"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Иванникова Валентина Степановна. Страница 19

Сергей попытался протестовать.

— Мне твое состояние понятно, — прервал его замполит. — Мы привыкли, теперь, на третьем году войны, можно говорить — привыкли и научились бить врага в открытом бою. А к коварству вражьему все привыкнуть не можем. Допустим, что и к твоей машине и к фесенковской враг руку приложил. Не будем уподобляться Могилевскому... Бдительность, капитан, это иногда так: зашел в хату, увидел постель из мешков с пшеницей, поинтересуйся, почему и кем она устроена. Ведь пшеница — продукт в этих местах, ограбленных врагом, во-первых, редкий. Во-вторых, на собственных боках проверяю, для подстилки не подходящий. Бдительность — внимание к большому и малому, к видимому и невидимому. Понятно?

Замполит и Сергей Осокин тут же отправились к Климчуку. Внимательно, не перебивая, выслушал Климчук обоих.

— Ну, и какие же выводы делаете лично вы? — спросил он у Осокина, когда тот окончил свой рассказ.

— Вывод пока только один, — сказал Сергей. — Где-то близко возле нас ходит враг, которого еще никто не видел.

— Невидимый враг и видимое вредительство, — задумчиво произнес Климчук, прохаживаясь по просторной горнице. Он подошел к своей сумке, лежавшей на столе, достал оттуда чертежи авиационного мотора. — Во всяком случае, — сказал Климчук, — завтра машинам не придется подниматься в воздух.

— Что вы, товарищ капитан! — усмехнулся Осокин. — Синоптики на неделю дали такую летную погоду, какую, кажется, за всю войну не давали!

— Синоптикам легче, — ответил Климчук. — Они имеют дело только с облаками. А у облаков, как известно, нет. моторов, которые могут неожиданно отказать. Сколько в полку новых машин? — повернулся он к замполиту.

— Почти две эскадрильи.

— Я только что получил копию приказа командира дивизии: эти «почти две» эскадрильи завтра останутся на земле. Будут самым основательным образом осмотрены моторы каждой машины.

— Вот как? — даже присвистнул Сергей.

— Да. Это необходимо, — твердо сказал Климчук.

Когда прощались, хозяин доверительно взял под руку Сергея и спросил:

— Как ваш земляк?

— Мысов?

— Мысов. Вы ему все-таки по-дружески посоветуйте: невесте надо писать. И почаще. Невеста, знаете, в жизни один раз бывает. А он ей около двух месяцев — ни слова.

— Что же писать? — мрачно отозвался Сергей, недовольный неожиданно веселым настроением следователя. — На месте Андрея и я бы невесте не писал. Веселого мало!

— Да вы не злитесь на меня, капитан! — теперь уже открыто засмеялся Климчук. — А прямо от меня заезжайте к своему другу — механику. И, кроме всего прочего, посоветуйте ему хорошенько выспаться: завтра у него будет ой как много дела!

— Товарищ Климчук! — просиял Осокин. — Дорогой мой, почему же молчал?

— Вот говорю.

— Значит, с Андреем — полный порядок?

— Полный. С завтрашнего дня приступает к исполнению своих обязанностей.

Всю обратную дорогу капитану Осокину казалось, что машина едет недостаточно быстро, и он нетерпеливо вертелся на своем месте.

— Да не егози ты, — проворчал замполит, занятый своими мыслями. — Никуда твой механик не денется! Написать письмо успеет.

Капитан Климчук в тот вечер тоже отправил на Урал только не личное, а повторное секретное письмо.

8. ДЕЛА УРАЛЬСКИЕ

Помощник Линева, Николай Иванович, ехал на Урал впервые. А название городка, где ему предстояло выполнить поручение начальства, он до того вообще никогда не слыхал. Поэтому первое, что он сделал, это запасся десятком популярных брошюр. Было необходимо не оказаться в нужную минуту профаном, а также просто интересно узнать о незнакомом крае.

Николай Иванович был еще совсем молодым человеком. К его стройной фигуре как нельзя лучше шла военная форма. И он форму очень любил. Но, получив распоряжение, оделся в штатское и вознаграждал себя только тем, что мог представляться «Николай Иванович». Называть себя по имени и отчеству ему тоже очень нравилось.

Ехали долго.

Вагон, куда попал Николай Иванович, оказался спокойным, купированным. Попутчики — два пожилых солдата, следовавшие после госпиталя в Сибирь на поправку, тихими, привычными к госпитальному режиму голосами обменивались сводками здоровья. А третий отсыпался, должно быть, за долгие месяцы недосыпания.

Николай Иванович был поглощен чтением. Лишь перед нужным ему городком завязался общий разговор.

— А знаешь, земляк, — сказал солдат, поправляя на шее марлевую повязку. — Баба на расстоянии куда дороже.

— Это вы о чем? — свесился с верхней полки соня-пассажир.

— Оно верно! — сказал второй солдат.

Николай Иванович отложил книгу.

Заинтересовавшая всех тема вылилась в рассказ солдата с повязкой на шее. Он поведал спутникам, как один его приятель — понимай он сам — переписывался с незнакомкой.

— Думал, она молоденькая, раз подпись ставит: «Клава», даже без отчества. Однако вышло — в моих годах. И с лица невидная — фотокарточку присылала. Словами же своими в душу запала на всю жизнь. И оттого, что она вдали и скучает, жалко ее. А раз пожалел, считай — дороже ее нету!

Николай Иванович составил себе программу действий еще тогда, когда получал задание. Он скопировал обрывок письма, по которому должен был найти его отправительницу.

Копия на бумажке выглядела так:

Она лежала в бумажнике Николая Ивановича.

А план действий начинался с того, что нужно разыскивать в школах и учреждениях городка девушек по имени Маша. Почему девушек? По логике, родственной логике рассказчика — солдата: если подписывается просто «Маша» — значит молодая.

Николай Иванович подумал, что случайная беседа в вагоне доказала его наивность. И он начал в который раз все мысленно пересматривать, перекраивать. Хотелось действовать безошибочно.

Поезд остановился у шлагбаума. Предположив, что на станции поезд может и не остановиться, Николай Иванович соскочил на землю, припорошенную снежком, и пошел вдоль линии.

Безлюдье и тишь казались прямо-таки неестественными. Железную дорогу обступали горы, покрытые хвойным лесом.

«Где же город? Сколько сдуру мне еще шагать придется?» — подумал Николай Иванович, когда его обогнал состав. Но последний вагон вдруг совсем близко юркнул за поворот, и путник решил, что досадовать пока рано.

Действительно, обогнув гору, он попал сразу на улицу, застроенную одноэтажными бараками. В конце ее виднелись заводские здания, высокие трубы. Городок обещал быть далеко не таким, каким представлялся на основе прочитанных довоенных описаний.

Он оказался большим и густонаселенным.

Николаю Ивановичу повезло — он устроился на ночлег довольно легко и сразу же познакомился с первой Машей в городе. Собственно, и проситься ночевать он стал в том доме, где услышал это имя.

Не спеша он шел по улице, приглядывался к редким прохожим, миновав бараки, рассматривал дома, принадлежащие, повидимому, частным владельцам, и вдруг услыхал крик:

— Марья, что ты дверь расхлобыстала? Марья!

На пороге крохотного домишки, подступившего к тротуару вплотную, появилась скособоченная женщина. Она остановилась, крикнула еще раз «Марья!» — хотя никого, кроме незнакомца, которого мудрено было принять за Марью, вблизи не было, и хотела закрыть дверь. Но Николай Иванович, притронувшись к шапке привычным жестом военного, задержал ее:

— Хозяюшка, нельзя ли у вас переночевать?

— Бездетным? — задала хозяйка вопрос в свою очередь.

Николай Иванович улыбнулся, ответил:

— Я один, — и был впущен в дом.

Они миновали рубленые сени, вошли в довольно просторную, тоже неоштукатуренную комнату с печкой посредине и швейной машинкой у окна. На полу и стульях лежали вороха заготовок и уже сшитого солдатского белья.

— У меня уже есть постоялица. И так одна живет. Вам надолго ли? — спросила хозяйка.