Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ) - Маккаммон Роберт Рик. Страница 50

— Давай лучше уйдем отсюда, — с опаской оглядываясь, предложил Миша.

Никита стоял, не отнимая руки с рельса. Он тоже оглянулся и посмотрел на темневший у него за спиной провал туннеля. Михаил видел, как он перевёл взгляд на въезд в западный туннель.

— Раньше я часто приходил сюда один. Мне нравилось смотреть, как поезд грохочет мимо. Это было давно, еще до берсеркера. Чтоб ему пусто было! Я видел много раз, как поезд проносится мимо оврага. Наверное, он идет в Минск, по крайней мере мне так кажется. Паровоз выходит из туннеля, — Никита кивнул в ту сторону, — и потом въезжает вон туда. Бывают вечера, когда машинист спешит, наверное, торопится поскорее добраться домой. Поезд доезжает до того туннеля за тридцать секунд. Если же он выпимши, то начинает тормозить, и тогда до дальнего туннеля он доезжает за тридцать пять секунд. Я знаю, я все давно рассчитал.

— А зачем это тебе? — удивился Михаил. Стук колес поезда, этот блуждающий гром становился все ближе и ближе.

— А затем! Когда-нибудь я все равно обставлю его! — Никита выпрямился, убирая руку с гудящего чугунного рельса. — Знаешь, чего мне хочется больше всего на свете? — Его миндалевидные азиатские глаза в упор глядели из темноты на Михаила. В ответ тот лишь молча замотал головой. — Быть быстрее всех, — взволнованно сказал Никита. — Быть самым быстрым во всей стае. Самым быстрым и не знающим себе равных. Чтобы за то время, когда поезд выходит из одного туннеля и въезжает в другой, успеть превратиться в волка. Теперь понял?

Михаил замотал головой.

— Ну тогда смотри, — объявил Никита.

Где-то в глубине западного туннеля показался далекий свет, рельсы задрожали, загудели под колесами приближающегося паровоза. Никита сбросил с себя одежду и остался неподвижно стоять, чего-то терпеливо дожидаясь. И вот внезапно из темного узкого туннеля вынырнул паровоз, черная громадина, похожая на вырвавшееся на свободу чудовище, во лбу которого ярко горел желтый глаз. Клубы его жаркого дыхания с ног до головы окутали Михаила, и тот поспешно отшатнулся назад. Никита же, стоя на краю насыпи, почти у самых рельсов, не повел и бровью. Мимо громыхали товарные вагоны, из-под колес во все стороны разлетались искры. Михаил видел, как Никита напрягся всем телом, начиная обрастать черной шерстью, потом он, вдруг сорвавшись с места, бросился бежать вдоль путей, а кожи на спине и ногах уже не было видно под темной волчьей шкурой. Он во весь опор мчался в сторону восточного туннеля. Позвоночник его вдруг выгнулся, кости ног укорачивались на глазах. Михаил видел, как полоса черной шерсти спустилась ниже пояса, и у самого основания позвоночника показалось и начало быстро расти что-то темное, всего за несколько мгновений ставшее мохнатым волчьим хвостом. Спина Никиты уже изогнулась дугой, и он бежал, низко пригнувшись к земле; руки, покрытые жесткой шерстью, все обрастали крепкими мускулами, а человеческие ладони превращались в волчьи лапы с острыми когтями. Он поравнялся с паровозом и теперь мчался вдоль рельсов, вместе с ним направляясь ко въезду в восточный туннель. Машинист никуда не спешил и притормозил перед началом пологого спуска, но из трубы паровоза по-прежнему вылетали яркие искры. Скрежещущие тяжелые колеса гремели всего в полуметре от ног Никиты. Он бежал что было сил. На бегу ноги у него внезапно свело судорогой, он чуть было не потерял равновесие, и это мимолетное замешательство решило исход необычного поединка. Паровоз вырвался вперед, оставив после себя клубы дыма и снопы кружащихся в воздухе искр. В этом черном вихре Михаил потерял Никиту из виду.

Поезд с ревом ушел в восточный туннель, направляясь домой, в город Минск. На площадке последнего вагона раскачивался из стороны в сторону красный фонарь. У быстро рассеивающегося дыма был горький запах сырых дров. Михаил зашагал вдоль рельсов, все еще чувствуя висевший в воздухе раскаленный жар. Искры быстро гасли, и зола, кружась, оседала на землю. Близился рассвет.

— Никита! — позвал он. — Где…

Кто-то большой и черный, выскочив из темноты, тут же набросился на него. Огромный черный волчище, со всего размаху поставив лапы Михаилу на плечи, повалил его на землю, наступая передними лапами ему на грудь, пристально глядя в лицо раскосыми карими глазами и скаля острые белые клыки.

— Прекрати, — недовольно сказал Михаил, отталкивая от себя волчью голову. Волк; зарычал, щелкая зубами у самого его носа. — Перестань, слышишь? — снова приказал Михаил. — Мне же больно. Ты меня раздавишь!

Волк оскалился, обнажая крепкие клыки, и вдруг принялся радостно лизать ему лицо розовым шершавым языком. Миша взвизгнул и попытался отпихнуть волка, но и на этот раз у него ничего не вышло: Никита оказался слишком тяжелым. Наконец Никита убрал лапы с его груди, и мальчик тут же сел на земле, подумав о том, что к утру в том месте, где Никита упирался своими лапами, наверняка появятся синяки. Никита принялся кружиться на месте, пытаясь поймать зубами собственный хвост, а затем бросился в густую высокую траву на склоне оврага и стал валяться в ней.

— Вот ведь сумасшедший, — пробормотал Михаил, поднимаясь с земли.

В то время как Никита нежился в траве, тело его вновь начало принимать человеческий облик. Трещали сухожилия, кости занимали привычное положение. Никита тихонько вскрикнул от боли, и Михаил поспешил пройти вперед на несколько шагов, давая ему возможность остаться в эти минуты наедине с самим собой. Примерно секунд через тридцать Михаил услышал у себя за спиной негромкое:

— Фу ты черт!

По пути Никита обогнал его, направляясь к брошенной на земле одежде.

— Запутался в собственных ногах, — бормотал он. — Все из-за них, вечно они мешаются…

Михаил зашагал рядом; черный дым постепенно улетучивался из оврага, и вместе с ним рассеивался принесший с собой запах раскаленного железа дух цивилизации.

— Все равно непонятно, — робко проговорил Миша наконец. — А что ты там пытался сделать?

— Я уже говорил: мне нужно стать быстрым. — С этими словами Никита оглянулся назад, с сожалением глядя на туннель, в котором скрылся поезд. — Завтра ночью он снова пройдет здесь. И послезавтра тоже. И тогда можно будет опять попробовать. — Оказавшись на месте, он поднял одежду с земли и небрежно набросил накидку на плечи. Все это время Михаил недоуменно смотрел на него, не понимая, к чему все это. — Если ты спросишь у Виктора, то он наверняка расскажет тебе одну историю, — продолжал Никита. — Виктор говорит, что старик, который был тут вожаком, когда он сам только-только пришел в стаю, знавал одного человека, когда-то жившего в нашей стае, который мог пройти превращение всего за двадцать четыре секунды. Можешь себе представить? Полностью превратиться из человека в волка за двадцать четыре секунды! Даже у самого Виктора уходит больше чем полминуты. А уж я… Да куда мне! Я так себе…

— Нет, ты не так себе! Ты быстрый.

— Недостаточно быстрый, — с горечью поправил его Никита. — Я не самый ловкий, не самый сильный, не самый находчивый. Но всю жизнь, даже мальчишкой, даже тогда, когда мне было не больше лет, чем тебе сейчас, — а я тогда надрывался в угольной шахте, — уже тогда мне хотелось совершить что-нибудь такое… особенное, понимаешь? Если долго работать на самом дне шахты, глубоко под землей, тобой в конце концов начинает овладевать какое-то навязчивое желание, начинаешь мечтать стать птицей. Возможно, эта мечта меня все еще преследует, и теперь я хочу, чтобы мои ноги стали крыльями.

— Ну а что из того, самый ты ловкий или…

— Для меня это важно, — перебил Мишу Никита. — Цель у меня такая есть, понимаешь? — И он тут же продолжил, не дожидаясь ответа: — Я прихожу сюда каждый день летом, из года в год, но только ночью. Я не хочу, чтобы машинист меня увидел. И в самом деле становлюсь быстрее. Вот только ноги меня подводят. — Он махнул рукой в сторону дальнего, восточного туннеля. — Но все же когда-нибудь я сумею обставить поезд. Я начну вот отсюда, еще человеком, и, до того как поезд войдет в тот туннель, волком перепрыгну через рельсы перед самым носом у паровоза.