"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Иванникова Валентина Степановна. Страница 42
Мехти в раздумье приостановился.
Отсюда был хорошо виден двор.
Вот по двору, поскальзываясь и ругаясь, прошел Ферреро вместе со своим ординарцем.
У покосившихся ворот стоит часовой; он подоткнул за пояс полы шинели и надвинул на самый нос кожаную фуражку.
Крайнев, надев брезентовый плащ, выводит из конюшни старого мула; мул покорно идет к повозке, стоящей в углу двора…
Мехти никак не может сосредоточиться. А сосредоточиться надо. Надо поразмыслить, не произошло ли чего нового за время встречи с Карранти. Они встретились, сходили пообедать и разошлись. И все? Начальник штаба вел себя просто, непринужденно. Придраться пока было не к чему. Но он сделал один шаг, оставивший очень неприятный осадок у Мехти: притворился, будто не заметил, что в его комнате рылись. Он заметил, что рылись, — в этом Мехти не сомневался — и… не взорвался! Надо было ожидать, что он начнет бушевать, поднимет скандал, потребует объяснений. Он предпочел отмолчаться. Может, и вправду, он ничего не заметил? Нет, не мог не заметить. «Я нарочно переложил папку, подушку, выкинул на пол закладку из томика Данте. Кстати, читал ли Карранти «Божественную комедию»? Стоп, стоп, не отвлекаться! Итак, он все, конечно, заметил, но не подал виду. Одно очко не в его пользу… Одно очко. Оно может решить исход футбольного матча, но не ему решить вопрос, подозрительно ли ведет себя начальник штаба. Он человек волевой, может быть, обнаружил неладное, но сдержался, а при встрече с командиром спокойно потребует объяснить ему, с какой стати его вздумали взять под контроль. Но осадок продолжает мучить, как изжога… Предположим обратное: он все заметил, но решил не подавать виду. Значит, он видит в моем лице противника? Если так, то противника глуповатого. Что произошло потом? Потом мы пошли обедать… Нет, до обеда Карранти распотрошил пачку сигарет, сказав перед этим, что в них бывают спрятаны шпионские донесения. Возможно, что бывают. Но потрошить пачку ему все-таки было незачем. Перестарался Карранти? Еще одно очко?.. Нет, я, кажется, пристрастен, а в таком деле нужна полная объективность, спокойная, бдительная объективность с учетом каждой мелочи, иначе действительно окажешься в простаках.
Опять по двору прошел командир бригады.
Двое парней стали таскать дрова в дом — догадались все-таки убрать их из-под дождя.
Со двора выехал Крайнев. Дурень, пытается свернуть под дождем цигарку, а у самого пачка сигарет в кармане. Опять отвлекаюсь. Спокойней, Мехти, спокойней: не надо волноваться! Не забывай о напутствии полковника! Да, но как тут не волноваться, когда ни одной предосудительной мелочи. Ни одной! Спустились, пообедали, Карранти зашел в каптерку… Стоп! Здесь надо проверить себя».
Мехти в раздумье потер рукой подбородок.
Вдруг он отошел от окна, прошел через зал, коридор, спустился по другой лестнице вниз и вышел на крыльцо.
— Где командир? — спросил он у партизана, несущего охапку мокрых дров.
— В кухне, обедает.
Партизан уронил тяжелое полено. Мехти поднял его, положил себе на плечо, бегом поднялся в кухню. Он сбросил полено у плиты и подошел к столу, за которым сидел командир бригады.
— Хорошо, что пришел, садись, — обрадовался Ферреро.
— Я уже обедал с Карранти, — сказал Мехти и отстранил вертящегося вокруг стола подростка в болотных сапогах. — А к вам имею дело.
Ферреро обрадовался еще больше:
— Давай, давай. Полковника нет, так я себе места не нахожу. Когда дело — легче.
Мехти наклонился к командиру:
— Я слышал, что в последнюю неделю вы лично вели учет продуктов и табака?
— Вел и веду. Даже записываю.
— Тогда разрешите, товарищ командир, посмотреть, сколько наличных пачек сигарет записано на сегодня?
— Могу на память сказать. Было двадцать, утром после совещания я приказал выдать четыре командирам отрядов.
— Три пачки недавно взял Карранти: для себя, для меня и для Крайнева.
— Вот уж этому ротозею не следовало бы. Курево — на вес золота, — проворчал Ферреро.
— Значит, остается всего тринадцать? Можно проверить?
Ферреро заглянул во встревоженные глаза Мехти, — видно, не зря он спрашивает об этом, — затем вытер платком усы и рот, зажал в зубах пустую трубку, встал и приказал открыть дверь каптерки, на которой висел замок.
Старик-повар открыл дверь и вернулся к плите.
Мехти и Ферреро вошли в каптерку.
Мехти приподнялся на цыпочки и сгреб с полки все пачки сигарет.
Их было четырнадцать.
— Все ясно, — удовлетворенно проговорил он.
— Что тебе ясно? — недоуменно спросил Ферреро.
— Карранти взял отсюда две пачки. А третью — ту, что он дал Крайневу, — он принес с собой. Крайнев положил ее в карман и поехал в Сагу, за продуктами, — сурово и многозначительно сказал Мехти.
Глаза у Ферреро сузились.
— Перехватить! — не столько спрашивая, сколько делясь решением, произнес он.
— Нам надо знать, что он везет в этой пачке. Если…
Ферреро договорил за Мехти:
— Если там ничего нет, он будет под любым предлогом отправлен отсиживаться в одну из дальних деревень. Пусть Карранти пока его не видит. Если же есть, — глаза Ферреро сузились еще больше, — тогда действительно все ясно!
Он пососал трубку, подумал:
— Предоставь это дело мне. Сам оставайся при Карранти. Где он?
— Отдыхает!
— А что это ты так нахмурился, Михайло?
— Ох, трудно мне с ним будет!
— Ничего, ничего, Михайло.
В глазах у Мехти вспыхнул гнев, рука сжалась в кулак.
…Карранти действительно отдыхал в своей комнате. Он полулежал на кровати, подложив под спину подушку и укрыв ноги одеялом.
Сутки прошли удачно. Но он очень устал. Что-то он быстро стал уставать — Чарльз Беннет, которого в Федеральном бюро называли не иначе, как «Беннетом с железными тросами вместо нервов». Увы, перетираются и тросы. Но пойди докажи этим молодчикам из Нью-Йорка и Вашингтона, что такого груза, который навалил на себя Беннет, не выдержит и железнодорожный мост! Впрочем, давно уже известно, что сытый голодного не разумеет. Побыли бы они хоть день в его шкуре…
Стемнело. Карранти зажег свечу. Капнув стеарином на край стула, он прилепил ее между пепельницей и термосом.
Хорошо лежать вот так — вытянув ноги, ни о чем не думая… А Крайнев скоро будет в Саге. Придется еще недельки две-три походить по острию ножа. Какое там ножа, — бритвы. Надо завести бригаду в условленное место, а там уже можно будет перебраться и в более спокойный уголок!..
Карранти потрогал повязку на лбу — ссадина побаливала. Он снова поймал себя на мысли, что дорого заплатил бы за стакан хорошего, выдержанного коньяку. Нет, потом голова будет трещать… А голову надо иметь свежую: завтра продолжение поединка — с самим собой, с каждым встречным, с Михайло, с полковником, с Ферреро. Завтра опять надо будет есть эту паленту, носящую столько названий, но не перестающую от этого быть противным мучным месивом, и пить козье молоко, разбавленное водой. Завтра придется горячо пожимать руку полковнику за то, что тот сумел пустить под откос нацистский эшелон; призывать партизан к бдительности. Не забыть бы, кстати, напомнить еще раз Крайневу, что скоро ему будут переданы отцовские земли. Пусть ждет…
Карранти переменил позу. Зашелестели газеты, в беспорядке разбросанные поверх одеяла.
Он взял одну из них.
Объявление на четвертой странице возвещало, что награда за голову Михайло повышена до трехсот тысяч марок. Интересно, прочел ли Михайло это объявление? Наверно, не прочел: не хватило времени — надо было обыскивать комнату. А нацистам все-таки пришлось прибавить двести тысяч. Приличная сумма, неплохо было бы ее получить. Ведь так или иначе, а «ликвидировать» этого смелого, но еще не отесанного юнца можно будет только с его помощью — с помощью Беннета. Сколько же он запросил бы? Да не так уж много…
Карранти отбросил газету в сторону и, поправив одеяло, закрыл глаза.
Ему, Чарльзу Беннету, «номеру девятому», всегда казалось, что для его счастья нужно не так уж много.