Маячный мастер (СИ) - Батыршин Борис. Страница 11

— Зажмурься и досчитай про себя до двадцати пяти! — крикнул из кормового кокпита Серёга. — Это зрение приспосабливается, у здешнего солнца какой-то другой спектр, что ли…. Казаков послушно последовал совету, и когда разлепил-таки веки, окружающий мир пришёл-таки в норму. Можно сказать, он почти не отличался от тропического пейзажа каких-нибудь Карибских островов- если бы не две крупные разноцветные луны, повисшие почти в зените, и ещё одна, гораздо крупнее, которая чудовищным горбом высовывалась из-за линии горизонта.

За спиной раздалось короткое «Гав!» Кора, сделала стойку на крыше каюты — уши торчком, насторожены, шерсть вздыблена, в горле глухо клокочет.Они взяли собаку с собой, покидая Зурбаган — Кора сама перепрыгнула с борта «Квадранта» на «Штральзунд» и улеглась на привычном месте, в углу кокпита. Когда шхуна вошла в Фарватер, она шмыгнула в каюту — и вот теперь выбралась наружу и приветствует незнакомый мир на свой, собачий манер. Хотя, почему незнакомый? — поправил себя Казаков. — Кора ведь и в прошлый раз сопровождала сюда Серёгу. И, если судить по реакции умной зверюги — Мир Трёх Лун не слишком ей понравился.

Казаков пошарил в железном слесарном ящике (судя по содержимому, попавший сюда вместе с судном, с Земли) и извлёк искомое.

— Лови!

Сергей перехватил брошенный инструмент и принялся возиться в проволочной закруткой.

Они уже четвёртый час возились с установкой маячного зеркала на утёсе. Сергей настоял на том, чтобы сменить несколько балок на свежевырубленные в ближней рощице жерди — прежние отчего-то не внушали ему доверия. Новые элементы конструкции крепились при помощи толстой стальной проволоки, для чего пришлось карабкаться вверх по решётчатой опоре, а потом ещё и налаживать из блоков и канатов подъёмник.

— Готово!

Сергей бросил на землю пассатижи и вслед за ними сам сполз вниз. — Теперь ещё тросики к рычагам приспособить, чтобы управлять этим хозяйством снизу, ну и чехлом укрыть от ветра.

— А где чехол возьмём? — осведомился Казаков.

— На «Штральзунде» был старый брезент. Закутаем им эту пирамиду так, чтобы только зеркало наружу торчало.

Казаков оценивающе оглядел конструкцию…

— Не удержится. Первый же шторм сорвёт, Этот твой брезент как парус будет, всю нагрузку от ветра примет на себя, да ещё и ферму покалечит.

Сергей с сомнением оглядел сооружение.

— Может, ты и прав, не стоит. Пока так сойдёт, а когда обоснуемся тут надолго — что-нибудь придумаем. Фанеры там доставим из Зурбагана, или хоть железа кровельного, чтобы заколотить ими эту пирамиду…

Он собрал разбросанные инструменты, сложил в ящик, выпрямился, и долго отряхивал ладони.

— Вот что, давай-ка устраиваться на ночь здесь. Вниз карабкаться — нету никаких моих сил. Вон там, у скалы — он показал рукой, где, — есть маленькая пещерка, я там в прошлый раз ночевал. Разводи костерок, сейчас ужин сообразим…

Казаков кивнул. Он, конечно, предпочёл бы ночёвку в каюте «Штральзунда» или в поставленной на песке, на берегу палатке. Нодоставка всего, потребного для ремонта маяка отняла у спутников все силы — груз приходилось тащить по горной тропе на себе, причём одно маячное зеркало, разобранное на отдельные вогнутые пластины, пришлось доставлять наверх в два захода. Разумеется, большая часть работы выпала на долю Сергея, просто в силу физической формы и возраста.

— Здесь, так здесь, согласился он, испытав изрядное облегчение. Оба они намучались за этот долгий день, и теперь мысль о том, что придётся в сгущающихся сумерках тащиться вниз, перебираясь через камни и рискуя во всякий момент переломать ноги, вызывала у него отвращение. Погода отличная, лёгкий вечерний бриз обдувает площадку, Кора деловито снуёт по кустам, распугивая лаем местную мелкую живность. Грот оказался именно там, где указал Сергей — осталось только нарубить веток для лежанок, застелить их прихваченными с о «Штральзунда» одеялами, и заняться приготовлением ужина. Не забывая о квадратной бутылке чёрного покетского рома, дожидающегося своего часа в рюкзаке. Но сперва — можно позволить себе несколько минут ничегонеделанья… и размышлений.

Казаков подошёл к краю обрыва и встал, заложив руки за спину. Солнце садилось за далёкую гряду островов у самого горизонта, и три луны уже почти не отвлекали на себя внимание. Широкая полоса белого прибоя, окаймляющего остров, словно светилась, и на её фоне чернела глыба «пиратского» корабля, сидящего на рифах — вопреки Серёгиным опасениям, шторма пощадили главную достопримечательность островка. Ночное небо, непривычно фиолетового оттенка быстро заполнялось звёздами — по-южному крупными, яркими. Он привычно (всё-таки два курса кафедры астрономии МГУ в багаже, не считая кружка Юных Астрономов в Московском Дворце пионеров!) поискал взглядом знакомые созвездия. Но не нашёл ни одного. Из привычного на небосводе имелся только Млечный Путь — но угол его наклона вгонял в оторопь. Казаков попытался прикинуть, где может располагаться этот мир относительно Солнечной Системы, но быстро оставил это занятие — зацепиться было совершенно не за что.

— ну что, ты долго там будешь наслаждаться видами? — крикнул Сергей. Казаков обернулся — старый друг сидел над сложенными шалашиком ветками, из которых уже поднималась струйка дыма. Снятые с маячной опоры балки валялись тут же, предназначенные на дрова. — Костёр я, так и быть, разожгу, а ты набери-ка воды. Там, справа, за скалой есть родничок, вода-как слеза, только холодная очень. И поскорее, а то жрать охота прямо-таки нечеловечески…

— Фляжка — это, конечно, неплохо…. — задумчиво произнёс Казаков. — Оловянная такая, плоская, граммов на двести-двести пятьдесят… Как там у Конана Дойля: если на мне брюки, значит в них есть задний карман, а если есть задний карман — то он не пустует. Отхлебнуть чутка, стресс снять при случае, предложить кому-нибудь для знакомства… Но по-настоящему надо вот так, из бутылки!

И сделал глоток прямо из горлышка. Уровень тёмного напитка в мутном стекле заметно уменьшился.

— Инспектор Лестрейд говорил о револьвере. — Сергей протянул собеседнику обструганную веточку нанизанным на неё куском колбасы. — Хлебать благородный напиток из горла̀, словно какой-нибудь «Агдам» или, прости господи, «Солнцедар» — это типичный интеллигентский декаданс поздне-брежневского разлива. Нет, я уж лучше как приличный человек, из стакана̀…

И плеснул рома в жестяную кружку, (родом с Земли, отметил Казаков, как и многое на борту 'Штральзунда), натрусил смеси пряностей из бумажного фунтика. Понюхал, выжал в кружку два крошечных ярко-зелёных плода, формой, напоминающих лимоны. Их он набрал по дороге, ободрав попавшийся по дороге куст.

— Эстет. — оценил усилия собутыльника Казаков. — А ещё говоришь — приличный человек! Не умеешь ценить природный продукт, натуральный!

— Эстет на Земле остался. — ответил Сергей, намекая на старинного приятеля по словесным играм, который как раз носил это прозвище. — Как он, кстати? Я пытался дозвониться, не отвечает…

— Понятия не имею. — Казаков потянулся в полупустой бутылке. — Может, просто городской номер отключил, сейчас многие так делают. Я в последний раз видел его лет пять назад — кропал статейки в каком-то литературном журнальчике и пил, как подорванный. Но жил, вроде, там же, на Речном… А ты что, его тоже сюда позвать хотел?

Сергей поставил кружку на уголья, поворочал, устраивая так, чтобы не опрокинулась.

— И в мыслях не было. Ты же знаешь, он, в сущности, кроме болтовни да фантазий никогда и ни на что способен не был…

— Фантазий, говоришь? — Казаков сощурился. — А сам-то? Или я, к примеру? Те же уши, только в профиль… то есть фантазии. В профиль.

— На комплимент нарываешься? — Сергей иронически, с подначкой ухмыльнулся. — Не дождёшься. Скажу только, что искал того, кому могу доверять в трудной ситуации. Такой, как сейчас, к примеру.

— Что же в ней трудного? — искренне удивился Казаков. — Сидим, бухаем, море вокруг, природа, колбаска опять же жареная…