошёл войной на другого подданного Османской империи, молдавского господаря Кантемира. Казнив, кстати, пашу Кафы, посмевшего угрожать ему из-за невыполнения ханом требований султана.

Одно утешение, на саму засаду его не взяли. Вечером после первого же дня рывка на юг Васюринский осмотрел его ноги и, явно встревоженный, пригласил на консилиум других характерников. Как и положено медикам, они о чём-то пошептались и вынесли приговор: «Продолжать путь к Азову верхом Аркадию нельзя». Состояние здоровья не позволяет. Его решили отправить на конных носилках в Монастырский городок. В сопровождении нескольких характерников и старшин. Попаданец и сам видел, что рана на правом бедре не только воспалилась, но и загноилась. Учитывая, что с антибиотиками в семнадцатом веке было туго, оставалось надеяться на… просто надеяться. Можно было ещё помолиться, но рассчитывать на эффективность молитвы может только глубоко верующий человек. То есть – никак не Аркадий, хоть и крещёный, но к Богу обращаться не приученный.

Против своего отстранения от участия в засаде, им же предложенной, попаданец не возражал. Чувствовал он себя всё хуже, сумасшедшая скачка весь день, без отдыха, его чуть не убила. Нужды, кстати, в его присутствии там не было. Стрелять из лука он не умел, а в советах по устройству неожиданных нападений Хмельницкий, Сирко и прочие характерники и старшины не нуждались. Сами кого хочешь научат.

«Да-да, Хмельницкий. Тот самый Богдан Зиновий. Рослый, массивный, ещё не располневший и пока не гетман, а чигиринский сотник. Вполне живой человек, а не легендарная историческая личность из далёкого прошлого. Если не смотреть ему в глаза, обычный казак. И Сирко тот самый, Иван, знаменитейший из характерников. Ещё молодой, немного тушующийся в присутствии старшин, куда более известных на тридцать седьмой год. На интеллигентного юношу, впрочем, он всё равно походил не всегда. Проскальзывали то и дело, и хищные повадки, и немалая харизма. А благородство, за которое его ценили многие, проявлялось в полной мере. Куда более уверенно вёл себя тот же Остряница, друг и соратник нынешнего кошевого Сечи – Бута. Наверно потому, что не без оснований считал себя одним из признанных казацких вождей».

Назвался груздём – полезай в кузов

Полдень 29 березня 1637 года Дикая степь

Паршивое настроение, оказывается, заразно. Это Иван Васюринский понял, когда сегодня проснулся. Глянул на кислую, перекашивающуюся от боли морду Аркадия и понял, что всё вокруг – не так.

«Небо какое-то сероватое, а облаков-то нет. Трава на прошлогодней гари… какая-то не очень зелёная. Воздух несвежий, будто через кобыльи кишки пропущенный. Ладно, чего морщится попаданец, понятно. Когда болячки достают, не очень повеселишься. Непонятно, как он вчера до конца в седле усидеть мог. Вот ещё морока, надо вставать и его ноги спасать, чтоб не сдох стервец. Ишь чего удумал! Для него-то казачья честь – пустой звук, глупо и обижаться. Но братья характерники, лучшие и честнейшие из старшины, они-то что, не понимают?!»

Единодушная поддержка старшиной и характерниками предложения Аркадия поразила Ивана. Можно сказать, ранила душу.

«Ну, не по-лыцарски убивать врага под личиной! Казак – душа простая. Если надо кого убить, убьёт, а вот так, тайком, по-иезуитски… стыдно».

Вставать не хотелось чрезвычайно. Так бы и лежал, переживая обиду на весь белый свет. Но уж если совет характерников постановил, выполнять надо вне зависимости от личного отношения к этому решению. Со стоном душевным (вовне никак не прорывающимся) Иван поднялся и приступил к лечебным процедурам. Большая часть болячек Аркадия благополучно подживала, но разодранная внутренняя поверхность правого бедра требовала серьёзного врачевания и прекращения каких-либо скачек.

Характерник принялся мотать ус на палец. Была у него такая привычка, в случае трудных ситуаций. Да сколько ты ни крути, тащить дальше бедолагу было невозможно. Правильно вчера решили, что затем ему предстоит путешествие на носилках прямо в Монастырский городок. Сотня казаков, загоняя лошадей, продолжила путь на перехват османского посольства, а попаданец с сопровождением не спеша отправились прямо в Монастырский городок, нынешнюю столицу казаков Дона.

«По уму надо было его вообще с собой в налёт на посольство не брать. Только как его оставишь в отряде под началом выб… Пилипа? Уж что-что, а причину попытать и казнить проклятого характерника, моего друга или ученика, тот всегда найдёт. Но и на юг тащить попаданца нельзя. Старшины и характерники будут посольством на Дон. Дай-то бог, с ними и доедет. Если татары не перехватят. Чтобы объяснить братьям на Дону наши поступки и начать подготовку к совместным действиям. Авось такой переход его ноги выдержат».

Несмотря на все неприятности, что вошли и наверняка ещё войдут в его жизнь из-за попаданца, ощущал Иван и грусть. Успел привыкнуть и привязаться к нему за эти сумасшедшие дни.

Васюринский посмотрел на совсем не выглядевшего молодцом попаданца и тихонько вздохнул. Сказать, что Аркадий смотрелся не очень хорошо, значило сильно смягчить действительность. За всеми важными делами ухудшение его здоровья проморгали. И скачками его перегрузили. Но на пустые сетования времени не было. За здоровьем его теперь есть кому присмотреть, а Ивану предстояло скакать дальше.

Начало изменений

30 березня 1637 года от Р. Х.

Засада удалась, как по заказу. Хотя в караване посольства шло более двухсот человек, большая часть с оружием, Васюринский организовал её так, что у турок не было никаких шансов не то чтобы отбиться, но и нанести казакам сколько-нибудь серьёзный урон. Не спасли османов ни храбрость янычар, ни хитромудрость посла Кантакузина. Под ливнем метких стрел почти все османы сгинули прежде, чем успели схватиться за оружие. Попытки нескольких, самых сообразительных или везучих вырваться на лошадях из лощинки провалились. Она стала смертельным капканом. И впереди, и сзади таких бегунов ждали конные казаки, быстро с ними расправившиеся. Через минуту после первого выстрела караван перестал существовать. Раненых и притворившихся мёртвыми добили сразу же. Через час в лощине остались только трупы – обобранные, раздетые догола. Несколько тел случайно погибших лошадей и мулов, со снятыми багажом и сёдлами. Нельзя сказать, что редкий в этих местах грабительский налёт. Правда, обычно жертв грабежа не убивали, но турки обязательно сами придумают причину такой жестокости. Оставалось осуществить самое неприятное для Васюринского. Придать избиению вид татарского налёта.