Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ) - Маккаммон Роберт Рик. Страница 32

— Взгляни, — сказал Франко, протягивая кусок кости. На ее поверхности были глубокие борозды.

Виктор кивнул:

— Клыки.

Следы мощных челюстей зверя были видны повсюду. И затем, разгребая снег, Никита нашел голову.

Череп был оскальпирован и разгрызен, мозг съеден, но лицо Рыжего частично сохранилось. Нижней челюсти не было, язык вырван с корнем. Глаза Рыжего были открыты, и в них Михаил увидел выражение звериного ужаса. Он вздрогнул и отвернулся. Дрожь не от холода; он отступил на несколько шагов. Франко поднял кость ноги, на которой торчали ошметки мышц, и стал рассматривать ее.

— Громадная сила челюстей, — сказал он. — Он перекусил ногу с одного укуса.

— И обе руки так же, — добавил Никита.

Он сидел на корточках, глядя на кости, лежавшие перед ним в снегу. Лицо Рыжего было обращено к солнцу, лед на единственном уцелевшем веке растаял, и Михаил с ужасом смотрел, как по лицу его скатилась, как слеза, капля воды.

Виктор поднялся со сверкающими глазами и огляделся. Его кулаки сжимались. Михаил знал, о чем он думает: они — не единственные убийцы в этом лесу. Какое-то существо наблюдало за ними и знало, где их логово. Оно размозжило кости Рыжего, вырвало ему язык и вылизало мозги. Затем притащило сюда разгрызенные кости. Это был вызов.

— Заверни его. — Виктор снял накидку и передал ее Франко. — Не нужно, чтобы Павла видела это.

И он двинулся, обнаженный, решительным шагом в сторону от белого дворца.

— Куда ты? — спросил Никита.

— На охоту, — ответил Виктор, похрустывая снегом под ногами. Затем он побежал, длинная тень двинулась за ним.

Михаил смотрел, как он мчался зигзагами по лесу и подлеску; он увидел, как серые волосы появились на широкой спине Виктора, как начал сжиматься его позвоночник, и затем Виктор исчез в лесу.

Никита и Франко завернули кости Рыжего в накидку. Последней они положили голову — без челюсти, с застывшим ужасом в глазах. Франко поднял сверток; лицо его вытянулось и посерело; он посмотрел на Михаила, и на губах его заиграла злая ухмылка.

— Тащи их, заяц, сам, — сказан он и швырнул мешок с костями в руки Михаила.

От непомерной ноши тот упал на колени. Никита кинулся было помочь ему, но Франко остановил его:

— Пусть заяц тащит это сам, если хочет быть одним из нас.

Михаил взглянул в глаза Франко: они откровенно издевались, ожидая, что он сдастся. В нем загорелся огонь гнева, который заставил его приподняться. Но он поскользнулся и снова упал. Франко отступил на несколько шагов.

— Пошли, — сказал он нетерпеливо, и Никита поплелся вслед за ним.

Михаил напрягся, стиснул зубы; силы его были на пределе. Нет, такой болью его не испугаешь. Франко не увидит его побитым. Он никому никогда не даст увидеть себя побежденным! Михаил поднялся и с трудом зашагал, держа в руках то, что недавно было Рыжим.

— Хороший заяц всегда делает то, что ему сказано, — сказал Франко.

Михаил нес свою ношу к белому дворцу.

От останков Рыжего исходил медный запах застывшей крови. Кожа оленя имела свой запах — более высокий и сладкий, а от Виктора пахло солью и мускусом. Но к ним примешивался еще один запах в холодном воздухе; он достиг ноздрей Михаила у дверей дворца; запах был диким и неприятным, запах жестокости и коварства. Запах зверя, так отличающийся от запахов стаи Михаила, как черное отличается от красного; запах шел, как теперь понял Михаил, от костей Рыжего: дух зверя, который сломил его. Тот самый дух, по следам которого на гладком сверкающем снегу шел Виктор.

Ожидание насилия повисло в воздухе. Михаил почувствовал его, как прикосновение когтей к хребту. Франко и Никитой тоже овладело это чувство, они прощупывали взглядами лес, задавали вопросы, искали ответы, делали выводы с той скоростью, которая была теперь их второй натурой. Рыжий не был сильнейшим из стаи. Но он был умным и быстрым. Тот, кто разорвал его на части, был умнее и быстрее. Он был там, в лесу, ожидая, как отзовутся те, кому он послал свой зловещий вызов.

Михаил переступил порог дворца и увидел Павлу рядом с Ренатой и Алекшей. Ее губы беззвучно шевелились, она не сводила взгляда с мешка костей в руках у Михаила. Рената быстро шагнула вперед, забрала и унесла мешок.

Солнце зашло. В черном небе повисли сверкающие звезды. В глубинах белокаменного дворца потрескивал костер. Михаил и остальные члены стаи собрались у огня. Они сидели и ждали, а вверху ветер крепчал и свистел по коридорам. Они ждали. Но Виктор не появился.

Часть V. Мышеловка

Глава 19

В шесть утра 29 марта Майкл Галлатин надел полевую серую немецкую форму, армейские ботинки, кепи связиста и приколол наградные знаки — за Норвегию, Ленинградский фронт и Сталинград. Его снабдили профессионально изготовленными документами. По ним он являлся оберстом, то есть полковником, отвечающим за координацию сигнальных линий и систем контроля между Парижем и подразделениями армии, расположенными на побережье Нормандии. По бумагам, он родился в деревне Брагдонау в Южной Австрии. У него была жена по имени Лана и двое сыновей. Его политические убеждения были прогитлеровскими: лоялен к рейху, хотя и не состоял в нацистской партии. Был ранен осколком гранаты, брошенной русским партизаном, от чего у него остался шрам под глазом. Под шинелью у него был пояс со старым, хорошо вычищенным «люгером» в кобуре и в кармане шинели — две обоймы с патронами. В кармане мундира лежали серебряные швейцарские часы с изображением на крышке охоты на оленей. И ничего британского — вплоть до носков. Все необходимое он держал в голове: все въезды и выезды из Парижа, улицы вокруг квартиры Адама и места его работы и лицо Адама — лицо малозаметного клерка… Основательно позавтракав яичницей с ветчиной в компании Маккеррена, подкрепившись крепким черным кофе, он был готов к отъезду.

Маккеррен, всклокоченная гора в юбке гвардейцев «черной бригады», и молодой француз, которого шотландец называл Андре, вели Майкла по длинному сырому коридору. Каблуки его ботинок, снятых с убитого немецкого офицера, стучали по каменному полу. Маккеррен тихо обговаривал последние мелочи, по его голосу чувствовалось, что он волнуется. Майкл внимательно его слушал. Все детали крепко засели в его голове, и он был доволен, что все так хорошо продумано. Теперь ему предстояло идти по лезвию бритвы, зная каждый шаг.

Серебряные карманные часы имели одну пикантную подробность. Стоило дважды повернуть завод, фальшкрышка откидывалась и открывалось маленькое отделение с серой капсулой. Капсула была смертельной, с цианидом. Майклу пришлось согласиться взять капсулу с собой — таковы были неписаные правила службы разведки, но в душе он был уверен, что гестапо не возьмет его живым. Все-таки то, что он взял капсулу, видимо, облегчило душу Маккеррена. Майкл и Маккеррен в последние два дня стали друзьями.

Шотландец был отменным игроком в покер, и, когда они отдыхали от зубрежки и проверки знаний, он неизменно обыгрывал Майкла. Майкла огорчало только одно: в последний день он не видел Габи, и Маккеррен даже не упомянул о ней. Майкл решил, что ей дано новое поручение. «Оревуар, — мысленно попрощался с ней Майкл. — Желаю тебе счастья». Шотландец и молодой партизан-француз подвели Майкла к каменной лестнице, по ней они поднялись в небольшую пещеру, освещенную зелеными лампами. Здесь стоял длинный черный «мерседес-бенц». Машина была как новенькая. Майкл даже не смог найти на ней пулевые пробоины, так хорошо они были залатаны.

— Прекрасная машина, не так ли? — спросил Маккеррен, читая мысли Майкла, пока тот любовно гладил ее крылья рукой в перчатках. — Немцы умеют делать их, этого у них не отнимешь. У этих гадов вместо мозгов — рычаги и шестеренки. — Он показал на сиденье водителя, где за рулем сидела фигура в мундире. — Андре — прекрасный водитель. Он знает Париж вдоль и поперек.

Маккеррен постучал по стеклу, водитель кивнул и завел машину. Двигатель заработал с глухим приятным, мягким урчанием. Маккеррен открыл заднюю дверь Майклу; тем временем молодой француз открывал задвижки ворот. В пещеру ворвался утренний солнечный свет.