Аморизм (СИ) - Махина Манюша Сергеевна "anonim". Страница 80

Среди католического духовенства и западной аристократии многие понимали смысл того, что пиарил Галилей. Понимание тут было пилой, которой правящий класс пилил сук под собой. Мировоззренческие открытия эпохи Просвещения разрушали основы государства.

Поднятая научными открытиями революционная волна покатилась по миру и начала сметать монархические государства. Среди западной элиты нашлись те, кто смог подняться над ситуацией, осмыслить ее, сделать ход и удержаться в седле, придумав теорию либеральной демократии.

Русская аристократия была менее грамотной и с меньшим масштабом мышления. Из ее рядов не выдвинулось ни одного мыслителя не потому, что люди глупее, а потому что религия не давала. Все, кто зовется русскими философами, в реальности религиозные мыслители, стоящие на позиции христианского мировоззрения, или описатели духовных и бытовых исканий. Ни один не задавался онтологическими вопросами: что есть мир, откуда он взялся, о происхождении человека, семьи и прочее. На все эти вопросы отвечала Церковь. Ее ответы принимались за истину и точку отсчета.

Элита не охватывала разворачивающийся процесс во всей его полноте и в соответствующем масштабе. Она мыслила в тактическом горизонте, что исключало видение главного. Русскую элиту можно сравнить с человеком, горизонт видения которого сто метров. Пока у всех транспортным средством была телега, русская элита успешно участвовала в международном забеге. Когда с телеги мир пересел на машину, перед Россией встал выбор: или ехать со скоростью, пропорциональной видимости, что означало отставание, или давить на газ, что означало опасность не вписаться в резкий поворот, или не успеть затормозить. Россия то давила на газ, то резко тормозила.

Когда информационные армии Запада и России были одинаково вооружены идеей религии, они одинаково успешно защищали сознание своих граждан, и одинаково неуспешно завоевывали сознание граждан чужих стран. В религиозные период в этой сфере у всех был паритет.

Когда Запад перестроился под новое мировоззрение, его информационная армия получила новое оружие — гуманизм, тогда как на вооружении русской информационной армии оставалась религия. Как и прежде, она не может завоевать сознание граждан западных государств, сделать из гуманистов православных. А западная армия успешно делала из православной элиты гуманистов.

Взяв на знамя лозунг «Свобода, равенство, братство», армия двинулась на царскую Россию. Ее удар был направлен на системообразующий узел государственной конструкции — на религию, основу монархической феодальной России. Запад утверждал, что в свете научных открытий вопрос существования того Бога, о котором говорила Церковь, открыт. Пока на него нет твердого ответа, пусть будет свобода совести. Каждый может как верить, что Бог есть, так верить, что Бога нет.

Внешне все разумно и благопристойно, но дьявол кроется в деталях. Эта идея раскалывала население России на две части: на склонных думать, что Бог есть, и на сомневающихся или даже отрицающих Бога. Причем, первая часть кололась на приверженцев официальной религии, и на тех, кто понимал под Богом что-то иное, а значит, в стране увеличивалось число противников Церкви.

В новой ситуации власть царя признавали легитимной только те, кто понимала под Богом то, что Церковь транслировала. Остальные две части, кто верил, что Бога нет, или иное учение принял, ставили под сомнение или отрицали легитимность власти. Это запускало разрушительный процесс.

Руководствуясь словами «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит». (Мф.12,25), царская Россия защищается. На знаменах ее информационной армии было написано: «Православие, самодержавие, народность».

Примечательно, что граф Уваров, автор этой фразы, был гомосексуалистом. Когда он назначил своего любовника, князя Дондукова, вице-президентом академии, Пушкин написал эпиграмму: «В Академии наук / Заседает князь Дундук/ Говорят, не подобает Дундуку такая честь/ Почему ж он заседает? /Потому что жопа есть».

Защищаясь от информационной экспансии, Россия говорит, что вопрос о Боге — вопрос веры, а не разума, и рационального ответа на него никогда не будет. Выбирая между верой в Бога и верой в отсутствие Бога, она находит для себя лучшим православную веру в Бога, так как это сохраняет ее.

Это был разумный ответ, но в стратегической перспективе у русской монархии не было шанса, потому что она стояла на фундаменте христианства, а Земля вращалась вокруг Солнца. Монархия могла выжить, если опускала развитие социума на уровень, исключавший понимание научных данных. Но это гарантировало ей техническое отставание и военную слабость, а значит, завоевание.

История поставила царскую Россию перед экзистенциональным выбором, по-русски говоря, трудным выбором существования: погибнуть от новых идей, разрушающих ее фундамент, или от пушек. Это примерно, как если поставить перед выбором, какой глаз выколоть, левый или правый. У России нет хорошего решения, и ей ничего не остается, кроме как маневрировать между плохими. В результате такой стратегии возникают щели, в которые проникают идеи гуманизма.

Русская информационная армия перед западной была как рыцарь перед ружьем. Она не могла защитить сознание населения, в первую очередь его самую талантливую и умную часть. Как только критическая часть сознаний была захвачена идеями гуманизма, царская Россия пала.

В 1917 году, в феодальной неграмотной крестьянской России произошла коммунистическая революция. Маркс пророчил ее Англии, Германии, но никак не России, которая плелась в хвосте общего забега, являясь первой среди вторых за счет своей гигантской континентальной массы.

Миф «православие» сменил миф «коммунизм» ленинского толка, хребтом которого была партия большевиков. С 1924 года формируется гуманизм сталинского толка, хребтом которого являлась номенклатура. В этот период красная Россия так рванула вперед, как никто не ожидал, и выровнялась физически (атомное оружие) и идеологически, Запад был вооружен демократией, а СССР коммунизмом. Они защищали сознание своих граждан и захватывали чужое сознание. Идея демократии захватывала сознание советских людей, а идея коммунизма американцев. Люди или открыто выступали против власти, или тайно сотрудничали. То и другое означало риск для карьеры, свободы и жизни. Но люди шли на эти риски, потому что считали это истиной.

Если бы класс управляющих в СССР преобразовался в класс хозяев, и ушел за ширму, предоставив массам устраивать всенародные выборы, как это сделали англосаксы, мир сегодня был бы не однополярным, а двухполярным. Но в силу множества причин этого не могло быть.

С 1953 года, после смерти Сталина, военная и экономическая мощь СССР остается на сопоставимом с США уровне. На идеологическом фронте складывается ситуация хуже, чем была у царской России. Та Россия противопоставляла западному влиянию «Православие, самодержавие, народность». Эта максима имела пусть и религиозное, но основание. Советская Россия выставляет против западного влияния лозунг «Мир, труд май», у которой нет идеологического основания.

Как армия не может быть только обозом, еще нужны боевые части, так государство не может быть только хозяйствующим субъектом, ему еще нужна идеология. И если нет своей, оно берет чужую. Лишившись своей идеологии, Россия берет чужую. Чтобы отличаться от потенциального врага, она вместо слова «демократия» используется «народовластие» и критикует Запад за то, что он недостаточно следует гуманизму, а вот СССР лучше ему следует, у него бесплатное образование, лечение, жилье, все трудящиеся имеют право на отдых и пенсии всем платятся, и так далее.

Россия окончательно встала на фундамент, в основании которого лежал гуманизм, и теперь его можно было взорвать. Не важно, насколько большое здание на заминированном фундаменте. Важно, что подрыв фундамента приведет к обрушению всего здания. И чем больше оно будет, тем выше его шансы рухнуть под собственным весом, так как ему не на что опираться.